Генриада

Собирание автографов всегда казалось мне делом, с одной стороны, не очень интересным, а с другой – очень и очень суетным. С годами, однако, я стал понимать, что это не совсем так. Или, по крайней мере, не всегда так.

Конечно, одно дело – бегать за футболистами или рок-звездами с фотографиями или блокнотом, а просить автора написать на даримой тебе и лично тебе книге – совсем другое: сам понимаю ситуацию и всегда стараюсь, насколько это возможно, писать хоть и кратко, но так, чтобы потом было не стыдно.

За двенадцать лет наших от года к году становившихся все более близкими отношений крупнейший из современных поэтов Генрих Сапгир подписал мне и моим близким двадцать девять книг, журналов и рукописей. За каждой из этих надписей стоит встреча, а каждая встреча с большим поэтом – большое событие…

НАДПИСИ САПГИРА НА КНИГАХ, ЖУРНАЛАХ И РУКОПИСЯХ, АДРЕСОВАННЫЕ МНЕ

1. На книге "Стихи-87": "В память – и с надеждой Юре Орлицкому от автора 14.4.88". Это – первая авторская книга Сапгира, увидевшая свет. Вышла она в Париже к выступлению поэта – одному из первых за рубежом; на последней странице значится: "Стихи были прочитаны 27 ноября 1987 г. на вечере в мастерской художника В.Бруя в Париже". Несколько экземпляров этой книги попало в Москву к Генриху, и он с удовольствием подарил ее мне. Может, самое интересной в этом экземпляре – вклеенные в нее два листка со стихами, добавленными поэтом в цикл "Этюды в манере Огарева и Полонского", которые Генрих сам напечатал на машинке.

Не знаю, оправдал ли я хотя бы в какой-то степени его надежду…

2. На машинописи книги "Монологи": "Дорогому Ю.Орлицкому – коллеге – из Москвы в Самару – с любовью! 14.12. 88". Начиналась наша дружба во времена, когда публикация многих книг Генриха в России казалась практически невозможной. Он любил закрываться вдвоем с кем-либо из гостей в своем уютном кабинете и читать вслух свои стихи – иногда новые, иногда любимые из числа старых. Как-то раз я попросил его подарить мне все его книги, перепечатанные на машинке дочерью – тогда в другом виде они еще не существовали. Генрих сделал это с видимым удовольствием: ему было приятно, что его сочинения кому-то интересны всерьез. Надпись он сделал только на одной книге, из которой особенно любил читать несколько монологов – про шкап, про Зигзигзео, про черный квадрат на снегу и лагерь в Коми АССР. В один из моих приездов из Самары, где я тогда жил, он подписал мне эту рукопись.

3. На программке Благотворительного вечера в помощь Армении, рядом со стихотворением "Монастырь Гош": "На память Юрию Орлицкому от Генриха Сапгира 9.2.89". Это было время, когда поэтов так называемого "андеграунда" начали приглашать для чтения стихов везде и всюду. Генрих, как известно, очень любил читать свои стихи на публике – ведь и умер он по дороге на одно из таких выступлений. А после чтения не менее того любил посидеть за столиком в компании с рюмочкой коньяка и двумя-тремя молодыми поклонниками или поклонницами.

4. На книге "Стена". "Дорогому другу Юре Орлицкому в городе Самаре и Волги с любовью ко всем трем – автор. 24.3.89". Это была первая книга поэта, вышедшая в России. Он очень радовался этому, хотя книжица у только созданного тогда "кооперативного" издательства МГПИ "Прометей" получилась, как и положено первому блину, не очень: нелепого формата, практически без обложки. Зато в ней были прекрасные стихи, замечательное предисловие Андрея Битова и отзывы писателей и критиков на задней стороне обложки – совсем как в западных изданиях. А главное – эту книгу можно было показывать коллегам-филологам в разных городах России, не опасаясь непонимающих ухмылок, всегда возникающих на лицах при виде машинописных страниц со стихами…

5. На книге "Сонеты на рубашках" (М.: Прометей, 1989): "Дорогому Юрию Орлицкому с любовью – (и памятью о куклах, о Самаре – о пиве и т. д.) – Генрих 24.4.1990". Эта надпись требует особых пояснений. Самара – город, в котором я провел всю свою домосковскую жизнь, откуда в свое время послал Сапгиру первое письмо с просьбой ответить на несколько вопросов заочного интервью, опубликованного впоследствии в одной из самарских газет накануне приезда поэта в этот город на премьеру своего спектакля в театре кукол. Там и тогда мы и познакомились очно. И разумеется, как все в Самаре, пили тамошнее жигулевское пиво…

