| ПОЭЗИЯ | Выпуск 80 |
|
* * * А ты идешь к стене и видишь тень – она растет в стене тебе навстречу, как и всегда, и как обычно с тем, чтоб провести с тобой сегодня вечер. Что и понятно: столько лет вдвоём – зеркальны жест, молчание, поступок, и так привычно верить – не умрём, когда погаснет свет и тьма наступит. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ От пчелиного меда к утру остается укус. Мы себя не признаем, и если проснуться в ночи, Будет сбоку уже догорать можжевеловый куст, И слова исчезать на стене. Ты без них помолчи. Входит девочка с кличкой Апрель, и холодной рукой Тем, кто в доме тревожно не спит, закрывает глаза, И слова повторяет с такой леденящей тоской, Что застынут минуты, а значит помчатся назад. К середине реки доберется ли птица, и там В середине теченья и водоворотов её Продолжается речь, но звучит, как занудный диктант, Как забытое счастье, как в будущем горе моё. И печальная тройка несется по гулкой степи: Три драконьих главы с конской гривой, да заупокой Колокольцы звенят, повторяя в ночи: «Ты стерпи!», И промчится сквозь сон город-сад, словно в яблоках конь. ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Вернуться в прошлое, и нас, Уже почти тридцатилетних, Увидеть, вспомнить имена – От самых первых до последних. Скупой, спартанский там уют Как и у всех, вплоть до деталей, И те, кого бессрочно ждут, Заходят с репликой: «Не ждали?!» Всегда там будет что налить, И начиная с пива утром, Путь в тысячу возможных ли Начнут мудрейшие из мудрых. Себя – последнее беречь: Не стоит жертв ни век, ни город, Быстрей портвейна льётся речь И пепла в пепельницах горы. Там звон стаканов, смех подруг, Готовых хоть всю ночь трепаться, Бычок от сигареты «Друг» Слепым щенком оближет пальцы. Хватило бы на всех цитат, Но, начиная с самых древних, Всё громче за окном листа Прямая речь среди деревьев. Вернуться в прошлое. Звонок К входной двери прикручен криво, И я легко, как только мог, Его коснулся сиротливо. Кто там? С вопросом? В этот миг, Среди застолья и угара, Кем покажусь я визави: Чужим? Опасным? Лысым? Старым? «Кто там?» – Он мне не отвечал, Застыв в дверном проёме косо. – «Чего б я шлялся по ночам?!» Я дверь закрыл, вернувшись к тосту. И на вопрос: «Кто приходил?» – Пожал, как водится, плечами: «Какой-то форменный дебил, Из тех, что шляются ночами». * * * В прозрачной вазе преломлённый луч От лепестка к подрезанному стеблю Стекает, чтобы породниться с тем бы Подводным миром, преданным стеклу. Там сутками стоит прощальный звон, Но если пальцем гладить ткань букета – Его узор вдруг озарится светом И для тебя раскроется бутон. * * * Дождь прошёл, промокла плошка Человеческой беды, – В ней надежд сухая крошка Да глоток сырой воды, Да бездонное величье С отражённой синевой, За которой пенье птичье, Млечный звук голосовой. МУЗЕЙ УИТНИ. АМЕРИКАНСКОЕ ИСКУССТВО В заповедных колодцах Великих озёр остывает Луна, Долетит до реки Рио Гранде с Атлантики редкая птица – И к полуночи вширь континента, уже засыпая, страна, В городах притушив фонари и предгорья разгладив, ложится. До зари сон глубок и спокоен: орёл, распластав в глубине Свои крылья, течением ветра легко превращается в точку, И висит в синеве до весны, и как только бывает во сне, Опустившись на ветку магнолии, станет апрельскою почкой. Сон столетьями крепок, хоть в Вилледже стукнет о стойку стакан, А к утру запоют в одиночестве и разругаются матом, Видно Хоппера с Вудом смешав, и барменши невольно рука Вздрогнет, будто она лишь одна в этой вечной тоске виновата. |
|
|
|