О Гоголе

Сумасшедший писатель Гоголь жил на холме в одинокой хибаре над широкой рекой Днепр, а когда исполнилось ему тридцать лет, спустился он с горы и отправился в странствие по необъятным просторам немытой России.

Много странствовал и много видел всякого говна, уродства и кидалова. Ходил себе, маленький и незаметный, с лысиной и длинными волосами, собранными в хвост, и все, что видел, записывал в свою книжечку.

У черта на куличках, в богом забытом городке, познакомился с Гоголем богатый помещик и предложил ему работу. Давай, говорит, салага – ты же ученый, все же, как никак, – будешь учить моих детей музыке и итальянскому языку. А Гоголь взял да и согласился, потому что надоели ему пыльные дороги Руси необъятной и дремучей.

И положил помещик, фамилия которого была Манилов-Чичиков, Гоголю жалованье в триста целковых и обмундирование форменное – сапоги хромовые и лапсердак, все как полагается. И стал Гоголь учить Манилов-Чичиковских детей уму-разуму, потому что ни итальянского языка поганого, ни, тем паче, музыки, он не знал.

А в свободное время брал Гоголь повозку с тремя лошадьми, кучера и уезжал кататься по окрестным полям и лугам и кричал кучеру, чтобы тот побыстрее гнал, а сам вставал в повозке во весь рост и горланил на всю округу: «Птица-тройка, кто тебя поймает?»

А Манилов-Чичиков тем временем проводил реформы в своем поместье, ведь хотел он прослыть прогрессивным, а заодно и образованным. А потому читал по ночам в саду Горация громким и хриплым голосом, а Гоголь просыпался и злился на Манилова-Чичикова, а потом и вовсе ушел от него.

Вернулся к себе на холм и начал книгу писать под названием «Мертвые души». Каждый день сидел в своей покосившейся хате с окном, затянутым бычьим пузырем, и сочинял свою энциклопедию российской жизни.

А в это время в столице и в Европах творилась бурная жизнь – Наташа Ростова танцевала на балу у князя Кропоткина, террористы-бомбисты готовились взорвать царя Михаила шестого, немцы воевали с французами, а турки с русскими, а Гоголь все сидел и своих мертвых душ писал.

Написал и отправил столичному издателю Степану – известному ростовщику и барыге, и тот книгу напечатал и дал Гоголю за нее целый мешок швейцарских франков и сказал, что еще один даст, коли Гоголь вторую книгу напишет.

Гоголь погрузил два мешка на попутную телегу и поехал из Петербурга в Москву, а там прямиком в игорный дом. Играл Гоголь три дня и три ночи и все деньги проиграл. И вернулся он к себе на холм, только в настроении пустом и подавленном.

Не стал Гоголь больше ничего писать, а когда Степан нагрянул за новой рукописью, сказал ему Гоголь: «Нет рукописи. Была, а теперь нету. Сжег я ее».

Поплевался Степан и сказал: никуда не уеду, пока не будет рукописи. Я уже на всех фонарных столбах расклеил: «Скоро от Степана: Гоголь. Мертвые души – 2 (сиквел)».

А на следующий день вышел Гоголь на холм свой, постоял, посмотрел на могучий Днепр, да и упал замертво. Устроил ему Степан пышные похороны, а потом уехал обратно в столицу, довольный, что не надо теперь никому ничего объяснять – был Гоголь и нет Гоголя, а на нет и суда нет.

А Гоголь-то и не умер вовсе, а сморил его летаргический сон от усталости и мировой скорби. Проснулся он в гробу во тьме и жути кромешной и все сразу понял. И умер теперь уже по-настоящему.