6. На книге "Московские мифы". "Без обложки – так и было – Юрию Орлицкому – все равно на память с любовью автор. 24.4. 90"; На другом экземпляре. "Рад сегодняшней встрече – Юрию Борисовичу Орлицкому – автор 7.10.1990". Сначала Генрих подарил мне типографский экземпляр без обложки (мне очень хотелось получить эту первую настоящую его книгу, один из классических сборников поэта), а потом – уже полноценный экземпляр. Стихи из этого сборника Сапгир читал почти на всех своих вечерах, и недаром: это – одна из самых целостных и концептуальных его книг. По крайней мере, студентам придется изучать его творчество, начиная с нее. К тому же, здесь очень много пронзительной лирики и искрометно веселой ироники.

7. На книге "Лица соца": "Орлицкому Юрию – для пользы и удовольствия, если понравится. 24.4.90". Тут самое интересное – замечание "если понравится". Связано оно, как мне кажется, с тем, что "Лица соца" – единственный у Сапгира цикл политической поэзии. Он вообще не любил иметь дед с "начальством" (так он называл все власти – и политические, и литературные, и театральные). Однако тогда он с удовольствием читал эти эпиграммы, не боясь начальства…

8. На книге Е. Кропивницкого "Земной уют": "Юре Орлицкому с удовольствием на память – стихи Великого Учителя скромный ученик 24.4.90". Это – особенная книга: Евгения Леонидовича Кропивницкого, своего учителя, Генрих вспоминал во всех своих интервью и устных выступлениях. И действительно, вклад этого скромного человека и созданной им в подмосковном дачном поселке для своих детей и их друзей "лианозовской школы" поэзии и живописи в формирование новой русской поэзии огромен: "лианозовцы" восстановили прерванную советским "начальством" преемственную связь Серебряного века и русской поэзии конца тысячелетия. В своих ранних стихотворениях Сапгир во многом следует принципам и заветам своего мудрого учителя, вглядываясь в быт своих современников, живущих в коммуналках и бараках…

9. На машинописи книги "Форма голоса". "На добрую память Орлицкому Ю.Б. 3 экз. первой перепечатки – автор 7.10.1990". Это – принципиально другая, открыто авангардная книга Сапгира. Ее поэту удалось опубликовать намного позднее, именно поэтому в 1990 году, в пору, когда его стихи начали уже печататься в журналах и книгах на родине, он подарил мне машинопись. К тому же это была совсем недавно написанная и только что перепечатанная книга – компьютер Генрих освоил через несколько лет.

10. На книге "Мыло из дебила": "На память – на бегу – Орлицкому Юре – Генрих 26.2.92". Как это нередко случалось, вечером Генрих где-то опять выступал. Или спешил в издательство или в гости. Придумывать надпись на книге ему было недосуг. А дарить книгу, да еще такую – снова парижскую – без единого слова он не хотел. Вот и получился экспромт, отразивший, к сожалению, очень важную особенность нашего общения: столько хотелось бы договорить…

11. На омском издании "Сонетов на рубашках". "Дорогому Юре Орлицкому – еще сонеты – в сибирском исполнении на этот раз. 26.1.93". Этой книге Сапгира повезло больше всего: первое ее издание вышло в Париже, второе – в Москве, все в том же "Прометее"; третье выпустили в далеком Омске поклонники Генриха. Именно оно и оказалось самым полным, хотя в полиграфическом исполнении отвечала предыдущим. Даже в обоих глезеровских собраниях стихов поэта сонетов значительно меньше…

Зайдя однажды к Генриху, я познакомился с привезшей ему эту книгу омской поэтессой Ларисой Косицыной, одной из участниц этого неожиданного проекта – первого издания книги поэта за пределами европейских столиц.

