Вместо прогулки

Вместо прогулки

Прозелитка Вертинского, полно:
Осень. Холодно, скоро зима.
Б-р-р... Последние тёплые волны
Из кофейни. Подумай сама,

Так ли требуют строго прогулки
Эти улицы, лавок внутри
Чудеса, небеса, переулки?
Постоим, поболтаем. Смотри:

Чуда требуя, пива и брашна,
На молитве – полтысячи лет,
Ввысь возносятся башенки, башни, –
Вавилона рассеянный бред.

И, осанною в вышних, – ответ –
Самолётиком горним, игрушкой,
Пропадающим ни за полушку
В вышине – за оставленный след,

Что своё непонятное гнёт,
Как забава в руках первоклашки,
Тонким белым водим карандашиком,
Вкось прогулку – и перечеркнёт...

Здесь имеет значение всё –
Звуки, знаки, знамения многие, –
Всё тебе весть благую несёт.
Звон, нить в небе, разметку дороги

Наметал тебе белым стежком,
Наболтал тебе Кёльн колокольный
На прозрачное ушко свекольное –
Сквозь игольное шпиля ушко.

Облака разбивая над городом,
В полусфере – прозрачнейшим льдом,
Всеми призмами, сахаром колотым,
Серебром – небольшие – и золотом,
Главный колокол – молотом: "Дом-м!.."

И, взахлёб, как бы в споре с собором,
Боем рюмок, старинных оков
Звяком, цоком весёлых подков –
По соседним пошло перебором
Кирхам – мрачным, пустым и печальным,
Кирхам – лёгким, игривым, венчальным:
Сорок сроков, сорок, сороков!..

Воздух лёгкий и лёгкий мороз.
Жухлых листьев хрустящие вафли,
Кои чем-то тебе не потрафили.
Гимназистка румяная, брось

Упоительно хрупать ту снедь,
Что серьёзный Осенний Кондитер
Изогнул в род готических литер:
Не ступай, не кощунствуй, не сметь!

Двуязычница, нам ли пристало
В Каббалу эту лезть. И потом –
Расшифровка опасна. Спроста ли
Слово "дом" здесь собором нам стало?
А собор, дело ясное, – "DOM!".

* * *

Это после – Кирилл и Мефодий.
Глубже всех византийских даров,
Где-то в недрах, при всякой погоде,
Рост кристалла – отрады воров.

Это – твёрдость сверкающих звуков.
Это просто – как есть и дышать.
Это – до – до письма, до науки.
Да и – после, в запас. Не мешает.

Это "Р", это "Ы", это "Щ",
Я украл, как у Клары кораллы, –
То, что мышцы груди распирало,
Развивало движенье плеча,

Что осталось, в живот опустилось,
Как буддийское "о-ом" разместилось.

(Зверем, сглазом, мятущейся тенью,
Вием, веком прикрытым в нутре –
Третьим глазом в подвздошном сплетенье,
Тёмным зеркалом, – блеском сквозь креп...)

Где – помстилось, а где – отомстилось:
Здесь одна только – жимолость, милость.

Да и там... И кому оно – там?
Неприкаянным, Каином, меченым, –
Только долг этот помню, конечно.
Я отдам, не забуду, отдам.

Обучение сну

Я ли не делал всё, я ли не потакал,
Я ль не молился всем: морфию и Морфею,
Брал за бока и грел – вот он стоит – бокал;
Рюмка ещё, стакан – брошенные трофеи.

Мне заслужить бы сон, сонный уют для глаз,
Мерный, простой покой: с лёгким постельным пухом.
Тёплым где мехом внутрь – тайный и тёмный лаз,
Медленный сердца стук – лишь прислонишься ухом:

Это подпольный тон – слабым сигналом вглубь.
Мёртвый подвальный дом – семь этажей под землю:
Тяжкий медовый храп, виолончельный клуб.
(Семь, – я ведь сам считал. В лифте же кнопок: семью.)

Лаз – в неоглядный зал: гул на людском юру,
Оперный гардероб: сбор унесённых ветром,
Выданных напрокат, сгинувших поутру,
Старых отцовских шляп: лентою шёлк по фетру.

