ПОЭЗИЯ | Выпуск 20 |
* * * Семь старцев медленно к Храму идут, продвигаясь вдоль квартала блудниц, мечтая остаться вдвоем хоть с одной из сидящих на корточках у лазов в свои дома. Тщетно пытаясь освободиться от пут, в корзине трепещут семь голубиц, предназначенных в жертву. Зной невыносимый, влажный, сводящий с ума. Проезжает конная статуя с мускулистой рукой, приветственно поднятой. Многие падают ниц. Небо намного тверже, чем в День второй. Перед Храмом толпится разноязыкий сброд. Слышится пенье левитов. Резкие возгласы труб. Чуть в стороне над кострами кипят котлы с жертвенным мясом. Пляски вокруг котлов. Один подымает лицо. Боже, какой урод! Другой ухмыляется. Видно, что душегуб. Это - Божий народ. Бог достоин хвалы. Бог услышит мольбу. Не разбирая слов. Всякая ложь хранит отпечаток губ, которые шевелились и были теплы. Голубиц обезглавят. Старцы умрут в свой черед. Здание будет разрушено. Кроме одной стены. Все дороги ведут в тупик. Кроме одной стези. Девственниц обесчестят. Праведников убьют. Нечестивцев усадят за праздничные столы. Говорят, что у нас и волосы на голове сочтены. Но враг оседлает нас и прикажет - вези! Куда - известно. В мир, где блудят и пьют. Где кровью полощут рот и мочою моют полы. Птицы в клювах растащат имя моей страны. Тысячу лет не вспомнят о том, что свершилось тут. Бог нашу боль хранит. Все, до последней слезы. * * * Святая земля состоит из святых вещей, перемолотых в пыль, замешанную на жирной смазке греха. По этой тропе ковыляет судьба живых, калека, опирающийся на костыль, из которого сыплется труха. Трудно поверить, что это - истинный путь. Глубже вдыхай полуденный зной, настой ладана, предательства, клеветы, и немного воздуха, чтоб дотянуть до прохлады и темноты и услышать крик часовых, и шаги за городской стеной. Жизнь прочна и надежна. Враги покуда на подступах. Подступы укреплены, ложь и насилие ходят дозором вдоль городской стены, взгляд старца, встречаясь со взором блудницы, загорается. Белые голубицы зарезаны и сожжены на алтарях столицы, во славу добродетельной и премудрой жены. * * * И чего ты хотела, произнося имя мое, плотно губы сомкнув, выдувая проклятия, как изделия - стеклодув. От ладони моей отстраняясь вся, уклоняясь от ложа, выжидая пока семя не выдою собственною рукой. Превращаясь то в мальчика, то в старика, я уже не помню, кто я такой. Оно и лучше. Человек по природе - тлен. Растлевает и тлеет, о прочем - лучше молчать. Мужчина вернется в прах, но из праха член, что каменное надгробье будет торчать. Лишь размноженье способно смерть побороть. Лучше бы вымерли души, но оставались тела. Крайнюю плоть во младенчестве взял Господь. Остальное было твоим, но ты - не брала. Я иду вдоль стены, иногда опираясь рукой о горячие камни, если шатает вбок. Толпа во врата впадает пестрой рекой. Там, за стеной, говорят, обитает Бог. Там, за стеной, на меня наденут ефод и драгоценный нагрудник. Выйдя во двор, я раздвигаю пальцы, благословляя народ. Ты стоишь средь толпы. И я опускаю взор. * * * На плоскую крышу дома жертвенный свет луны ложится. Он наполняет собою двор, серебрит без того серебристые кроны древ. Лежу, запрокинув голову к небесам. Небеса начинают вращаться. Они вольны делать, что им угодно. Они омрачают взор слишком внимательный. Они отверзают зев, бездну, которой Всевышний страшится сам. Выпирают, клубясь, деревья из-за оград. Вспоминают дороги тех, кто ушел вчера. Тяжкий жар вожделения опускается в пах. Минута - и тело охватывает дрожь. Глиняный град ступенями сходит в ад. Над ним нависает Храмовая гора. Мир преисподней страшен на первых порах. Звездное небо лжет. И я повторяю ложь. |
|
|
|