12. На журнале "Знамя", 1993, № 4. "Дорогому и любимому филологу и знаменитому сапгироведу – от самого (!). 14.5.93". Вслед за публикацией ранних стихотворений в "Новом мире", стихи Сапгира стали нарасхват печатать все толстые столичные журналы. Он не раз жаловался, что не успевает завершить новый цикл или книгу, а ее уже выхватывают из-под рук и печатают. Но на самом деле ему это льстило и нравилось…

13. На журнале "Иностранная литература", 1993, № 4. "автору филологических творений Орлицкому Юрию – от переводчика Генриха 26. 7. 93". В течение долгого времени Сапгира намного лучше знали за рубежом, чем в России; о нем писали серьезные работы европейские слависты, а наши соотечественники даже не слышали этого имени (если у них н было маленьких детей, которые читали стихи и сказки поэта). Как только появилась возможность поехать за границу, Генрих сразу же отправился в Париж, где живут его дочь и внук. Он рассказывал, что его первый визит во Францию произвел на русскую эмиграцию сильное впечатление: наконец-то здесь поверили, что в России действительно что-то изменилось. "Раз уж Генриха выпустили…". Сапгир много переводил: сначала своего старшего друга Овсея Дриза, одно из стихотворений которого – об одиноком сапоге солдата-инвалида – в годы "несуществования" Генриха в русской поэзии московский "День поэзии" напечатал без имени переводчика; потом А. Милна, наконец, современных немецких поэтов-конкретистов, в гости к которым он несколько раз ездил…

14. На книге "Пушкин, Буфарев и другие" (М.: Издатель С.А. Ниточкин, 1992): "Поэту и знатоку современной русской поэзии Юрию Орлицкому от автора с любовью. 29.8.93)". Это уникальное издание известный московский букинист и библиофил С. Ниточкин задумывал как заведомую библиографическую редкость. В то время и тираж ее – 537 нумерованных экземпляров (мне достался 85-й) казался ничтожно малым, и цена книги была настолько велика, что Генрих попросил меня съездить в магазин к Ниточкину на "Парк культуры" и купить книгу самому. Интересно, что на последней странице, где представляется серия "Раритет-537", рядом с названием книги заранее написано "распродано).

Все книги ниточкинской серии имели по два автора: поэта и художника. Соавтором Сапгира, опубликовавшего в "Раритете" свои книги "Черновики Пушкина" и "Терцихи Генриха Буфарева", был Лев Кропивницкий – замечательный русский живописец, график, поэт и коллекционер, сын Евгения Леонидовича Кропивницкого, один из лучших друзей Генриха. Они обещали подписать мне эту книгу вдвоем, но не успели: Лев Евгеньевич внезапно умер…

15. На книге "Избранные стихи". "На добрую память поэту, филологу, знатоку свободного русского стиха – Орлицкому Юре – от Генриха любящего все его ипостаси. 13.4. 94". Это – самая развернутая и самая дорогая для меня дарственная надпись Генриха. Задумывая эту публикацию, я понимал, что она неизбежно будет выглядеть как своего рода примазывание к великому поэту и его памяти. И все же не смог удержаться от этого сомнительного шага…

16. На книге "Стихи для перстня": "Дорогому другу Юре Орлицкому – Генрих. 28.08.95". В начале 1990-х мы с Генрихом общались особенно часто. Это было время почти ежедневных выступлений поэта перед публикой, ежемесячных публикаций в журналах, альманахах и книгах. Очень часто, заходя к Генриху, я встречал у него друзей-поэтов: Игоря Холина, Всеволода Некрасова, Льва Кропивницкого, Всеволода Некрасова, Славу Лёна, Григория Остера, с которыми я познакомился благодаря Генриху. Нередко приезжали и приходили к нему и журналисты, брали интервью и стихи для публикаций. Каждый день кто-нибудь да посещал его респектабельную квартиру – настоящий писательский дом – на Новослободской. И всех приходящих поэт дарил своей дружбой и своей поэзией…

17. На журнале "Новая юность", 1994, № 5-6: "От меня Юре – Генрих. 28.08.95". В этом журнале Генрих впервые напечатал свои "Монологи" – опыт авангардистской драматургии для взрослых. Широко известный "детский" драматург, он написал только один цикл драматургических миниатюр, большинство из которых принципиально невозможно воплотить на сцене – они написаны для чтения. Причем – для собственного, авторского – недаром Генрих так любил читать именно эту книгу. А когда во время приезда в Самару один из лучших местных актеров Игорь Данюшин прочитал на вечере поэта один из его монологов, Генрих так растрогался, что предложил ему сделать спектакль в Москве. Очень жаль, что Данюшин побоялся тогда бросить заведенный уклад жизни и перебраться в столицу…

