| ПОЭЗИЯ | Выпуск 76 |
|
Страницы из пропавшего архива писателя сохранившегося в свободном переводе с оригинала его русским почитателем Черновой набросок Моя страна не первый год больна, Чему словарь ораторов свидетель, Где в каждой речи слышится: «война» И то, как нам врага не проглядеть бы... Как быстро всё забылось, Боже мой, – Галиция, Верден, Версальский финиш!.. Вы спросите: на сердце тяжело ль? Отвечу – нет. Хотя слегка тошнит лишь. Но в каждом немце музыка жива, И пессимисту я скажу: – Послушай, Пусть жизнь под ритмы маршей тяжела, – Вернутся звуки, что врачуют души. Ну, а пока развескою гирлянд На ёлке из Шварцвальда бюргер занят, Декабрьскими ветрами фатерланд От Мюнхена до Любека пронзает. У двери Новый год. Тридцать восьмой уже!.. Неясно лишь за запахом еловым, Что ждёт нас всех на этом рубеже, Что ждёт меня и близких в этом Новом. Письмо из Любека От земляка, узнавшего, что в текущем 1938 году писатель (пятью годами ранее уже покинувший Германию и отказавшийся от предложения властей вернуться на родну) собирается в США О чём скорбите, Томас Манн? – Хотел спросить бы вас, Когда народ наш сыт и пьян, И обожает власть. В почёте Лютер, как всегда, И Вагнер точно – Бог, А вы – Германия больна И немец – плох. Смотрите в фильмах Рифеншталь И в киноновостях, Как в Рейхе закаляют сталь И молодёжь растят. Наш фюрер любит и любим, Мы с ним не знаем бед, А вы – всё это, дескать, дым И геббельсовский бред. Ах, Томас Манн, сказал бы я, Не радоваться грех, Когда австрийская земля Вернулась в отчий Рейх. Судетам согревает дух Такою же мечтой, А литератор слеп и глух, Мол, всё это – ничто! Ах, Томас Манн, ах, Томас Манн! Какой вас точит червь, Зачем вам нынче чемодан, Америка зачем? Ах, Томас Манн, ах, Томас Манн, Ну, право, так нельзя! Своя страна – не талисман, Её с собой не взять. Скитаться по чужим краям, Забыв привычный быт? А в Рейхе счастлив Караян И Штраус не забыт! Спасут вам книги из огня, Рассеют смрадный дым, Скажите только: рад бы я Стать Фаустом вторым. Какая мелочь это впрямь, – Лишь подтвердить пером, А вы своё, мол, Рейх наш – дрянь, И превращён в дурдом. Вы – удивительный нахал, Мы ведь – одна семья. Привет из Любека! Зиг хайль! Вас помнящий земляк. Пометка, рукой получателя Германия, родина, во мраке сих лет Я лишь огонёк зажёг. Какой же мне дать земляку ответ, Когда он с ума сошёл? Как трудно подчас слова подыскать – Такого не помню давно. Европу, увы, задавила тоска И сдюжить не всем дано. Живу, тебя на куски не деля, Чтоб выбрать лучшую часть. Культура немецкая там, где я. По меньшей мере, сейчас. Из записей, предположительно относящихся к осени 1939 года 1 Зачем – то к Шиллеру, то к Гёте Невольно тянется душа, Когда листвою в позолоте Деревья надо мной шуршат... Кто знает, есть ли горше чувство, Чем то, что помня, где ты жил, Осознавать – там нынче пусто, И ложь рождается из лжи. Блажен, кто не утратил веры, Храня в себе её лучи, Ведь духа Мюнхена и Вены Сейчас во тьме не различить. О, время вышколенных полчищ, Всесокрушающих машин, Реляций бодрых, нравов волчьих – Кто это всё теперь сложил?.. В какую ж родину, Европу, Мне верить, адрес свой сменя, Чтобы не чувствовать ни рвоту, Ни стыд за то, что немец я. 2 Какистократия[1] – сказавший это грек, Предполагаю, был достойным мужем, Так обозначив зло в свой смутный век И в тот, что был для нас Кассандрой сужен. Письмо Г.