Химера

ГЛАВА 1

Не было у творца другой причины для сотворения мира, кроме любви. Это она подсказала, как следует размножаться в одиночестве. А перед тем, как взяться за этот непосильный труд, он – множество раз отраженный в зеркалах, чужих глазах и документах – долго не мог понять: за кого его принимают?

– Ну, и?..

– Конечно, хоть не сразу, но догадался!

И, стараясь не причинять жене и прочим близким людям беспокойства, Леня Ф. (в дальнейшем именуемый "творцом") стал втихомолку строить личный мир.

Конечно, начал он с себя. Как только за женой захлопывалась дверь, он направлялся к зеркалу. Со стороны взгляд оказался неожиданно тяжелым. Вначале осторожный Леня Ф., на всякий случай, улыбался и отходил. Боялся, что жена застукает. Но как-то он замешкался. И вдруг из зеркала к нему навстречу выдвинулись щеки, – надулись, округляясь, полезли на глаза, закрыли полностью и неожиданно, как мячики, запрыгали на острых уголках рта – тра-та-та-та!

– Ну-ну! А с виду вроде бы нормальный!

– Такой же, как и все.

Научным интересом подавив в себе растущее раздражение, Леонид Ф. приветливо улыбнулся. Но зеркало не откликнулось. Оно с опаской следило, как Леонид Ф. спокойно наблюдает. И напрягалась, старалась, боясь не угодить... О, подлая плебейская рожа... да такая кого угодно выведет из себя! Благороднейшие движения души не могли изменить ее вульгарно-агрессивного выражения! И Леонид Ф., забываясь от гнева, вдруг зарычал. Он выл, визжал – пугал, пугал, пугал!.. Черт подери! Хоть и противно, но так получалось естественнее. Точно, как у того самого татаро-монгола, семя которого и через пятьсот лет не утратило своей силы.

Но! Ненависть порабощенного, как видно, передалась вместе с кровью завоевателя. И отчистила добела кожу, волосы и глаза – эта едкая, как отбеливатель, ненависть к дикарям, портящим породу.

Собственно, только на этих внешних признаках чистоты он и основывал свои надежды.

Начинать, конечно же, нужно было с себя. Леонид Ф. как всегда стоял перед зеркалом – спокойно, спокойно! – и, забыв о времени, подвывая от перенапряжения, старался взглядом стереть свой образ с зеркальной глади. Старуха стучала в стенку.

– Опять?

– Опять стучала.

Напористо, как шахтер. Палкой прямо по голове. Опять в открытую дверь балкона полез ее мочевой пузырь. Сразу померк и солнца бесплатный свет и тот, за который приходилось платить. Мочой заливало весь дом. Весь мир. Старуха ссала на всех. Она разлагалась живьем, прямо в комнате, в коммуналке. Дочка ее не знала, как и быть! Ходить к матери она боялась: из-за соседей. Тех, что справа, слева, сверху и снизу… Мать ей не нужна была и здоровой. Зачем же теперь? А?.. Дочка сама в возрасте, у нее – инфаркт. У мужа – инсульт. У дочкиной дочки – личная жизнь. Одна надежда на добрых людей, на соседей. А куда они денутся? Хлеба принесут, "скорую" вызовут и дверь выломают, чтобы прийти на помощь...

Не хочет старуха умирать, и за это ее все ненавидят. Нет у нее терпеливой сиделки, священника, доктора и горюющей семьи. Нет, и не будет. Как у нее, так и у всех остальных стариков и старух. Не нужно. Не принято.

Поэтому, когда старуха бьет палкой по голове, Леонид Ф. терпит и думает, что лучше бы старухины родственники не стеснялись, – убили бы ее этой палкой и съели.

Внешне спокойный он стоял перед зеркалом и, забывая и подвывая, стирал взглядом отражение. Сначала было просто невыносимо. Потом – все легче и легче... и, наконец, получилось! Он стал невидим. Впереди чисто, пусто, прохладно. И вдруг – сияние!

– Что? Навязчивая идея отраженным светом ослепила? Или повезло с зеркалом, – оказалось волшебным?

– Какая разница!

Глядя друг в друга они принимали и отражали один и тот же лучик света. Тихо и чисто. Светло и прохладно.

Теперь творец (уже почти не Леонид Ф.) мог хоть кого-то не бояться. В конкретном случае – себя. Со временем он научился не отражаться на любой поверхности.

– А толку?

– Да-а… знали бы вы, как приятно: смотреть куда угодно без боязни наткнуться на себя!

Освобожденный взгляд творца теперь выдерживал любые взгляды. И отношение людей к нему переменилось. До этого жена, соперничать с которой приходилось по любому пустяку, старалась быть похожей на него. Хотела доказать, что все равны, и, может быть, она еще равнее... Чуть что, она, забыв о красоте, гримасничала, дула губы, щурилась от злости и постоянно оставалась с носом. Смотреть было противно. И Леонид Ф. ее уже давно в упор не замечал...

– Это ж надо! А раньше как любил!

– Так именно за это! За то, что обманула все его надежды.

Теперь творец и на нее смотрел освобожденным взглядом. Он разрешал ей жить. И хоть они уже не спорили по пустякам, жена притихла. Боялась поднять глаза. Сияние отпугивало...

– Бедняжка!

– ... думала, что он опасно заболел.

Потом, когда заметила, что это не проходит, решила, что больна сама. И вправду чуть не заболела, когда увидела однажды под кроватью свои ноги – красивые, в натянутых чулочках – к каким привыкла. Схватила. Хотела приложить на место... а там другие – не Её!