18. На книге "Любовь на помойке": "Юре Орлицкому – неустанному и ярчайшему – Генрих 10.1.96". Эту книгу Митя Кузьмин издал в серии "Ex ungue leonem" – "Льва узнают по когтям" – в которой он печатает произведения классиков современной поэзии. Это – первый выпуск серии, что выглядит вполне справедливо: без Сапгира представить новую поэзию невозможно. Особенно – молодую. Надо сказать, что Генрих очень любил молодых авторов, особенно – из числа экспериментаторов. Целая полка в его шкафу уставлена книгами с их дарственными надписями. Помню, как у него чуть ли не каждый день бывал Герман Гецевич, как брал у него интервью А. Макаров-Кротков, как работали с ним над антологией "Самиздат века" И. Ахметьев и В. Кулаков. А стихи совсем еще юного Данилы Давыдова Генрих читал на вечере этого поэта, который очень ему понравился…

19. На книге "Жар-птица": "Дорогому зоркому другу-критику Орлицкому! – с высоты, видать, видно – Генрих 4.5.96". В 1996-1997 годах в музее Вадима Сидура, где Сапгир выступал ежегодно, мы решили провести серию его вечером, объединенных в серию "Сапгир-квадро". Каждый из них должен был представить одно из десятилетий творчества поэта и, соответственно, одну из важнейших его тем. Открывал эти вечера краткими вступительными словами ваш покорный слуга; мне же посчастливилось писать небольшие заметке для задней стороны обложки небольших книжечек, выпущенных к каждому из этих вечеров музеем. Видимо, поэтому Генрих на этот раз назвал меня критиком…

20. На книге "Черновики Пушкина (неизданное и найденное)": "Дорогому Орлицкому Юрию Борисовичу – автор с благодарностью в осень 1997 г. Генрих. 17.11". Эта – еще одна книжечка из музейной серии, которые поэты в просторечии именуют "сидурками". В нее Генрих включил стихотворения, по разным причинам не вошедшие в его замечательную книгу "Черновики Пушкина", выпущенную Ниточкиным; позднее он перепечатал все вместе в журнале "Звезда". Помню, как они договаривались об этой публикации с А. Арьевым в Петербурге, на банкете, завершающем соросовский поэтический фестиваль "Москва-Санкт-Петербург"; перед этим мы с Генрихом с большим трудом поднялись с вещами на пятый или шестой дом старого дома на Лиговке, недалеко от Московского вокзала, где проходил этот истинно питерский банкет: через час выяснилось, что не хватает ни выпивки, ни закуски, и все гости полезли по карманам. Генрих со своей всегдашней щедростью бросил в протянутую шапку сто рублей…

21. На книге "Женщины в кущах": "Дорогому Юре Орлицкому – Генрих с любовью 8.06.98". Подписывать несколько книг одному человеку, пусть и не в один раз – очень трудно. Понимаю, как мучился Генрих, не желая повторяться. И все же он никогда не отказывался подписывать свои книги – наоборот, делал это с видимым удовольствием…

22. На журнале "Знамя", 1999, № 1: "8.2. 1999. Юре Орлицкому на память". Генрих очень любил это старинное русское слово – "память", никогда, видимо, не ассоциируя его (в отличие от многих современников) с названием печально известной организации. Ярый модернист, он очень любил старину, особенно – старую русскую литературу: поэтов-силлабистов, Пушкина, Фета, Некрасова, Полонского. Именно от них, а не от русских футуристов он вел свою родословную, хотя у классиков больше всего любил их "модерновость". В его книге "Черновики Пушкина" патриарх русской литературы предстает прежде всего как непонятый современниками и большинством потомков поэт-авангардист, изобретатель множества новых литературных форм. Рассуждая о Некрасове, Генрих прежде всего связывал его лирику со стихией русской зимы…

23. На книге "Собрание сочинения. Т.1.": Дорогому другу Юре Орлицкому с давней любовью – с Волги еще – Генрих. 8.2. 1999". Первое собрание сочинений Сапгира затеял живущий одновременно в Нью-Йорке, Париже и Москве Александр Глезер – известный коллекционер, издатель и поэт, влюбленный, как и большинство знавших его современников, в Генриха и издавший несколько его книг, в том числе и два первых тома этого собрания. Первый Генрих подписал мне на презентации этой книге в салоне Лены Пахомовой "Классики XXI века", второй я купил в книжном магазинчике на первом этаже Ленинки. Подписать его уже было некому…

24. На книге "Армагеддон": "Старому и вечно юному другу моему и критику Орлицкому Юре – Генрих 14.9.999". До нового тысячелетия последний великий русский поэт конца предыдущего так и не дожил. И в этом было что-то закономерное – не случайно же он акцентировал в этой подписи четыре четверки на конце.

