Сегодня случатся странные вещи

Что сегодня за день такой, думал Комаров, переключая скорость и разглядывая в мокром стекле дорогу. Начало было классическое: черная кошка, без единого пятнышка надежды. Только они выехали, как она пересекла их путь. Поля заметила, что ему стало неприятно (суеверный с детства), и решила усмехнуться над его «дремучестью». Надо было затормозить и подождать, пока кто-нибудь нас не обгонит и не заберет себе проклятье. Комаров улыбнулся, подыгрывая ей, хотя настроение его дало трещину: черная кошка не приносит беду, она предупреждает о ней; он давно это усвоил.

Потом Поля бормотала во сне. Сначала его веселили эти бессвязные причмокивания, он даже хотел записать ее на телефон (уже и про кошку позабыл! так ему стало смешно), но тут она вдруг отчетливо проговорила: сегодня случатся странные вещи.

– Что? – спросил Комаров.

Но Поля дремала. Хотел разбудить, переспросить, но знал, что она будет недовольна. Он лишь нервно хихикнул. Ну и денек. Да, точно, так и сказала: сегодня случатся странные вещи. Не могло ему такое послышаться.

Начался ливень, и Комаров стал психовать: кто-то спит и ерунду всякую несет, а кто-то за дорогой должен следить. А кому это нужно, – ему, что ли? Вот еще! По теще он нисколько не соскучился. Душа слезами обливалась, потому что он жертвовал своими выходными ради того, чтобы ехать в другой город и выслушивать биографию всех болячек от полуживой старухи.

Но было еще кое-что, к разговору о странностях. Сегодня он, с самого утра, почему-то не переставая думал о Дашке, своей первой жене. И с чего вдруг, удивлялся он, сбавляя скорость перед узким поворотом. Хотя воспоминания эти, в отличие от той же кошки и бормотания Поли, вовлекали сердце в приятный и волнительный ритм. Он смотрел на мокрую дорогу, от которой отскакивал дождь, а видел теплый берег Черного моря и садящееся солнце, что последним лучом цеплялось за ее тонкое плечо, к которому прилипли песчинки… Резкий храп слева вернул его. Комаров тяжело вздохнул и потянулся рукой к приемнику, – нет, она рассердится. А Дашка, кстати, часто будила его громкой музыкой; включит – и заскочит на него, давай целовать… Тут его снова потянуло в медовый месяц: песок, солнце, ее глаза, счастье. В один из дней в номере отеля сломался кондиционер, и Дашка разгуливала по комнатам в одном нижнем белье (а то и голышом промелькнет). Казалось бы, чего он там не видел, но эти озорные ножки даже сейчас способны пробежать по его сердцу.

– Ты чему улыбаешься? – спросила проснувшаяся Поля. – Никогда ливня не видел?

Комаров промолчал.

– Долго еще ехать?

– Часа три…

– Хорошо, – сказала она и снова отключилась.

Но через три часа они так и не приехали к ее матери. Более того – они заблудились.

– Как будто ты первый раз по этой дороге ехал! – сердилась она на него. – Мне уже уснуть нельзя, только глаза закрыла – все, Комаров беспомощен, не знает, куда сворачивать.

– Поля, не злись. Ты же видишь, какой дождь. Ничего не видно.

Они стояли на трассе, думая, стоит ли поворачивать назад.

– Впереди должны быть указатели, поедем медленно, чтобы ничего не пропустить, – предложил.

– Мне кажется, мы уехали совсем в другую сторону. Я не помню этих мест. – Поля щурилась в окошко, думая, что это помогает ей видеть сквозь стену дождя.

– Каких мест ты не помнишь? Чем эти деревья отличаются от других, скажи?

Не дождавшись ее ответа, он нажал на газ.

Через два часа блужданий, их судно оказалось у странной развилки; поплывшая надпись на указателе показалась им той самой; они свернули. Еще через час они оказались в совершенно незнакомом городе.

– Куда мы приехали? Что это за место? – кричала на него Поля.