Она заплакала, сняла рубашку и побежала к зеркалу топиться.

Творец смотрел в окно и думал о природе. Закрытые от глаз земля и небо соединялись в нем в плохое настроенье. Он стал чесаться, глядя на асфальт, цемент, бетон, бумагу, битое стекло и ржавое железо. Сновали люди, серые как вши. Все было обесцвечено раствором вредных газов, из которых состояло небо. Людское небо – самолетное пространство. Без птиц и Бога. Распроданный эфир, где воздух заменен словами.

Творец смотрел в окно и сомневался в смысле жизни. Наружу он мог выйти – выпить кофе. Другой причины не было. Наружный мир и он друг в друге не нуждались. Места давно все были заняты своими. Еда распределялась только между ними. Свои имели свой язык, свою культуру, свою структуру и свою номенклатуру. Им было хорошо. И жили они, как люди. Были такие упитанные, ухоженные, породистые, как от одной мамы, невзирая на многонациональность. А Леонид Ф. и хотел бы да не мог скрыть...

– что он еврей...

– ...не мог скрыть даже под должностью свою истинную натуру, потому что по происхождению он был древний грек, в отличие от родителей – украинцев.

– Ах, вот оно что! Грек... Так их же под Бессарабкой навалом. Шел бы к своим – вместе сапоги людям чистить!

Творец смотрел в окно. Думайте, что хотите!.. Жена захлебывалась в зеркале. Конечно, жалко. Жена ведь тоже человек! Но он бессилен ей помочь. Хотя, как человек гуманный, мог соврать. Сказать, как прежде, мол, погода виновата!.. Виновато солнце, что не светит… Бог, у которого нет сил помочь. Или родители! Могли бы дать им денег. Соседи… просто люди! Правительство... а! что там говорить!

Виновны все. Он засмеялся. Как просто! Все виноваты. Ну, и что?.. Он стиснул зубы, чтоб не закричать:

-– Уби-и-ить!.. всех. Все уничтожить! Пора кончать… с собой. Пусть лучше этот наглый таракан живет. Ведь, правда, прав у него больше?!

И таракан ушел к семье, довольный жизнью. А у Леонида Ф. в глазах остался черный след. Испачканный испуганный творец зажмурился. Накликал, не подумав, смерть. Вот и пришла. Бежать?.. Куда? Ведь запах гари, треск поленьев, вой фурий шли уже наружу. Вместе с ней.

И вдруг – так захотелось жить! Он засмеялся. В окно светило солнце. С балкона помахал крылом знакомый ангел. Творец пошел к нему подсыпать крошек. Хоть и хотелось, но руками трогать побоялся. Тот поклевал и улетел в себя. И тут же, на балконе, Леня Ф., сгоревший только что дотла, из пепла возродился. Стал золотым, блестящим, добрым и веселым...

– Везет! С таким – любая бы пошла!

– Любая не любая, а жену он успокоил.

Сказал ей, что он – Бог. А значит, и она богиня.

Венера вышла из зеркальной глади такой красавицей, что хоть прошло уже две тыщи лет, а у нее и по сей день все хорошо: и спереди, и сзади.

В залитой солнцем комнате, в волнах лазурного ковра бог золотой и белая богиня, пройдя от "а" до "я", слагали азбуку любви. В словах истории, рассказанной движениями тел, таился смысл, понять который мог лишь посторонний. И более того! Лишь для него, не ведая об этом, боги и старались.

Под потолком на белом абажуре висел пустой костюм, раскачиваясь в такт движениям нагого золотого тела. Растрепанная, сизая, как спелый баклажан, живая голова, принадлежащая костюму, смотрела вниз.

– Фу! Гадость!

– Ну, гадость. А что делать? Ведь он привык не доверять себе, богам и даже людям.

Вот и сейчас! Глаза богинины открыты, а в них лишь чистота. А где же райское блаженство? Где буря чувств, сметающая на своем пути преграды?.. Прислушиваясь к вялой пустоте костюма, он им не верил. Уж и не рад был, что залетел так высоко – вознесся над богами! Им в куче хорошо и на полу. И никого они не ищут взглядом. А он опять под ними, хоть и сверху!.. И посторонний, от одиночества и зависти взбесившись, стал богохульствовать, употребляя мат.

Он начал тяжелеть, сорвался с абажура, упал на них и, как стервятник, стал клевать добычу. Жена потрепыхалась и затихла. А вечно юный Апполон, сверкая наготой, скакнул в окошко. Прямо сквозь стекло. И спрятался, как солнца луч, в – случайно ль? – подлетевшей тучке.

Придя в себя, творец немедленно заснул. Когда он захрапел, убитая жена, постанывая, стала возрождаться к жизни. Возможно, к какой-то новой, неземной... Как жертва прямо с алтаря идет на небо, так и она с улыбкой отрешенной, в ночной сорочке, словно в подвенечном платье, была унесена потоком воздуха в распахнутую дверь. Жену как сдуло. Дверь сама закрылась. И тишина пуховым одеялом укрыла неподвижного творца.

Какие линии и краски! Какое дивное тепло струилось от замученной жены, пока он спал и подчинялся ритму волн. Он спал и плыл меж безднами. Плыл без усилий на грани сна и яви, словно по теченью. Попал в струю...

– Короче, Склифосовский!

– Тсс! Тихо. Не спугни...

