| ПОЭЗИЯ | Выпуск 77 |
|
САМЫЙ БЕЛЫЙ СВЕТ перебеги дорогу белый свет под шорох шин и наледи скрипенье под вечный шепот в обмершей листве не облетевшей вовремя сирени ты спой мне спой неловко на бегу на полувздохе быстрого полета твой чистый звук как белый снег как нота как та капель что дышит на снегу бездонный свет я лишь тобой согрет мне хочется свободы и покоя нашаривать обветренной рукою в пустом кармане пачку сигарет пускай на перекрестках ничего не обозначит предуведомления на этот час свободен будет пленник от времени и места своего в котором нет сомнений и примет пусть даже в нем и саван есть и заступ но ничего тебя уже не застит мой белый свет мой самый белый свет КАДР №6 Опять разметила зима По крышам белые закладки. Стоят озябшие дома В урбанистическом порядке. Ах птичка, вечно вдалеке То мысль твоя, то взор туманный. Что за неведомые страны, Где ты с судьбой накоротке? Нам город – домом, снег – плащом, Свои заучиваем роли. Давай опять заправим ролик И щелкать заново начнем! И в этом городе твоем, На полотне старинных зданий Мы как всегда, обнявшись, встанем, И кто-то снимет нас вдвоем. Портрет поставим на столе – И будем видеть ежедневно: Вот это мы, а это – небо На мачтах белых кораблей. * * * Наша речь запечатана эхом, птицекрылые братья мои. Что ж вам в гулкое гладкое ухо оловянные льют соловьи? Боль минутна, пройдет, не изменит, глухотой обнадежен и цел ты отныне для всех соплеменник миллионом трудящихся тел. Муравьиное семя густое, рельсы ровные, дом обжитой, воздух сладкий на вере настоян, не страшит огневой пустотой. Как настроено наше дыханье на прием чужеродного сна, что-то плещет в небесном стакане, но копейка не светит у дна. Кто отец ваш, кто мать, кто наследник? не познавшие вволю родства, вы без первых теперь и последних. И чужие у горла слова. ЭПИЛОГ Мы снова таем в отраженьях Там, наверху. И под ногами – Едва приметное движенье Домов, окутанных снегами. Мы все летим в прозрачном лифте. Наш город спит – почти в полете. Не слышен звон опавших листьев, Заснул палач на эшафоте. Он видит сладкие картины Лужаек, свежих и зеленых, Стоят в тумане паутинном Полуразбуженные клены. И ветерок над ним качает Не труп на виселице синий, А зацепившийся случайно Платок на дереве бузинном. И все оставлено до завтра – Портной заснул над черным платьем. Еще царит над миром запах Незавершенного объятья. Спит клерк, почти одушевленный, Среди гроссбухов и закладок. Спит свет неоново-зеленый В витринах узких и прохладных. Качает створки расписные Недоуменный март несмело. Вороны съежились, босые, Дыша в карниз обледенелый. Летит земля, себя пугая, Пытаясь вырваться из плена, Пока горит звезда другая Алмазным гвоздиком вселенной. Еще мне кажется обычным Твое неровное дыханье. В полете плещется ритмично Вода в опаловом стакане. И я под мертвый звон трамвайный С улыбкой сонной и несмелой Еще привычно обнимаю Твое исчезнувшее тело. * * * Три слова легкие о мелком, дыханье тонкое, и тень под опрокинутой тарелкой и натюрмортом набекрень. А вот и полдень за калиткой: бурьян и небо – все в огне. Тропинка вымощена плиткой, не торопящейся ко мне. Как я скучаю, как тоскую, но этих мест не знает свет. Где родину возьмешь такую, ведь родины на свете нет. Ее придумали для бедных, чтоб сердце сжалось, как в дыму, когда в видениях последних я окажусь в родном дому. И что-то в форточке задышит, и занавеску отогнет, и тихо скатится по крыше, и в эту землю упадет. * * * ночью вдруг поняла что давно не интересовалась папиной жизнью ничего о нем не знаю что у него за дела как он там от горечи проснулась и вспомнила что папа умер много лет назад лучше вечно быть неблагодарной чем заново проснуться сиротой |
|
|
|