Сонных хористов сонм своды держать устал,
Тот, что пастуший сон, как из цилиндра – ленты
Тёмный, шуршащий шёлк – тянет в уснувший зал...
К выходу опоздав, не заработав ренты,

Так заигрался – эх, так в эту роль вошёл,
Как за решётку – эх, с тонкой в подкладке пилкой.
Там удилами мне, перетянув вожжой,
Рот разодрали мне этой кривой ухмылкой:

А не ходи, когда племя и семя спит,
А не насилуй плоть, спи на автопилоте.
Ляг, до рассвета вплоть, в обе ноздри сопи –
Пользуйся, раздувай пламя и знамя плоти.

Ляжешь – глаза закрой только – и весь тут сказ.
Лунный – о'кей – скафандр: плотно обтянут шкурой...
Выжди. Под веком – в мозг – преосторожно глаз –
Приоткрывает щель: камерою-обскурой.

* * *

Найдут безработные текстовики
Сей скрипт – что сейчас под рукою,
И те, что оторванные от руки,
В свой срок, вертикальной рекою,

Как сирот в Египет, в бумажном челне,
В корзинке папирусной малой
Отправил, случайно найдут. Только не
Заметят среди интервалов,

Бессмысленных звуков, мычащих фонем,
В размеренные причитанья
Вошедших – шипеньем пластинки, вполне
Читаемые очертанья:

Сквозь литеры (хоть выноси образа),
На фоне периодов длинных,
Тускнеет овал. Борода. И глаза.
И голос глухой из-под глины.

Сувенир

Стеклянный шарик, вещь в себе:
Встряхнём – и жизнь пойдёт слоями.
Изобретать велосипед
Не надо: острыми краями

Здесь квадратуру исчислять,
Последним заниматься делом
В угодьях дробного числа:
Подарок принимают целым.

Свидетель сдвигов временных,
Неверно понятых пришествий,
Любитель редких, именных,
Медитативных путешествий,

Чей взгляд скользит по кривизне
Стеклянной глади сувенира
И отражается извне
Чужого внутреннего мира,

Ночной, убогий птолемей
Под тёмным сводом атмосферы,
Механику держи в уме:
Пусть музыку играют сферы.

Кто создал населённый шар:
Стереометрия вращенья?
Когда начнётся превращенье?
И где разместиться душа?

Встряхни державною рукой
Мирок, мещанскую обитель.
Или нечаянный покой
Дари, неспешный повелитель, –

Пока ты здесь; а за стеклом,
Неся заряды снеговые,
Вверх, под немыслимым углом,
Во тьму промчались верховые.

Поплыли рыбы в высоте:
Косяк – кругами, рой за роем.
Куда ты смотришь? Сам ты где,
Дружок, печальною порою?

Здесь, там, внутри. Метель метёт.
И рыбы плавают печально.
Всё утрясётся. Снег идёт.
Невесть откуда. Изначально.

* * *

Задует надолго – и стылое небо уныло зависнет:
Тоскливо и муторно, грустно и зябко, и – ныне и присно.
На улицах пусто – всё вымело напрочь – людей нет в помине.
Дома в темноте – как ненужные стены в промёрзшем камине.

Что делать и кто виноват, что сейчас – не твоё время года?
Оставь, против ветра не надо прикуривать. Ну и погода!
Здесь осень – не сон, осень – анабиоз, – без особой надежды:
От тёмных зонтов, от приподнятых воротов, тёплой одежды.

Здесь ветер из дыма горазд сигареты вытягивать жилы.
Вверху, на балконах, как скифские бабы, сидят старожилы.
Из города выбраться – поздно: невнятицей город обманет
Проулков – таких-то, обманных обводных каналов в тумане,

Околиц, последних дворов, где последние света форпосты...
В местах собиранья даров – лишь свежеют порывы норд-оста.
Лишь свешены головы яблок, лишь яблони старой сутулость –
Где осень осин на дворах о заветных дарах заикнулась.

Подавно в дома снесено всё, что – семо-овамо – родимо.
Закрытое злеет вино – так темно за окном, нелюдимо.
Здесь осень – качание сосен в вечерних пустых верхотурах.
Погром собирается (оземь!) тоскливою злобой натуры.

По сферам шаром покатило – что пьяный сосед над тобою.
Ума же хватило: всё в куб возвести – и катать с перепою.
И рёвом реветь, колотя что попало – под грохот и взрывы.
Последний драть холст. Диким оком взирать –
из сиянья разрыва.

И ты не поймёшь, колготясь в комнатушке,
над стылой пустыней:
Что это – огромно, стозевно – каталось по неба холстине?
И ручка уже над листом, и строка – на сносях –
появляется, словно
Всё этим удастся восполнить, всё выразить можно дословно.

Содержание

Дальше