Впервые, кажется, ему так в жизни повезло. Его несло, само несло его теченье жизни. И именно такой, как он мечтал, пожалуй, с детства.

– Ха! Представляю! О чем мечтает голодный нищий?.. Он вдруг разбогател – поел... и все такое, как в плохом кино!

– Ты сердишься, Юпитер, – значит, ты не прав.

Творец – другой породы. Таким, как он, все достается сразу. Лишь стоит захотеть и нате – получите! Пока он спал, судьба распорядилась. И вот уже к нему спешит удача – капризнейшая из богинь! Попробуй, поимей такую при жене!

Пока судьба распоряжалась, он спал. И вдруг – звонок. Звонили из Америки. По делу.

– Але! Такой-то?.. Вы хорошо нас слышите?.. Але! Вы слышите? Вы – гений!.. Что?.. что? Пожалуйста, по буквам... И сами знаете? Ха-ха! Шутник... А то, что вы миллионер, не знали? То-то. Что?.. пожалуйста, по буквам... Что?? Простите, сэр!.. Конечно, сэр!.. Сию минуту вылетаем в СССР!

Триумф! Ура! Ведь этих слов он ждал всю жизнь!.. Творец напрягся. Вдруг подвох?.. Прослушав разговор, записанный на пленку, он убедился, что обманут. Мелодию его любимых слов тот гад исполнил без души, наигранно, фальшиво. О!.. Подлые душонки!.. Над чем смеетесь?!! Да мне на вас плевать… А вот вам!..

Творец надел трусы, зажег свечу и с громкою молитвой обошел квартиру. Во все углы, где притаились черти, тыкал дули. Не помогло. Как только в животе пробило полдень – ведь он с утра не ел – в дверь постучали. Тяжелым чем-то. Двенадцать раз. Он быстро спрятался под одеяло. Нет никого! Чего стучать?..

Он был один в квартире – ведь жена пропала! И страшно испугался, услышав, как кто-то дверь открыл, впустил кого-то и будто бы опять закрыл...

– Пожалуйста, без мистики. Кто мог открыть, коль он один?

– Какая мистика! Судьба открыла. Попугать.

А он опять надел трусы, схватил кухонный нож, сел на любимого конька и, яростно кипя отвагой, приник к дверной щели.

– И что же там герой увидел?

– Увидел пустоту.

– Не понял. Пустоту увидел... в смысле?..

– Да очень просто!

Ведь дом принадлежал советской власти. Как изнутри, так и снаружи. А Леонид Ф. – кто по документам? С тех пор, как стал творцом – никто. А-а!! Так себе – короткий звук! Разнюханный соседями нечистый дух... Пока он там творил, черт знает что, всех выселили. Дом пошел на слом.

Как раз в тот день дом начали ломать. Военные, милиция, ЦК и КГБ роились в пустоте, беззвучно объедая стены. Пол провалился, на потолке зияли дыры. В углу два рослых кагэбиста поспешно доедали шкаф с одеждой.

Творцу бы спрятаться опять под одеяло – кто знает, может, пронесет!.. А он стоит и смотрит, как холеные цековцы жгут книги, рвут картины, бьют молотком рояль, гноят по всей стране пшеницу, рожь, скотину... в очередях рассказывают, что цековцы живьем едят людей, пьют кровь... ну, просто – страх господний!

Творец подсматривал, как рушат мир, сквозь щелку.

– Вот обыватель! Гад!

– Сиди спокойно! Чего ты размахался?

Ведь он не убежал, не спрятался под одеялом... Не попросил убежища за рубежом! Тут в чем проблема... Бог есть?

– Есть Бог.

– Как Бог на это смотрит? Что ж не вмешается? Не проявит себя?

Смотреть творец был вынужден самой своей природой. Его глаза все отражали. В них сфокусировалась та энергия распада, которая шла от военных, милиции, ЦК и КГБ. И отраженная от глаз творца она самих их уничтожила дотла. Весь аппарат был выжжен за минуту. Погибло, правда, все живое. Но стоит ли жалеть?.. Ведь вместе с населением исчезла и зараза коммунизма! Остался запах гари, обломки аппарата да ядерных грибочков урожай обильный. Их Бог, посыпав крупной солью, заначил на зиму. Да после и наелся впрок. И на здоровье!

Творец витал над облаками. Он вылетел из дома вместе с дверью. Она ему была то вместо крыши, то плот, то парус... В небе штормовом она была его единственным крылом. Творец с ней чувствовал себя свободной птицей. И дерзко нарушая все границы, стал вместе с солнцем обходить по кругу шар земной.

– Ну-у, бред! Всех уничтожил, сам спасся и восходит вместе с солнцем... Брехня. Такого быть не может. Пока мы живы...

– О! Если бы мы были живы!

Ведь нас давно в помине нет. А он восходит и заходит, без устали крылом махая... Глядит сквозь облака на землю и ждет, когда его родители родятся, взрастут, поженятся и станут ждать его.

– А я, чем хуже? Я тоже так хочу – опять родиться!

– И я хочу. Да нам не по карману. Чтоб заново родиться, пришлось бы умереть.

– А так, что ль, не придется?

– Само собой. Да срок-то неизвестен! А значит, есть надежда стать бессмертным. С надеждой легче плохо жить. Сейчас, пусть, так себе. Зато потом – все сразу!

– Ну, знаешь, если у людей отнять надежду...

– Конечно, грех. Да и невыгодно властям. За то, что подают надежду, народ им платит верой и любовью. Кто ж даром жизнь отдаст!

