ПОЭЗИЯ | Выпуск 23 |
Туннель под Ла-Маншем
Вот спускается стая циклопов уродливых, Синие крылья сложа. Каково им теперь, оказавшись без родины, Оставаться острее ножа? Где им вертел вращать - он обугленный, плохо обточенный, Словно мирное время, текущее вспять, - Там облезли стада, облетели цветы на обочинах, Человечины с бою не взять. По соседнему трапу спешат холодильные демоны, У которых в груди ледяной водопад. Неизвестный металл, из которого все они сделаны, Мелкий дождь разъедает до пят. Им придется погибнуть - но пока им не время раскаяться, Им нельзя оставаться на твердой земле, Словно тетке-лягушке, что в клюве у белого аиста Перепрыгнула Па-де-Кале. Вот и мы перешли в обреченное холоду здание, В темноту улетающих в Англию птиц. Эта новая боль посылается мне в наказание, Чтобы сдался и пал перед будущим ниц. Но запомни: пока мы слабели и падали, Одиссей обернулся пшеничным зерном - В этих ангельских сферах, что цепь замыкают (не правда ли?) Земноводным, икряным звеном. Там и воздух иной, да и время там вовсе не движется, И деревья вовек не поднимут ветвей. А у самого дна - только пеной лягушечьей дышится, Если хочешь избавить себя от кровей. И в надмирной войне, что близка к своему завершению, Все недуги земные храня, Одноглазые люди признают свое поражение И замрут в ожидании Судного дня. Зеленые холмы Земли В доме с тысячей окон красотка ждет моряка, Не дождавшись, катится под откос, Прямо на дно канала - но цена велика Краснеть от такой потери до самых корней волос, Зажигать слюдяную муру сигнальных огней, Когда пароход прибудет на Иордан, - Там ожившие боги ожидают последних дней, Не в силах огнем разогнать туман. От их очагов валит конопляный дым, Крюки лебедок его подхватывают и мнут И несут под застреху - а на крыше ждет пилигрим, Избежавший глубин и сибирских руд. Для него вот-вот настанут лучшие дни, Ведь его хохолок беспардонно ал - И когда гей-порно тоже зажжет огни, Мы вместе почистим перышки, глядя в Большой канал. Мы прошли половину круга, чтобы землю отбросить вспять. Из-под ног уходя упруго, она опять Возвращается к первопричине, где закат и небо - одно, Где соль становится сахаром, и вместе идут на дно, Чтобы вместе таять. Но утром об этом лишь говорят. Часы с Варшавой прокукуют где-то внизу, И нужно подняться туда, где стекла горят, Чтобы увидеть, куда уронить слезу. Нет, напрасно на дне красотка ждет моряка, Его пароход не догнать на кривой козе - Он уходит к звездам, словно крик кулика, Теряющийся в тумане над Зёйдер-Зе. * * * Одиссей обернулся пшеничным зерном, Чтоб зерно не осталось одно. На вершине бархана, оставив весло, Он песок превращает в вино. Для него пересылкой в иные миры Над пустыней алеет мираж. Это пир для того, кто не принял дары, Кто отвержен и больше не наш. Погрузись с головой в эту дымную твердь, В этот длинный и трудный закат. То, что раньше казалось похожим на смерть, На поверку сложнее стократ. У дверей Пенелопы не спят женихи, И зерно прорастает насквозь. Бесполезно с богами играть в поддавки, Раз у них ничего не сбылось. Ты найдешь Атлантиду под слоем песка, Потаенный цветок голубой. Но никто не заметит, как дверь высока, И никто не войдет за тобой. Время героев Оседлав соловья, проявляй соловьиную прыть Над ручьем-текунком, где холодные травы, Где ошметку коры целый месяц до озера плыть - Ну а ты поспеши, а иначе рискуешь простыть В ожидании вечныя славы. Там над озером сонным в дозоре парит стрекоза, Черный дрозд объявляет войну мировую. Угляди сквозь ладони, пока не просохла слеза, - А потом затемненье опять упадет на глаза, И повалим призвание пить вкруговую. Кто-то будет на зоне раздавленный сахар лизать, Кто-то вольною волюшкой разметет обгоревшую крышу, Кто-то с крыши начнет неуместно и жутко сползать, А четвертый захочет последнее слово сказать, Но ответ не сумеет услышать. Уплыви на восход по забытой татарской меже, По канаве лесной, по ручью-пиздомою, Стань завзятой пылинкой на вечном карманном ноже - Может, так и сумеешь уцелеть на крутом вираже, Избежать повторения бед, что звенят надо мною. Нам не стоит жалеть, что у нас ничего не сбылось. Наш затерянный мир открывает заветные дали, Чтобы в тигле плавильном нам все-таки сладко пилось, Чтобы мы не боялись, привычно целуя взасос Сокровенных чудовищ, которых мы вновь угадали. |
|
|
|