В другой раз Комаров обязательно бы ей ответил (уж не такой размазней он был), но сейчас у него совсем не было настроения: необъяснимая печаль разрослась в груди до мокрого камня, сдавив сердце и легкие. Когда он смотрел на Полю, чье лицо искажалось от злости, как отражение в треснувшем зеркале, он невольно возвращался к Дашке…

Они добрались до бензоколонки. Комаров, натянув на голову бейсболку, поскакал по лужам к забегаловке.

– Ну что, где мы? – спросила Поля, когда он вернулся.

– Не знаю,  – ответил мокрый Комаров, – там никого нет.

– Вообще никого?

Он кивнул, стряхивая влагу с лица.

– Бензина тоже нет…

Пока они колесили по городу, миниатюрному, невысокому, но вызывающему по непонятной причине тревогу, Комаров уже добрался в памяти до болезненных мест…

– Кажется гостиница! – сказала Поля.

Комаров притормозил и задумался.

– Что такое? – спросила она его.

– Света – ни в одном окне.

Поля припала к стеклу, разглядывая двухэтажный домик с пестрой вывеской.

– Надо сходить и узнать, что это за место, – предложил Комаров, уже готовясь к ледяному обстрелу.

Но Поля взяла его за руку и сказала:

– Я пойду с тобой.

Их никто не встретил, весь этаж был пуст. Они поднялись, – но никакого живого отклика на робкие приветствия они не получили.

– Да что это за место, черт возьми… – сказала Поля, включив свет и изучая на пальцах густую пыль от выключателя.

Когда на небе закончились силы и ливень перешел в мелкий лучистый дождик, они пошли изучать этот аккуратный городок, чуть ли не половину обошли, но так и не встретили ни одного человека. Стучали в двери, заглядывали в окна, заходили внутрь. Вызывала ли эта необычная пустота чувство страха? И да и нет, подумал Комаров, когда задал себе этот вопрос. Потому что все здесь казалось ему приветливым, дружелюбным, – невозможно было ему представить, что по этим улочкам шныряют призраки.

Они разделились и около часа блуждали поодиночке, стараясь отыскать хоть какой-нибудь намек на жизнь и на местоположение. Со вторым повезло Поле: она вышла на полицейский участок, который встретил ее равнодушной вывеской: «Полиция города Снежный Горск». (Внутри никого не было.) А вот Комарову повезло с «жизнью», – точнее, с тем, что еще недавно было ее. В общем, он нашел труп.

Это произошло в одном из домиков, который ничем не отличался от остальных. Если быть честным до конца, Комаров даже не видел тела, он почувствовал запах из соседней комнаты; сразу догадался. Страх убедил его не соваться дальше. Однако его взгляд зацепила красная тетрадочка, которая покоилась на столике в прихожей. По первым страницам Комаров понял, что это был дневник. Он сунул его за ремень под футболку и пошел искать Полю.

– Нужно уезжать, и поскорее, – повторяла она. – Я вообще не слышала про этот Снежный Горск.

– Бензина не хватит.

– На трассе кого-нибудь остановим. Я не хочу здесь оставаться. У меня даже телефон не ловит!

– Предлагаю остаться.

– Ты шутишь? Зачем? Меня больная мать ждет!

– Я бы хотел отдохнуть. Я очень устал…

Так они поссорились. Но все-таки остались; правда, разошлись по разным комнатам, – той самой гостиницы, что встречала посетителей Снежного Горска.

Комаров чувствовал, что вот-вот отключится, веки уже натягивали на глаза сон, но тайная находка так сильно возбуждала его интерес, что он решил отложить отдых. Он открыл дневник и стал его читать.

Когда я впервые услышал, что город, в котором я родился и вырос, отличается от других? Где-то 15 лет назад. Мне рассказал об этом мой школьный учитель, с которым мы случайно встретились в книжном магазине после долгого времени: я не видел его с тех пор, как я получил аттестат. Он нисколько не изменился с нашего последнего урока (сначала я был уверен, что это его сын!), только выглядел он каким-то замученным. Он рассказал мне о переезде в другой город, о преподавании в новой школе, о женитьбе и о том, как он потерял жену.

