ПОЭЗИЯ | Выпуск 13 |
* * * Сельская местность в потемкинской волости с лампочкою Ильича. Ночь шевелит поредевшие волосы на голове рифмача. Небо с серпом над откосами августа вызвездило на заказ. Глаз как у многоочитого Аргуса – все они смотрят на нас. Звезды висят над поволжской губернией и осыпаются ниц. Кто здесь поверит в систему Коперника, кроме деревьев и птиц? Падают с неба адамовы яблоки в старый запущенный сад, землю дубасят пудовыми ядрами, терпкую, как виноград. Северный ветер студеным дыханием галок загнал под застрех. Сердце, не зная законов механики, падает, падает вверх. Серый туман папиросной бумагою кутает воды и твердь. Навзничь на стог свежесметанный лягу я. Здравствуй и ты, моя смерть! Скоро мы станем азотом и фосфором, пищей червя и грача. Кровь моя, теплохолодная с возрастом, что же ты не горяча? Станем в процессе реакций химических коловращеньем частиц. Сорокаваттный огонь электрический – вот он, мой Аустерлиц! Старость не радость, без всякого Якова, локти кусай не кусай. К осени падают райские яблоки, падает в поле роса. Небо стоит над колхозным коровником, держит созвездья в узде, с вечера свет зажигая в терновнике, в каждом терновом кусте. * * * Весь прошлый год я жил на кочерге в стране, которой не было на карте, как шкура неубитого медведя, лежащей поперек материка. Я обитал в шахтерском городке, как Алексей Максимович на Капри, имея в собутыльниках соседа, сибирского простого мужика. Весь прошлый год я не писал стихов, лишь выходил сдавать стеклопосуду. Встречая на пороге почтальона, я говорил, что это не ко мне. А если был с утра совсем плохой, и чувствовал, что поврежден рассудок, сосед меня лечил одеколоном и сообщал, что нового в стране. Сосед был не дурак принять на грудь. Мы сели в сентябре, а встали в марте, когда допили до последней капли запасы самодельного вина. Вверх-вниз скакала в градуснике ртуть, в глазах троились контурные карты, серп месяца, кривей турецкой сабли, глазел в квадрат разбитого окна. Пока мы пили горькую, на нет сошла зима с дистанции загула, и съежилась шагреневая кожа державы, на дрожжах разбухшей вширь. Из крана капала вода. Сосед загнулся на полу, упав со стула. Спросонья штору било крупной дрожью и распирало мочевой пузырь. Я похмелился. Наступил апрель, и не спеша на горло наступила неведомая новая эпоха высоким косолапым сапогом. Мне по мозгам ударила капель с утроенною силой, как зубилом, и я успел подумать: как мне плохо! – сгорая без огня, как самогон. 1994 |
|
|
|