В последние годы жизни Генрих увлеченно и много писал прозу, охотно читал ее. Удивительно – но в его исполнении не скучно было слушать даже длинные повествовательные вещи.

Меньше, чем через месяц после этой последней нашей встречи Генриха не стало…

НАДПИСИ НА ДЕТСКИХ КНИГАХ САПГИРА, АДРЕСОВАННЫЕ АННЕ ЮРЬЕВНЕ ОРЛИЦКОЙ И ЕЕ МАМЕ,
ТЕАТРАЛЬНОМУ ХУДОЖНИКУ ТАТЬЯНЕ ВЛАДИМИРОВНЕ РАССКАЗОВОЙ

25. На книге "Садовник" (1987): "Милой Аннушке Орлицкой от дяди автора на вырост 14.4. 88". Моей дочке было тогда меньше двух месяцев, читать она, естественно, еще не умела. И это была первая подаренная ей автором книга. И каким! Когда-нибудь она это оценит (я надеюсь…).

26. На книге "Румяные щеки": "Дорогой Танечке с давней и искренней симпатией, для ребенка Анички – с любовью. 18.5.89". Эту книгу "дядя автор" адресовал не ребенку, названному старинным домашним именем, а его маме – художнице, оформившей не один сапгировский спектакль в Самарском театре кукол. Особенно получился "Лошарик", афиша которого долго висела на стене сапгировской квартиры. Генрих нередко бывал у нас в гостях, любил беседовать с Таней об общих знакомых, о театре, о книгах…

27. На книге "Принцесса и людоед" (1991): "Дорогой милой Аничке заочно – дядя Генрих. 2.12.91". Аня росла – а дядя Генрих все не мог ее увидеть. И решил подарить ей еще одну книжку – на этот раз, сборник своих самых известных детских стихов, знакомых, наверное, каждому ребенку в России…

28. На книге "Полосатые стихи": "Милой Анюте из города Москвы – от автора этой книги. 2.12.91". Чуть позже Анюта и сама начала сочинять вполне "полосатые" заумные стихи, за которые другой "дядя"-поэт – президент всемирной академии зауми Сергей Бирюков – даже предложил принять ее в свою академию. Вот, например, одно из них:

Дяде Генриху это стихотворение очень понравилось…

29. На книге "Чуридило": "Дорогой Анюте – дядя Генрих 2.12.91". В советское время детские стихи, пьесы и особенно сценарии мультфильмов приносили Сапгиру и славу, и деньги. Это отличало его жизнь от существования многих других героев андеграунда – поэтов и художников, вынужденных жить гораздо хуже. А началось все, по рассказам самого Генриха, с рекомендации Бориса Слуцкого, сказавшего якобы молодому Сапгиру: "Генрих, ты формалист. У тебя должны получаться отличные детские стихи".

В последние годы жизни "детского" Сапгира снова начали широко печатать, он даже попал в список самых "продаваемых" детских поэтов – вместе с Маршаком, Чуковским, Михалковым и Барто. Сам он говорил об этом с гордостью…

30. На книге А. Милна "Мы с Винни-Пухом": "Дорогой Анне Юрьевне дядя Генрих – переводчик – и тоже поэт. 13.4. 94". Сапгир написал не один десяток сценариев для мультфильмов. Среди них – такие шедевры советской мультипликации, как "Паровозик из Ромашково" и "Лошарик". Когда мы в Самаре устроили Генриху встречу с детской телестудией "Товарищ", ребята, конечно же, расспрашивали его в основном о фильмах, о работе над ними. Но некоторые принесли и книги, про некоторые из которых сам поэт давно забыл. А взяв одну из них в руки, даже сказал: "Был уверен, что никогда больше ее не увижу. Не повезло…". Однако большинство своих сочинений для детей Сапгир рассматривал как составную часть своего творчества, как продолжение "взрослой" поэзии, многое взявшей из стихов для детей.

31. На книге "Смеянцы": "Милой Аннушке и ее папе, который, надеюсь, сбережет книгу – дядя Генрих. 28.08.95". Он был очень добрым человеком, Сапгир, и очень веселым. Все, кто его знал, никогда не забудут его заразительный смех. Он любил веселиться и умел веселить – и детей, и взрослых. Его стихи вызывают восхищение и радость. Это главное. Это мы сбережем…