Манну Предположительно в 1940 году Здравствуй, Генрих, ну как Твои звёздные выси? Извини, что рука Чуть медлительней мысли... В прошлый раз не успел Со словами о главном: Наплевать на успех, Если дома неладно. Или проще – беда, Но любовью сыновней Я с Германией. Да. Лишь не с этой. С иною. Там, где власть подлеца, Просто не о чем спорить, Нужно ждать лишь конца (Уповаю на скорый). Нынче Вагнер – не мой, Мой – иной, непохожий. Фридрих Шиллер – немой, Да и Гёльдерлин тоже. Эти хриплые «Sieg» Понимаю хотя я, – Не немецкий язык, Но язык негодяев. Сквозь коричневый чад Каждый шаг как на ощупь, Слышу – птицы кричат Возле сгубленной рощи. Даже птицы! И мне ль Вдруг лишать себя речи, Когда ложь, как шрапнель, Чьи-то души калечит?! Представляешь талант, Схожий с липой без листьев? Вот и наш фатерланд Точно так мне немыслим. Словно сад без земли, Что под дождиком мокла И без той бузины, Что глядела нам в окна... Ничего, будет жизнь, Вспыхнет свет в тёмном доме! Верь, работай, держись. Обнимаю. Твой Томми[2]. Вдали от фатерланда Из ответов писателя на вопросы журналистов (предположительно) в Чикаго весной 1941 года – Ну, как в Америке живётся мистер Манн? – Себя не чувствую я уткою хромою. – Германия порою снится ль вам? – Не часто, но, действительно, порою. – Германия и Гитлер – в чём их связь? – Здесь связи нет, и, право, нет резона Уравнивать безнравственности грязь С обычной для ненастного сезона. – Природа и политика подчас Свидетельствуют – мир их схож по сути. – Надеюсь всё ж, что смерч и палача Не спутают ни прокурор, ни судьи. – Синоптики? – хотите вы сказать? – Нет, не они. Не надо путать роли. – Вы против смертной казни или за? – Я против незаслуженной неволи. – Вы патриот? И если да – какой? – Не выбирают места, где родиться. С Германией я связан, но не с той, В чьём пламени чернеют книг страницы. – Германия за фюрером идёт. Для большинства Он – нации спаситель. – Мне кажется, что нет тут волшебства, Лишь слепота народная, простите. – Народ ослеп на восемьдесят пять Процентов, или эта цифра лжива? – Могли бы вы процентом больше взять Для чепухи подобного пошиба. – Что в данном случае имеется в виду? – Я цифр иных, конечно, не имею, Однако полагаю, и в бреду Нельзя принять такую ахинею. – Статистика, по вашей мысли, бред Или, быть может, эта не по вкусу? – Статистики надёжной в Рейхе нет, А та, что есть – лишь геббельсовский мусор. – В работе вашей что для вас главней? – То, что зовётся «творческие муки» В чеканке фразы, чтобы смысл был в ней Для сердца и ума – не для науки. – Вне веры существует ли талант? – Неважно, в чём я грешен или каюсь. Мне нечего сказать об этом вам, Но в слове «фатерланд» я слышу «хаос». – Довольно мрачновато... Отчего ж? Не видим в кинохрониках мы разве Германию, где колосится рожь И флаги развеваются как в праздник! Не видим разве мы рабочий класс, И бодро марширующих атлетов?!.. – Об этом говорили мне до вас, И письма я читал не раз об этом. Но можно ли забыть про тех громил, В чьих глотках клокотало: «Juden raus!» Тех, кто предместья Лондона бомбил, Счастливо в объективы улыбаясь... – Берлин с Москвою, кажется, теперь Усерднее в сотрудничестве стали?.. – Германия сегодня хищный зверь, А хищники нередко бродят стаей. Увы, печален всякий фатерланд, Чей дух отравлен пропагандным ядом. – Из ручек «Паркер» или «Ватерман» Удобнее для вас? – Удобнее мне та, что рядом. Нет преимуществ перьев и чернил. Так было в прошлом, так оно и ныне. Всё дело в нас самих – не в том, чем мы Выводим строки те или иные. Что удалось и что не удалось – На этот счёт не существует догмы. Кто их диктует свыше? – вот вопрос! Но на него ответить я не мог бы. Два текста, найденных среди бумаг писателя 1941–42 года Наедине с закатом Опять за окном с геранями Закат нью-йоркский дрожит, Но мыслями я с Германией Запутавшейся во лжи. Во лжи, что ей всё позволено, Что uber alles она – Душа бедою раздвоена И напрочь разделена. Коричневой мглой накрыло Полмира, что где-то там – От вод Ла-Манша до Крыма, От Балтии до Балкан.... Мысли о Венеции на берегу Атлантического океана Подчас искать большое ни к чему, Когда важнее то, что рядом – в малом... Венеция, ты помнишь ли чуму, Что шествовала вдоль твоих каналов? А я сейчас, сквозь вековой проём, Смотря на океанских волн осколки, Стараюсь скверну нынешних времён Сличить с твоей трагедией высокой. |
[1] (Вернуться) Какистократия – государственное устройство, при котором власть в стране принадлежит худшим.
[2] (Вернуться) Именно так обращался к брату Г.Манн.
|
|
|