 – Умерла от пневмонии, – сказал он

В родной город он вернулся по делам, «решил все-таки продать родительский дом», который они ему завещали. Он сказал, что задержится в городе на пару дней. Я предложил посетить вечерком рюмочную, он согласился. Лучше бы я его не встречал…

Мы выпивали, вспоминали школу, смеялись (в основном – я), откровенничали. А когда я в десятый раз восхитился его «молодостью», он вдруг расплакался, – все спиртное стало выходить из него слезами. И тогда он рассказал мне все.

Он узнал об этой Силе от своего дяди, а тот – от кого-то другого (я уже не помню; да и меня, признаюсь, не сильно интересовали детали, к которым стремился пьяный рассказчик). Что же такого он узнал? Что это место, этот город, может исполнить твои желания. Точнее – только одно. «Поэтому стоит хорошенько подумать, перед тем как просить». Конечно, я не воспринимал его слова всерьез, но я, во-первых, сам был пьян, а во-вторых, мне было интересно размотать этот бред, – поэтому я стал задавать ему вопросы.

– Получается, любой человек в этом городе может загадать какое-нибудь желание – и оно сбудется?

Он рассмеялся.

– В принципе – да. Только твои слова сделали из этого невинную сказку. А на деле все по-другому.

– Хорошо. Но почему же я тогда не встречаю повсеместно счастливых людей? Разве не должны их заветные желания осуществиться?

– Только одно желание! – Он ударил рюмкой по столу. – Только одно желание… И оно не сбывается само по себе, если человек просто вынашивает его в мыслях. Нужно ПОПРОСИТЬ.

– И как это происходит?

– Очень просто. Нужно, чтобы никого не было рядом. Можно закрыться в комнате. Думаю, если ты идешь один по ночной улице – это тоже подойдет… А потом ты должен сказать: я готов. И произнести свое желание.

– Что ж, надо будет сегодня попробовать, – пошутил я.

Его пьяное лицо недовольно сморщилось

– Нельзя так сразу! Ты не понимаешь. У тебя есть всего одно желание. Оно всю твою жизнь изменит. Не надо торопиться. Хорошенько подумай, чего ты хочешь. Не совершай моих ошибок.

Я подождал, пока он остынет, и спросил:

– Что же попросил ты?

Он усмехнулся.

– Ты еще не понял? Я загадал бессмертие.

И тут рассмеялся я. Но смех мой быстро угас; я смотрел на его молодое лицо и на его старческую печать в глазах, из которых вот-вот должна была вырваться слеза.

– Почему же ты не весел? – спросил я, уже не думая ему подыгрывать: меня на самом деле стала занимать эта история.

– Видишь ли, вместе с бессмертием я приобрел кое-какую способность. Но она проявилась гораздо позже, – уже после того, как я уехал отсюда… Ты веришь в загробную жизнь? – вдруг спросил он.

– Я... я не знаю.

– То-то же. А я был уверен, что ничего ЭТОГО  – нет. Но когда я потерял жену… – Он на минуту замолчал. – В общем, я могу разговаривать с теми, кого уже здесь нет.

– С мертвыми?

– Да. То есть – они не мертвы. Они теперь – ТАМ.

Он снова расплакался.

– Иногда я разговариваю с женой. Иногда – с матерью и отцом. Они… я… я хочу к ним, ты понимаешь? Быть с ними! Но я не могу.

– Из-за своего желания?

– Да, черт побери. Я не могу умереть. – Он взял меня за руку. – Поверь, если бы я сейчас мог еще раз что-то попросить, то я загадал бы смерть.

Я задумался.

– А ты не пробовал…

– Ничего не выходит, – перебил он. – Пистолет не стреляет, веревка рвется, от случайной машины – ни одного синяка. А бритва всегда оказывается тупой.