– О чем ты говоришь, мыслитель? Ты что, с луны свалился? Вот, нету власти – нет и колбасы. Тебе, допустим, все равно. А чем детей кормить – подскажешь?..

– Чем хочешь. Твое дело. Раз власть над колбасой (то бишь над свиньями), в руках верховной власти, то ты (как впрочем, все негреки) – безмозглый скот. Сиди и жди подачки.

– Ого, какой ты грозный! Ты, часом, сам не рвешься к власти?

– Да. Рвусь. Из кожи лезу вон – хочу владеть собой.

– Сейчас посмотрим, чем ты там владеешь... Ребята! Бей его! Он против власти! Против колбасы!.. На! Получай!.. Держите крепче грека! Еще разок... Отлично! А теперь скажи мне... Вы что, граждане? Хватит. Зачем же до смерти? Он пошутил. Милиция!!! Меня – за что?..

ГЛАВА 2

Варвара хоть на день решила стать свободной. И стала.

Вопрос: а как ей это удалось?

Ответ: она пропала.

А без Варвары неудачный брак и неудобный мир лишились смысла и исчезли. Она впервые обрела покой – как будто после продолжительной болезни.

Варвара шла своей дорогой. Сначала путь был прежний. Минуя лужи, памятники, магазины и углы... Вниз-вверх по лестнице... Открыть-закрыть все двери... На мир и волю посмотреть из окон свысока. Как тянет прыгнуть вниз! Туда, где белые ягнята и розовые голенькие дети, играя, не изомнут зеленый бархат. Ах! К ним нельзя – она не голубь. Она должна идти своей дорогой.

Минуя лужи, памятники, магазины и углы и, по привычке, их не замечая, она на ровном месте стала спотыкаться. Вдруг позабыла, двигаясь по кругу, откуда вышла и куда идет? С любого места начинался новый путь, и там же мог заканчиваться тот, что пройден. Ей стало скучно. Некуда спешить!

Она остановилась и, стоя на одной ноге, решила осмотреться прежде, чем опустить другую. Стояла без особого труда – раскованно, как наблюдатель. И мимо стали пролетать дома и люди, машины и собаки, земля и небо... О, Создатель! Мир вертится, как карусель!

Столбы и рельсы бегут со стуком впереди трамвая... Быстрее, чем земля, вращаются деревья и дома... Шоферы вылетают из машин... А цены все растут! Уже и стариков жизнь заставляет заниматься бегом... Зима настолько обогнала лето, что первые цветы покрыла первым снегом...

Жизнь развертелась, словно карусель! Подробности слились в одно пятно. Жизнь стала твердым угрожающим предметом. Варвара испугалась и, отступая, обратилась за советом к посланцу-иностранцу.

– Какое нынче время? – спросила наблюдателя Варвара.

– Прррошедшее! – прокаркал тот. Хватил стопарик вместо гонорара и, предоставив всех своей судьбе, свалил в Америку, к себе.

– Прррошедшее! – деля добычу, каркали. – Все в прошлом! Гипперр!.. гипперр!.. зипперр!.. инфляция!

Варвара вздрогнула. В ушах шипел эфир:

– Боииишшшьс-с-ся?.. Нет? А зря. Сама подумай! Ведь ты внутри больного государства. Со всех сторон – со всех сторон! – зараженное вирусом пространство... Что, правда, страшшшно? Не хооочешшшь умирать?.. Смеется! Ии-и, глупая... Не стоит принимать болезнь за признак жизни!

– Тирлим-бом-бом! Вам говорило радио "Свобода"!

...больное государство в этот миг сходило под себя. На улицу, лишив работы и жилья, Варвару вытолкнуло, как из заднего прохода...

Конечно, "вылететь на улицу" – всего лишь образ. Печальный образ жизни тех, кого столкнули с лестницы на землю. Как правило, живущие на улице дичают, теряют лишний вес, покой и лоск, но не скучают.

Отряхиваясь от налипшего дерьма, Варвара вылизала шерсть до блеска. Зевнула. Потянулась. Гибко перекатываясь, как волна, спина прогнулась. Хвост щелкнул, словно бич. И солнце село. Пружиня лапами, она сперва несмело заглянула в пропасть. На дне ревел поток. Какие-то кусты и чахлые деревья росли из камня. В сетях теней таилася добыча. Варвара чуяла ее ноздрями. Принюхиваясь, оценила путь и точными бесшумными прыжками скатилась вниз.

Решительность – вот нужная приправа к пресной жизни. Как возбуждает аппетит! Как кровь кипит!..

Преклонная хлебала воду чья-то тень. Взревев Варвара прыгнула. Удар был страшен. Под тенью оказался пень.

И тут же на нее набросились шакалы. С глумливым тявканьем свое привычно делать стали. Рыча от боли и стыда, едва отбилась, еле ноги унесла...

Обида, боль и страх – какая жгучая отрава! Кто сыплет соль на раны? Чьи уши слышат только крик? Кто следит, чтоб человечьи слезы, конвульсии, проклятья и угрозы летели в пустоту, не достигая дна!

Дверь, скрипнув, приоткрылась. Творец прислушался... Опять Варваре плохо? Ну, и характер!.. Сама же захотела на свободу! Пожалуйста... – одна!

– Что ищет эта женщина? По-моему, она сама не знает, что ей нужно.

– Ей, как и всем, нужна еда, жилье, любовь, покой...

– Всего-то! Пусть ищет побыстрей себе мужчину.

– Такого, чтобы даром дал?

