ПОЭЗИЯ Выпуск 16


Василий ПРИГОДИЧ
(С.С. Гречишкин)
/ Санкт-Петербург /

Я довел себя до точки...



* * *
               Станиславе Кобычевой

Я довел себя до точки...
Пепел серный, дым и чад.
Огненные молоточки
В голове моей стучат.

Окрылен, смешон, ничтожен
На линованных листах
Я пою одно и то же
В утомительных стихах.

Ангелочки, тихо рея,
Снегом кроют огород.
Под настырный лязг хорея
Водят рифмы хоровод.

Взявшись за цевье двустволки,
Подзываю свистом сон.
За каналом воют волки
Вразнобой и в унисон.

Сатанинское уменье
Рифмовать житейский сор
Будит страх, недоуменье,
Омерзенье и позор.

Но истершийся до ниток,
Как помойное тряпье,
Оголтелый недобиток
Все вострит перо-копье.

Не умывшись, спозаранку
(Что сегодня, что вчера)
Протыкаю в небе ранку
Грязным кончиком пера.

Не заплачу и не охну,
Не приму ничей совет.
Поболею, да издохну...
Чую, чаю вечный свет.

Костоломная эпоха
Воровски из-за угла
Идиота-диадоха
Приласкала, как смогла.

Пусть зудит утробный зуммер,
Что порвалась жизни нить.
Я пока еще не умер!
Рано жабу хоронить!

От несносной заморочки
(Утомлен я, нездоров)
Исцелят пилюли-строчки
Без рецептов докторов.

Побарахтаюсь... а надо ль?
Хлопну дверью... что взамен?
Как в лесном овраге падаль,
Я валяюсь, супермен.

Обезумевший и жуткий,
Выползаю из гнезда.
Тучи. Снег... Но в промежутке –
Вифлеемская звезда.

25 ноября 1983 года


* * *
                                             Михаилу Кузмину

Рютбеф ростбиф – на крайний случай шницель
совсем некстати: аз есмь Бог
бутылка белой в полпивной и Шницлер
а на закуску – устриц и Рембо

халда Халдея Александра миф
полтинник за бритье бородки
ночевка в грязном околотке
и запах бактрианских слив

Шабли поджаренная булка
на Невской башне бьют куранты
прохаживаются в закоулках
накрашенные дилетанты

французской речи милый плен
из "Вены" счет – на честном слове
и в голубом сплетенье вен
постукиванье вязкой крови

брусчатый лоб того моста
где продают горячий сбитень...
О мэтр над сению креста
благословляю Вас... и спите

7 ноября 1967 года


* * *
                              Льву Щеглову

С годами прошлое видней,
Отчетливей и откровенней.
Пишу. Струится рой теней.
Витает череда мгновений.

Брутальный привкус новизны
Набил оскомину до рвоты.
Боюсь полярной белизны
Новооткрытого блокнота.

Мои умершие дружки,
Мои угасшие подружки...
Червонцев звонкие кружки,
Обмененные на полушки.

И в чьей-то памяти и я
Шутом остался, пьяной рожей,
Хоть посвист инобытия
Не слухом чуял я, но кожей.

Сомнительный христианин,
Обрюзгший юноша конторский,
Я обречен катить один
Сизифов камень бутафорский.

Филосемит и мизантроп
С прилипшей к мясу грязной маской,
Рукой ощупываю гроб,
Повапленный дешевой краской.

22 августа 1982 года


* * *

Летних басен множество.
Пиво – из горла.
Что-то мне не можется.
Мама померла.
Истина полезная, –
Мол, все будем там...
Умерла, болезная,
Вздорная мадам.
Жизнь ее невинную
Стоимостью в грош
Вместе с паутиною
Тряпкой не сотрешь.
Гаснет в смерти кратере
Облик, образ, крик...
Нет со мною матери,
Я теперь – старик.
В неземной обители
В бытии ином
Ждут меня родители
С хлебом и вином.
Срок придет и свидимся.
Зарыдает мать.
Встретимся, обнимемся...
Важное сказать
Что-то попытаемся
В сердце и в уме...
И засобираемся
Исчезать во тьме.

21 июля 1997 года


* * *
                                          Сыну

Сочится водица в стропильный зазор.
Тоска... как монгольский дензнак.
"Искусство не доблесть, а грех и позор", –
Гнусаво провыл Пастернак.

Пропел. Прорычал с содроганьем кишок;
Обломен провиденья вал:
Тех ждет кошкодава блошистый мешок,
Кто ангелам в лад подпевал.

Препон для стихов – не петля, не наган:
За гробом рифмуется всласть...
Когда зазвенит звукоряд-ураган,
Скрипит Вседержителя власть.

Когда сочинитель словесный кульбит
В тетрадку срисует и рад,
Планеты слетают с предвечных орбит,
И сыпятся звезды, как град.

Лихая потеха Христа щекотать,
Шутейно валтузить Творца...
Ан бес стережет, как прохожего тать,
И схватит, как кошка скворца.

Когда расклубится кармический шок, –
Добро обмарается злом, –
Рифмач ощутит: инфернальный мешок
Завязан плебейским узлом.

Безумия плаха – вселенский удел,
Кровавая кара за грех
Тому, кто расшибся, взлетев за предел,
Башку расколол, как орех.

Соблазн первородства, как муха, жужжит.
Тщеславье чадит и дымит.
Поэт – не библейский цветаевский жид,
А пакостник и содомит.

Подлец. Мастурбатор. Садист из скопцов, –
Вотще возопит к небесам...
И нет ему чаши на пире отцов,
И сын его выгонит к псам.

И хлебовом песьим утробу снабдив, –
На тысячу разных ладов
Поэт проскулит незапетый мотив
Насельников райских садов.

...Беснуется дождь. Осыпается куст.
Приладожской осени свист...
Я чую оси мироздания хруст,
И строфы ложатся на лист.

В избе захороненный заживо труп, –
Галактика – печь да крыльцо, –
Я слышу орган серафических труб
И Господа вижу в лицо.

19 сентября 1988 года



Назад
Содержание
Дальше