Кажется, он говорил что-то еще, но из-за слез и истерического смешка я уже не мог разобрать. Я посадил его в такси и побрел домой. Через день я решил навестить его, но он уже уехал. Об этом мне сообщили новые хозяева.

Он исчез, но его пьяная исповедь не выходила из моей головы.

Последние строки уже расплывались: больше Комаров не мог сопротивляться силам сна. Он закрыл глаза и улетел отсюда прочь.

Но видения его, как ни странно, не были связаны с этим странным местом и загадочным дневником. Он снова вернулся к Дашке. На этот раз к их ссорам. В основном кричал Комаров, а она все это выслушивала и вставляла свое слово, когда он делал передышки. Он не мог поверить, что она нашла другого. Да как такое возможно? Чем же я обидел тебя?

– Так вышло, прости, – лишь отвечала она.

Но он не успокаивался. Он не мог вообразить, что кто-то будет так же, как он, понимать ее с полуслова, читать ее мысли. Это было просто невозможно! Он клялся, что убьет его, а она плакала, умоляла простить ее, говорила, что больше не любит Комарова, что ей нужен другой. Он не смог себя сдержать, дал ей пощечину. Она нисколько не возмутилась, скорее – наоборот, понимала, что это совсем небольшая плата за разбитое сердце Комарова. Она забрала все вещи и ушла. Больше они не виделись.

Его разбудил костлявый стук (было раннее утро). Он быстро спрятал дневник под подушку и подбежал к двери.

– Зачем ты закрылся?

Поля была недовольна, но Комаров понял, что она остыла со вчерашнего вечера.

– Не знаю, – ответил он, – случайно.

Она фыркнула.

– Я думаю, в городе можно отыскать бензин. Нам же попадались оставленные машины. Можно выкачать из них.

– Хорошая идея.

– А если и они пусты, то поедем так, насколько хватит, пока не остановимся. А дальше – пешком. Но только – не здесь. Я всю ночь уснуть не могла. Какое же гадкое место.

– Просто ты в дороге хорошо выспалась.

Ее глаза стрельнули злостью.

– Так ты идешь?

Он замялся.

– Что случилось? – спросила она.

– Мне плохо… Какая-то слабость. Я немного отлежусь. А когда полегчает – присоединюсь к тебе.

На ее виске выступила злая венка.

– Какая, к черту, слабость? Моя мать вообще одной ногой в могиле! И она ждет меня. Она наверняка волнуется!

Она хотела сказать что-то еще, но слова ее плавились на языке, поэтому она лишь громко хлопнула дверью перед Комаровым.

Чтобы понять, почему я попросил то, что я попросил, следует немного рассказать о себе и о том, в каком положении я находился, когда встретил своего нестареющего учителя.

Я работал инженером на заводе. Пока мне не сократили; несмотря на мои мольбы, руководство было категорично. Их нисколько не тронуло то, что на мне висела ипотека. С того момента я стал ощущать удивительную хрупкость жизни. Дома начались ссоры, они возникали с пустого места, – а как иначе? Жить в напряжении невозможно без громких выплесков. Детей у нас не было (слава Богу!); жена больше не желала быть со мной. Через суд она добилась того, что долг официально стал только моим. Потом она уехала в другой город. Вот так и рушилась моя жизнь, – ипотека в одно мгновенье развалила весь карточный домик. Но я старался не унывать. И первое время у меня это получалось. Пока мой долг не вырос в разы…

Я отправился к местному предпринимателю просить денег. Выслушав с серьезным видом мою историю, он сказал, что помочь мне не может, но… «Раз ты и так сидишь в яме, что ты можешь потерять?» Он предложил мне попытать удачу в картах. Я нервно рассмеялся над этой безумной затеей и ушел. А следующим вечером я вернулся.