– Конечно!

Хоть и не видно рядом никого, Варвара мигом встряла в разговор:

– Уж как-нибудь сама! Благодарю сердечно...

Советчики притихли. Но Варвара, радуясь, что все же не одна, обследовав кусты, додумалась, где прячутся ее друзья... Поспешно опустила веки. Ресницы склеились. Два темных силуэта, пульсируя, приблизились. Мужчины. В масках. Отец и сын?.. а, может, муж и брат?.. Чужие?.. Впрочем, хода нет назад. Робела, но набравшись духа, наконец, спросила:

– Зачем меня оставили? Ведь я же – плоть от плоти!..

Фигуры, задрожав, растаяли.

Руками, чуть не выдавив глаза, пыталась удержать виновных. Ушли... Варвара закричала. Ей гулким диким смехом эхо отвечало.

Так, кто же сделал так, чтоб жизнь летела в пустоту, не достигая дна!

– Подумаешь трагедия! – Творец захлопнул дверь и с интересом стал наблюдать за Солнцем. – Какой протуберанец!

– Так, чья вина? Кто женщине (все отобрав) дает свободу?

– Ответа нет. Хотя... быть может, это те, кто помогает слабым умирать? Они же издают законы, которые им позволяют выбирать из остальных – жизнеспособных – для личных нужд лишь то, что нужно!

– А как назвать их – звери, люди, боги?

– Варвара! Где Варвара?

Вдоль дороги краснели маки. Приятно грело солнце. Свежая трава, по-детски путая слова, играла с бабочками. Бежала меж полей дорога в голубую даль. Несла Варвару. Прочь! Прошлого не жаль!..

Она была нагая. Лаской и теплом природа изменила тело. Легка, как бабочка. Прозрачна, как вода. Стройна, как стебелек... Глаза смотрели смело. Вперед! Вперед!..

Ну, кто тут разберет, чего творцу приспичило? Казалось бы, ему теперь – какое дело?

Варварой любовался мир. Из окон и витрин, сквозь объективы фото-телекамер, на экране и во сне – за ней следили все.

Под звуки музыки (Рахманинов. Концерт с-moll, 2-я часть) дорога привела к реке. Невдалеке, на левом берегу паслись коровы. А круторогий бык – атласношкурый, незапятнанно здоровый – застыл, как монумент, средь волооких жен. Под бубенцовый перезвон с виолончелями соперничали мухи. Навозные, цветочные и травяные духи витали в воздухе. На правой стороне, склонясь к реке, собою любовалась ива. В тени под ней дремал могучий лев. А над землей лениво возносилось небо, разинув раскаленный зев.

Пора и отдохнуть! Нагая дева легла на воду, как на покрывало, укрылась тенью от парящего орла и незаметно задремала. (Звучат "Сирены" Дебюсси и "Лорелея" Листа, опус номер триста).

До дна освещена прозрачная и тихая вода. Уснули музыканты. Тишина. Мир и покой. Все части склеил сон.

Но зло не дремлет! Вон!.. глядите... зашевелилась донная трава... и чья-то омерзительная голова – с зубастым рылом и змеиными ноздрями – горящими от злобы красными глазами впилась Варваре в спину! Какое-то отродье, стянув у дьявола личину, готовится к прыжку... Толчок!.. и вот оно уже у цели. Обняв Варвару лапами, уходит вглубь!!!

– Где валидол?!!

Творец и телезрители и охнуть не успели. Бык – прямо с пастбища. Лев из кустов. Орел, как камень, с неба. Столкнулись... Зарычали!.. Заревели!.. вцепились в чудище...

– Отлично! Завязался настоящий бой.

Дрались в воде. Река, как перепуганная тетка, руками била по бокам. Своим врагам бросалась под ноги. Вливая воду в раны, пыталась остудить... Чтоб побыстрее победить, лев рвал быка. Орел долбил дракона. Бык, засадив рога по рукоять орлу под хвост, тряс головой, роняя перья... В поту, в крови, от ненавистной близости зверея, они рычали и сопели до оргазма.

А телезрители, все разом, лицом не дрогнув, напрягали мышцы живота. Любовь и кровь! Кровь и любовь! Как хорошо...

Хоть телезрители – не звери, но оказалось, что и у них кровь – та! Бой разгорался. Закипали страсти. Соперники равны! Кто победит?.. На спор!

Объявлена всеобщая игра.

– Вот это разговор! У каждого есть шанс. Лишь угадай!

– Ну, дай им, Боже! Дай!

– А что с Варварой? Про нее забыли?..

Потом, потом... Найдем!.. Соперники равны! И чем ужасней раны, тем выше ставки. Все хотят разбогатеть! Чем больше льется крови, тем приятнее хотеть быть Львом! Орлом! Быком!.. или Драконом! Уже в ходу (дизайнеры не спят!) эмблемы и значки. Надев очки, в экраны – там, где раны – засовывают пальцы ветераны. Им ведомы стратегия и тактика борьбы!.. Гадают на кофейной гуще девы. Им деньги не нужны. Им важно выйти на экран. Ведь та, что угадает – сразу станет "королевой"! Пока соперники равны. Идет борьба за лидерство среди Быков, Орлов, Львов и Драконов.

– Побьем своих, возьмемся за врагов?

– А как иначе можно воспитать Орлов и прочих тварей для защиты наших интересов? Во имя мира и прогресса! Во имя жизни на земле!

– Аминь.

