Вокзал, разлука...

* * *

Вокзал, разлука: гладь перрона,
Фонарь, забор, кусты акаций.
Мы все выходим из вагона,
И нам уж вместе не собраться.

Нам больше не собраться вместе.
Акаций веточки сухие.
Наш паровоз стоит на месте
И не поедет даже в Киев.

Сухая грусть дорожной пыли.
Все разошлись и не воротишь,
Но все равно мы вместе были,
И это со счетов не сбросишь.

* * *

Слабый свет везде проникает.
Он не может не проникать
Все насущное возникает,
Не умея не возникать.

Не от скуки и не от грязи,
От усталости, может быть,
Возникают случайные связи,
Надо только ждать и любить.

Тихий шум небольших деревьев,
Боль и стыд мирового зла...
Горький дым чужого кочевья,
Слабый ток чужого тепла.

19 октября

Все заставлено ставнями книг
И задвинуто в общую стужу.
Стыд и страх. И как будто двойник,
И как будто бы смотрит наружу.

Прерыванье запоев и снов.
Толстых книг грузовые составы.
Сочетания медленных слов
Шелестят, как пески или травы.

Мы живем вдоль китайской стены,
В нашу сторону дико и пусто.
Ветер, Север... И чувство вины,
Непохожее даже на чувство.

* * *

Жил да был усталый иероглиф,
Тесен был и мал его объем...
Посели меня в какой-нибудь апокриф,
Посети меня в апокрифе моем.

Бесполезный поиск лучшей доли
Сам себя бессмысленно казня,
Жил да был усталый алкоголик,
Если можешь, пожалей меня.

Пожалей меня, больного психа,
Мы же грустные животные, рабочие....
Дом Культуры. Улица Плющиха.
Дым отечества и все такое прочее.

Путь в Сокольники и ничего такого.
Свет сквозь сон. Мерцание мечты.
Божий храм постройки Казакова.
Клен, рябина, перекресток, ты.

* * *

Последствия грустных историй,
Нелепые, как общепит.
На серых дорогах предгорий
Телега поет и скрипит.

Мы таем, мы тонем, мы стонем,
Винтясь идиотским винтом,
Как дети, как кошки, как кони,
Как осень, как сон, как никто.

Оставим чужого кумира,
Избудем кромешную тьму...
Мы днем улыбаемся миру,
Мы ночью рыдаем ему.

...Закутайся в белое знамя.
Не скроешься больше нигде:
Как майские грозы над нами
Цари без царя в голове.

* * *

Темно, как будто бы в кино.
Невесть куда мы все засунуты
Давным-давно, и все равно -
Всё это суеты и суеты.

Наш город холодом живет,
Такой пропащий и запойный,
Над горожанами плывет
Любовь такого-то с такой-то.

Провинция живет и спит,
Тиха, бледна, полуодета.
Провинция – всеобщий стыд,
Недоразведанность предмета.

Движенье мхов, дыханье жаб -
Благообразно беспокойно
Во сне тревожит горожан
Любовь такого-то к такой-то.

Она не сытость, не уют,
Она грешна и бесполезна,
Она у бездны на краю,
А, может быть, за краем бездны.

Она живет, как казни ждут,
Она банальная, как тайна,
И, ошибаясь не случайно,
Ее случайной назовут.

Оттепель

Дрожа всею мокрою кожею,
Не спят и тоскуют ночами,
Деревья шумят, как прохожие
Шуршат по дороге плащами.

Короткие тени расходятся
От слабого света в окошке -
Там оттепель дышит и возится -
Как люди, как мыши, как кошки.

Там воздух волнами подкатывает
К сокровищам мокрой окрестности.
И нас обнимает, подхватывает,
Уносит в туман неизвестности.

Всех вместе, стадами, кочевьями,
Рядами, и как получается.
И ветер играет деревьями,
Которые с нами прощаются.

Было утро белее золы.
Был наш быт безутешен и зол,
И двусвязней двуручной пилы
Был над нами двуглавый орёл.

Мы проснёмся ни свет, ни заря,
В голове ни вождя, ни царя.

Область боли: затылки и лбы.
Место встреч: тупики и углы.
Мы молчим, а над нами гербы.
Мы одни, а над нами орлы.

А над ними дыханье ворон,
Налетающих с разных сторон.

От ворон никакой обороны,
Потому что орлы без короны.

Содержание

Дальше