Оказывается, у него там был целый бизнес! Я встретил несколько знакомых в его подвальчике. В первую же ночь я проиграл свои последние копейки. Во вторую ночь я влез в долги. А в третью – я едва не влез в петлю. Теперь банку я должен был меньше, чем этому богатенькому ублюдку и его дружкам. Что меня заставило вернуться к нему после первой неудачи? Не знаю. Наверное, вспыхнувший азарт и слабая воля. А вообще, те дни я вспоминаю с трудом, словно был накачан алкоголем, хотя я не перевернул ни одной рюмки.

Квартиру пришлось вернуть банку. Меня приютил друг моих покойных родителей, дядя Миша; мы жили довольно дружно в его тесной квартирке, где стоял запах лекарств и мочи. Я пытался найти работу; попадалось только что-то временное, – но я, конечно, цеплялся за все, что мог. Когда мне не хватало денег на недельный платеж, я занимал у друзей (их круг постепенно сужался; я влезал в мелкие долги), когда оборвалась и эта ниточка, то – в конце неудачных недель – ко мне стали наведываться амбалы нашего городского богача. Я старался объясняться с ними в подъезде, чтобы Дядя Миша не был свидетелем моих неприятностей, но, думаю, он все-таки догадывался, когда видел, что я возвращался с разбитым в кровь лицом.

Конечно, были мысли бежать отсюда, но печальная правда была в том, что бежать мне было некуда. Точнее – не к кому. Да и не с чем. А потом я встретил своего учителя.

Я долго думал над его историей. Поверил ли я ему? Да. Не сразу, – но за несколько дней его секрет расцвел во мне до единственного спасения. И я решил попросить.

Я не очень долго думал, как точнее сформулировать желание, я лишь ждал возможности. И как только дядя Миша вышел на воскресную прогулку, я совершил главную ошибку в своей жизни.

– Я готов, – сказал я.

Я зачем-то закрыл глаза (наверное, хотел сосредоточиться; или – просто от страха).

– Никогда ничего никому не быть должным, – твердо произнес я.

Что ж, вот так Снежный Горск и опустел. В одно мгновенье.

С прогулки дядя Миша не вернулся. С тех пор я больше не видел ни его, ни другой живой души.

Я не знал, куда делись горожане (умерли?), и, признаюсь, этот вопрос только первое время занимал мою мысль и раздражал мою совесть. Ведь со временем у меня появились новые проблемы, как бы смешно это ни звучало…

Отдохнув достаточно, я решил покинуть город; прошелся по богатым домам (в том числе – и моих костоломов), выбрал себе крутую тачку, подделав доверенность (мало ли), и, послав к чертям свое прошлое, рванул прочь. Точнее – почти рванул. Моя супермашина заглохла, не доехав до городской границы. Так я стал менять автомобили. Результат: все до одного подвели меня. И тут я сам завелся. Пнув очередное заглохшее железо, я набил рюкзак деньгами и едой и отправился на своих двух. Получилось ли у меня перейти границу? Нет.

Я бы хотел сказать, что мой шаг тяжелел и моя попытка бегства превращалась в бессильное сопротивление с резким притяжением, знакомому многим по дурным снам, – но все было гораздо прозаичнее: каждый раз, когда я хотел выйти из города, когда я почти доходил до границы (!), у меня скручивало живот… Тут уж становилось не до побега.

Я потерялся во времени, – не знаю, сколько я живу один; лишь знаю, что это стало невыносимо. Моя психика дает трещины. Терпеть я этого не собираюсь…

Если ты вдруг нашел этот дневник: сложно сказать, повезло тебе или нет. Я знаю, что ты обязательно что-то ПОПРОСИШЬ. Ведь даже мой неудачный опыт способен соблазнить. Единственное, в чем я уверен, это то, что это место, эта сила, обладает больным чувством юмора. И нельзя с ней договориться. Она груба и непонятна.

Вот и все.

Удачи.

Комаров чувствовал, как колотится его сердце. Он отложил дневник и стал расхаживать по комнате, что-то бормоча себе под нос, иногда истерически хихикая. Много всего приходило в голову, он даже и контролировать этого не мог! Разум пронизывали острые стрелы желаний. Новая большая квартира. Деньги, миллион, миллиард! (А что бы сказала Поля?) Несколько лет жизни для ее матери. А если я попрошу… вечный мир на Земле? Последняя стрела почему-то рассмешила Комарова. Но он себя тут же поправил: а что здесь, собственно, смешного? Миллионы жизней!.. Но будет ли отличаться результат от того, что мы видим в этом городе?