Творец почувствовал, что приближается конец уютной пустоте. Борцы за мир борьбой за мир приобретали право жить на высоте. Идея возносила. Она им придавала силы.

– Постой! Мир, Жизнь, Прогресс... Святые имена! А чьи? Какого божества? Чье это воплощенье не тревожит, что именем Его – его же – может стереть с лица земли любой?..

– Как это! Как?

Заставят сердце биться в лад ритмичные, как барабанный бой, призывы. Коль не глухой – сам станешь в строй. Долой мещанские потуги и позывы! Тебя! – и пальцем прямо в рот – Обидели! Враги!.. Не надо только напрягать мозги... Сам понимаешь – не дурак! Скомандуют – сожми кулак!

Кровь! Кровь на всех! Мир тонет в океане крови... но, словно материк, по чьим-то неземным часам, выходит на поверхность в час отлива. С небес слетает белый голубь. Он держит в клюве веточку оливы. Как мир прекрасен!! Расцветает жизнь... Она священна! Кровь бережно хранят в сосудах, в венах... Культуры хрупкие бесценные плоды вкушать душой и телом может каждый...

Эпоха. Возрождение. Страх позабыт. Светлеет разум... Открыв однажды, что ПИ – constanta и с трех уходит в бесконечность, он догадался, что вместе с ПИ приобретает Вечность... И гордый Разум начинает стимулировать Прогресс. Блестящий острый ум пронзает тело мира. Порез. Надрез. Дыра!..

Земля ведь для него – случайная квартира. Жизнь – древо. Рубит по корням.

И вот опять по чьим-то неземным часам грядет прилив. Кровь заливает мир. Хрипит под куполом небес эфир. Вершины затонувшей Атлантиды былой красой напоминают рай.

Мир – россыпь синих островов на красной карте мира.

Мир – твердь для отдыха уставших птичьих стай.

Песнь, отзвучав, затихла. Послышались хлопки. Свист, сразу еле слышный, стал нарастать и превратился в вой. Творец задумчиво кивнул разок, другой... Пора со сцены в тень. Не тут-то было! Не слушалась его – родная дверь!! Распахнутую дверь заело. Он оказался под прицелом. Циклопы не сводили глаз.

– Смотри... вон там – чернеет! Вон – рога!.. копыта!.. Дьявол!!! Стреляй!

– За что? Кто дал приказ?

И вот в руке осталась только ручка. С прощальным криком разлетелась в щепки дверь. Объект остался цел. Но – от ударов раскачалось небо. Зеркальный купол треснул...

Творец шагнул в образовавшуюся щель.

Второе небо было тихо и пустынно – как сон измученной души, как ласковая смерть. Его туманная, все растворяющая твердь охотно приняла в себя творца. Спокойный обоюдный акт любви... когда б не дверь! Вернее, ручка от двери.

Рука осталась там, в щели. Свисала с неба, словно некий грозный знак. А сам творец, объятый тишиной, лежал и краем глаза наблюдал: как падают куски расплавленного неба как размножаются железные циклопы и драконы стрельбу и взрывы скрежет вой и жалобные стоны он слушал краем уха и краем глаза наблюдал борьбу огня с огнем.

– Где б взять воды? Та-а-кой пожар!..

– Рука, зачем ты тянешь вниз? И тут неплохо проживем!

Но длинный нос сам по себе приник к щели. И пошлый, мутный, душный, как угар, поток земной любви – откуда не возьмись! – пронзает, словно ток, творца!

– Откуда и берется? Казалось бы, – нет тела, нет души, а память – остается!

Творец не выдержал, впустил. Поток земной любви прошел сквозь фильтр и стал потоком чистых слез.

Он – все! все! все! – простил.

Земной пожар небесными слезами погасил круговорот любви в природе. И вот что интересно! Из тех, кто выжил, трое утверждают, вроде дождь шел три года и три дня. И голос – чей-то Голос – все эти годы повторял сквозь шум дождя:

– О, люди! О, слепцы! Не тычьте пальцем в Небо. У вас там нет врагов. Бог, как его не назови, всего лишь только знак! Природа создала зеркальный свод небес для сохранения морали. Ведь вы и на земле живете не как люди! И едва ли, прорвавшись в космос, станете людьми...

Все боги, как их там не назови, всего лишь символы Любви.

ГЛАВА 3

– Внимание! Внимание!.. Игра закончена. Объявлена война!

– Как сообщают нам пророки – пришел конец. Явился сатана.

– По независящим от нас техническим причинам, трансляция окончена. Теперь смотрите в окна...

– Желающим принять участие в войне, убытки возмещаются вдвойне. Спешите!.. Сатана любого может кокнуть!

Экран стал угасать. Эффектно рваные фигуры героев дня – зверей, высасывая, поглотила муть. По эту сторону события о них немедленно забыли.

– Уж лучше бы добили! Вот и старайся быть примером для людей! Чуть отвернутся, чуть утратят интерес – и целый мир пропал...

Экран погас. Но заэкранный мир не знал, что обречен. Не знал, что отключили ток. Померкла слава. И ему пришел конец.

– Война, – как утверждает Гераклит, – всему отец!

А на войне – как на войне. Любой, кто не боится жить, герой! И все равно, как не старайся быть самим собой, мы все – перчатка на чужой руке. Война – причина мира. А мир, накапливая жир, чтоб взять реванш, готовится к войне!

– Не продолжай! Мне страшно!.. страшно!.. Ну, разве стоит жизнь того, чтоб жить?

– По-моему, вполне.

Одно и то же мысль и бытие. Так утверждает Парменид. И Гераклит твердит: одно и то же ночь и день. Рождение и смерть. Одно и то же старое и молодое. И мертвое – одно и то же, что живое!

– Спасибо. Вот утешил... Одно и то же!.. все равно!.. Не заговаривай мне зубы! Не Гераклит ли утверждал, что мертвое одно и то же, что и дерьмо!

– Чудак! Ну, утверждал... На то и диалектика! Противоречия необъяснимы. И по сей день не найдены первопричины. Я для себя тут кое-что решил... но не сейчас! Об этом после, когда нащупаю дорогу...

– Нащупаешь? Вот это да! Ну, щупай, щупай... Может, дойдешь до ручки так, понемногу!

– Хотелось бы, хоть до чего-нибудь дойти. Тогда бы можно было оглянуться и измерить. Проверить и поверить. А пока, одно лишь остается (советую прислушаться):

– Смотреть на все приятно и полезно свысока. А что не разглядишь – придумаешь.

К забытой Богом и людьми реке издалека вечерний ветерок, сперва, чуть слышный, а потом густой и злой, стал приносить испуганные птичьи стаи. Душа бесчувственной Варвары нуждалась в тишине, а ей назло звенел, хрустел и осыпался воздух, как толченое стекло. Уйти бы, спрятаться! Душа дрожала в предвкушении беды. Ой, мама! Это – ...что?!!

Живучий плод дремучего поверья – химера выкатилась из воды и, оставляя на песке химерные следы (когтей, копыт, тяжелого хвоста и птичьи перья), укрылась под растрепанною ивой.

Чреватые грозой брели по небу череда за чередой разбухшие коровьи туши. Сердитый ветер, как пастух, подбадривал кнутом неторопливых. Срываясь вниз, сбиваясь в кучи, неповоротливые грозовые тучи помчались табуном, не знающим узды. Сверкнуло тут и там. И рассс-ко-ло-лось небо! С ужасным грохотом скакали всадники грозы.

Прошла гроза. Зеленые глаза роняют с уголков последние серебряные слезы. И в наступившей тишине на темном небе начинают раскрываться звезды. Волшебный аромат французских дорогих духов наполнил чашечки ночных цветов. Клод Дебюсси играет на рояле "Лунный свет"... миг полной тишины ... Притихший мир готов к приходу сна.

Прозрачную в прозрачной колыбели качает возле берега волна. На черном зеркале воды – дорожка на Луну. Невидимый идет по ней. Смотрите – вон его следы... Ччч... Слышите?.. На дне во сне тихонько плачет старый сом. Ему опять приснилось, что он – птица. Летит. Все ближе звезды. Вот – граница неба и воды. Еще чуть-чуть...

– Стой! – говорят. – Куды?!

Тяжелый всплеск. И чей-то тихий смех. Покуда оседала муть, бескрылый сом крестился. Чур! Чур меня!.. Об этом и подумать грех!

Дрожали на поверхности воды невидимого легкие следы. Спала прозрачная. Ей снился сон. Во сне на дне тихонько плакал старый сом.

К утру похолодало. По речке молоком поплыл туман. Ночной обман – невидимость, прозрачность – обернулся в человечью кожу. Промерзнув до костей, Варвара поняла, что жизнь дороже. На берег! Прочь из ледяной воды!.. Тону! Спасите! Лю-у-ди!..

Кусты зашевелились, и оттуда что-то с треском покатилось вниз. Химера, видно, толком не проснулась. Оторопев на миг Варвара чуть не захлебнулась. Каким-то чудом избежав беды она, как пробка, выскочила из воды. Вскарабкалась на берег и, не оглядываясь, побежала прочь. Сопя и топая, химера бросилась за ней.

– Проголодалась или так... – помочь?

Нет сил. Да и куда бежать? Страх – позади, страх – впереди. Кошмар со всех сторон. Да разве это – жизнь?

– А что ж еще?

– Не знаю. Реальность, говорят...

– Какая разница?

– Большая. Жизнь – поиск новых форм и слов во славу света. Реальность – беспробудный коллективный сон.

Варвара нюхала цветок. Ромашку, кажется... Сгустившийся из голубого воздуха платок окутал обнаженную фигуру. Химера, проскочив вперед, притормозила. Взметнула землю, развернулась и бросилась, не разобравшись сдуру, заигрывать с Варварой. Та, не считая себя парой клубку голов, хвостов и лап, пожав плечами отвернулась и не спеша пошла назад. Ублюдок – смесь былых красавцев и героев – жалобно завыл. Как будто только что родился! Не знал или забыл, какие силы и какие образцовые тела сцепились в нем. Он, глупый, думал, что его Варвара родила!

– Дубль N 86! Мотор!

Мир, набирая скорость, завертелся, сматываясь по спирали в точку. Варварин темно-серый силуэт на светло-сером фоне. Неподвижен. Раскрытая ладонь подведена, подчеркивает семя. Почку. Попытку развернуться. Необходимость расцвести.

Начало всех начал, отсутствие всего – Ноль принялся расти.

Вот в центре мира, словно белый гриб на толстой ножке, вырос дом. Уютный, круглый и просторный. С горшком герани на окошке. Как раз такой, чтоб можно было жить вдвоем!

С химерой зажила на славу жизнелюбивая Варвара, тая испуг. Ее из четырех зверей составленный супруг послушен был и тих. И никого вокруг!.. Казалось, новый мир был создан для двоих.