Тут его прервал неприятный металлический звук; он выглянул в окно: Поля волочила за собой железную канистру, которая цеплялась за асфальт. Комаров выбежал к ней.

– Что с тобой? – Первое, что она спросила, окинув его подозрительным взглядом. – Ты какой-то странный.

– Все в порядке. Мне стало лучше.

Она еще долго не отводила от него глаз.

– Хорошо, помоги мне.

Он стал наполнять бак.

– Ты бы хоть спасибо мне сказал.

– Ты молодец.

– Ой, Комаров, что бы ты без меня делал, – сердито сказала Поля.

Она продолжала аккуратно изучать его, не понимая перемены в нем.

– Все, поехали, – сказала она и запрыгнула в машину, когда он закончил возиться с бензином.

Он стоял, не двигаясь с места.

– Комаров, ты уснул, что ли? – крикнула она, высунув голову.

– Поля, я остаюсь.

– Тебе что, снова плохо? Так я напомню, что моей матери еще хуже! Хватит быть уже размазней. Не можешь рулить – я это сделаю.

– Я остаюсь, – повторил он. – Уезжай без меня.

– Ты с ума сошел? Останешься в пустом городе?

– Все кончено. Уезжай.

Ее лицо налилось злостью, – больше ей не нужны были аргументы. Пока она заводила машину, в его адрес из окошка сыпались маты. А потом она наконец уехала. Комаров провожал взглядом машину, мчащуюся в даль. Тут стало холодать; и Комаров уже выдыхал пар. А потом перед ним развернулась такая картина, что он не поверил своим глазам. Повалил розовый снег.

Комаров оглядывался по сторонам, как ребенок, радуясь и удивляясь этому необычному явлению. Вот тебе и август. Вот тебе и Снежный Горск. Ничего прекрасней в жизни не видел, подумал Комаров. А потом сказал:

– Я готов.

И пошел в гостиницу. Он чувствовал слабость, кружилась голова. Он зашел в свою комнату и сел на кровать. Все глупые голоса в голове затихли. И он произнес свою просьбу. Всего одно слово.

– Дашка.

Слабость постепенно отпускала его, и через пару минут он ощутил, что силы вернулись к нему. Но сердце так и не освободилось от грусти. Наверное, потому, что он не верил до конца. И что дальше, подумал Комаров. Не знаю.

Он поднялся и вышел из комнаты; огляделся. Одна дверь была открыта, – там, где спала Поля. Комаров пошагал туда. А когда заглянул, то увидел ее. Дашка стояла у окна и наблюдала за розовым снегопадом. Услышав шаг, она обернулась.

– Как красиво, правда? – сказала она.

Комаров молча кивнул.

Она прижала ладонь ко лбу, зажмурив глаза, как бы сметая с себя сон.

– Что, правда? Ты мог попросить все, что угодно, а выбрал меня?

В комнате нависло молчание. Потом Дашка горько улыбнулась, и он понял, что она – снова его. Он подбежал к ней и стал ее нацеловывать. Лоб, губы, щеки, мокрые соленые глаза. На вкус Дашка ничуть не изменилась. От этой мысли ему стало еще радостнее.

– Ведь мог… все, что угодно… Комаров… – Она плакала и смеялась, пока он обнимал и целовал ее. – Какой ты дурак. Дурак, дурак.

Давно не было в Снежном Горске такого романтического настроения. Город истосковался по любви, слезам, страстям. А с кем не бывает? И если попытаться дать объяснение этой силе, точнее даже – ее избирательности, то вряд ли сумеем мы узреть твердый алгоритм, рациональное зерно. Что же остается делать? Да ничего, смотреть в окошко и любоваться розовым снегом.