Ритм новый, музыка другая – и старые слова звучат иначе.

– Какая у нее теперь задача?

– Поддерживать уют.

Допустим: жизнь – это следствие избытка. Отбросим несущественное и получим культ.

В избытке прошлое. Болит? Нет, кажется, отмучилось. Одни могилы и кресты. Во имя красоты на них – цветы, цветы, цветы. Во имя справедливости для умерших – еда. Да-да! Отличная еда. Еще стихи, картины, золото, хрусталь. Рояль вызванивает трель. Май! Зелень! Солнце!

Отключен телефон. И наглухо закрыта дверь.

– Кошмар! Наедине с чудовищем!.. А, может быть, она... того, свихнулась?.. или косит?

– Да, нет же! Любит! Прямо обожает ДэЭлБО. Балует, только на руках не носит!

Известно, что общенье с безднами людей возносит. Культ жизни после смерти предполагает сложный ритуал. Чудовище считается священным и прекрасным. Оно возводится на пьедестал. Дракон, Лев, Бык, Орел в одной особе – это вам не шутка. Это – ДэЭлБО. Варвара чувствует (а, может быть, и знает), что ей чертовски повезло.

Зло в чистом виде порождает чистое Добро.

– Бедняга ДэЭлБО!..

На фоне абсолютной черноты она – бела. Светла!.. Нежна!..

– Какой ценой?

– Да, не цена важна!

Их жизнь – сама гармония. Допустим, лишь на миг, что ангел дружит с чертом...

– Да, ничего не скажешь – повезло обоим! Но чтобы не сожрать друг друга подчистую, им нужен кто-то третий – может, человек?

– Зачем?

– Чтоб было с кем играть. Ах, люди так доверчивы! Их можно совращать и защищать, ломать и украшать. Ведь символы живут за счет людей...

– Эй! Тут ты ошибаешься! За счет людей и символов живут политики. Недолго, правда, так как символы бессмертны только в парах. И если торговать одним добром, то зла потом не оберешься. Бывало, помню, утречком проснешься под гордый гимн на нарах и знаешь, бояться нечего – все под охраной. Граница на замке. И ты – такой же, как и все – свободный, равный и родной. По радио с утра поют, и ты с утра – в запой!

– Да, было время! Берегло правительство покой невинных душ и тел. Что хочешь – нары, водка – все было под рукой. Все было и прошло. Теперь, вот, даже до тебя дошло, что если голова пуста, то пусто и в карманах. Да, жизнь теперь пошла собачья. Без идеи!.. Зато в романах и в кино все хорошо по-прежнему. Там все, как у людей. Читаешь, смотришь, думаешь... и что же? Пока в словах – ну, вроде человек! Посмотришь в зеркало – пустое место…

Но все же! Раз есть о чем поговорить, то оппонент всегда найдется. Вот, в данном случае, придется вернуться к обсуждению Варвары. Права, мол, или нет, что стала парой какой-то там химере – ДэЭлБО.

– А! Все понятно. Это месть творцу! За то, что абстрагировался до предела. Стал недоступен даже ей.

– Ну, думаю, творца такая месть не очень-то задела. Он занят делом посерьезнее. При чем тут женщины? Он должен все понять, чтоб целым миром управлять. Ведь, стоя на земле, все не охватишь одним взглядом. Все видит только небо...

– Вот то-то и оно! Земля и небо – тоже пара. Они с рожденья заодно. А их творец, бедняга, одинок! Вот тех, двоих, чутье не подвело – они друг другу не были опасны. Нормально, если ангел дружит с чертом. Ведь это только люди продают людей и в розницу, и оптом!

– Что?.. ангел оптом? Черт!.. Прости, я что-то не расслышал – задремал. По-моему, ты снова ноту не по росту взял. Опять визжишь... Я думаю... Постой! Что это? Слышишь?.. Кто так страшно воет?

– Это ветер. Разбил окно... Держись! За поручень!! Мост!!! Слышишь... мост! не сорвется?!! О, Господи! темно-то как!.. Сдается мне, внизу живое что-то бьется!

– Там море. Горами поднимаясь к небу, на волю рвется – скалы силится снести...

– А кто поет так жутко?.. Ой! Да это ж я!.. О, горе!! Горе! Назад дороги нет! Да и вперед мне некуда идти!..

– Давай без паники! Ведь кто-то ж соразмерил космос и бутон, которому пришла пора цвести?

Кто хаосу дарует лад и ритм, смягчает боль и лечит наши раны?

Кому послушны дети, боги и тираны?

Кто бьется из последних сил, чтоб нить не порвалась, ведущая из ниоткуда в никуда?

Кто отвечает перед всеми и за все?..

– А! Понимаю... Это – Женщина! Земля!

Как оглушает после бури тишина! Творец пошарил в небе и нашел оборванный конец. Наладил связь и даже вспомнил код. Набрал... И вот он ждет. Гудки, гудки... Он начинает волноваться. Вагон уже потряхивает – поезд набирает ход. Кровь бьет в виски. Пульс, как морской прибой. Гудок... хочу домой... гудок ... домой... гудок ... Ой!.. Ой-ой-ой!..

Раскрыв пустые руки, проваливаясь в пустоту, он падал – вниз – из будущего в прошлое. Жизнь, встретившись с ним по дороге, вкратце рассказала, кем он был, всплакнула и прошла. А он летел, летел к Земле – тяжелый и неожиданно большой. Его затягивала сладкая, как майский мед, сияющая глубина, где наконец соединились в целое – он и Она.