| ПОЭЗИЯ | Выпуск 41 |
|
* * * Раз Лермонтова в детстве я читал – И день, и два. Уехали к родне Отец и мать, оставив мне еду. К тому же шли дожди. И я читал. О, это был совсем не монастырь! Скорее дом, где любят все тебя, И любишь ты – иначе как же? Но Тяжёлые, могильные слова Убили вдруг сияние. Он весь Не пел и не летел – лежал у ног, Жестокий, беззащитный, и шептал Ребёнку то, чего понять не смел Я, мелкий мцырь. Шептал, что он один Отныне будет думать обо мне, И я узнаю всё лишь от него, Хоть слышать это можно двести лет Под шум дождя – предателю, слепцу, Герою даже – и, как дождь, забыть. А я чтоб не забыл! Я понял: он Жесток, сентиментален, нелюбим, Но стоит только… Вот чего хотел Он эти двести лет? И бездна бездн, И тайна тайн – любить его таким, Каков он есть, без нимба, без прикрас, Без перепонок, эполет? Без слёз? И он меня погубит, и спасёт, И наконец-то сможет написать Хоть что-нибудь без камня на груди! И вот тогда полюбит он меня, Но странною любовью… 16. 06. 2001 г. * * * Я не сужу Сальери. Легко быть добрым, Зная, что ты велик, и что если даже Канешь во тьму не воспет, по листку не собран И на ветру развеются хлопья сажи – Боги тебя почтили своей печатью. Рукописи горят, как и люди, в печи. Но не горит, лишь светится всё печальней Взгляд человечий. 28.06.2000 г. * * * Таков ли ад? За стёклами очков Поблёскивают холодом глаза, На улице пылит осенний день, И чьи-то сильно мятые листы Мелькают в пальцах, как мелькали в них Недавно судьбы звёзд или детей. «Вот это слабовато»,– скажет бог Другому. Тот, его испепелив, Из пепла воскрешает – и, собрав, Покорно соглашается: «Ну да, На эту рифму я уже давно Косил глазами». – «Нечего косить. Берёте и… того». – «Того? Ну да, Не так-то это просто». – «Вы о чём?» «О рифме». – «А… Короче, дорогой, Всё это слабовато». И никем Не понят блеск исчезнувшего дня, Шум осени… Лишь холодом глаза Блестят неумолимо, и звезда, Где боги поедают души слов, Несётся в глубь умолкнувших времён, И не остановить… И не очнуться! 22. 10. 2000 г. * * * Господь, отдай мне всё, что я создать Уже умею, но ещё не знаю. Мне невозможно ждать! Хожу по краю Той пропасти, которой не видать, А кожей чувствую. К чему тебе То зрелище, что ведал ты заране? Ты в этот мир привёл меня в тумане, И сам ты, как туман, в моей судьбе… Но он рассеется! И вместе мы Внизу увидим спящую планету. Тот свет… Балладу Рэдингской тюрьмы – Без вечности, простительной поэту. 20. 02. 2001 г. * * * Послушай, завтра будет нам пора Туда, где дремлет черная дыра, Где, озарен неслышным ходом лет, Скелету улыбается скелет, Где солнцем не сменяется закат, Где звезды невзошедшие стоят, И где душа горенью своему Предпочитает ледяную тьму. Но знай – на перекрестке дня и мглы Уже погасли адские котлы, И грешных рук распался хоровод, И лилия раскрыла свежий рот. И снова мы вернемся в мир земной, Вернемся двое, но к любви одной, Чтоб вновь читали Гибель и Весна Полуистлевшей книги письмена. 31.12.89 г. Испанскому языку Повидать бы мне страну апельсинов, Где дымятся дороги от жаркого ветра, Где просыпаны наполеоны в лосинах, И ворота скрипят, как слово «пуэрта», Поцелуй не стряхивает росинок, Но зато слеза роняет поэта. Одному я навстречу никак не выйду, Хоть безумца судить – только беса тешить. Не люблю я поганую их корриду, Где коня обгоняет рычанье пеших. В той стране, где быка не дадут в обиду, И людей не станут напрасно вешать. Как цветы, взрываются междометья В торопливом потоке гортанной речи. Так, наверно, звенит темнокрылой медью Тот ручей, что прыгнул горе на плечи И, противясь лунному онеменью, Перешел с родного на человечий. Одному не спою я приветной песни – Древней тени грубого суеверья. Догадайся кто попросить: «Воскресни!», Чем чеканить Смерть на церковной двери, – И уснет необузданный темный идол, И покроется розами мостовая Той страны, что я никогда не видел, Где, проснувшись, больше не побываю... 05.03.99 г. Штучки памяти Один придет – и превратится в тень. Другой уходит, а черты яснее. Ни ордер на арест, ни бюллетень Для памяти выписывать не смею. А третьего не видел никогда, Но сердцу он – как хлеб и как вода. Четвертый – я. И тут уже нагрянет Такая, извините, лабуда, Что по ночам Спасенье сниться станет И Бегства голенастая звезда. Как поутру, опомнившись едва, Со всеми разобраться временами? Под вечер все душистее трава На пустыре моих воспоминаний... 3.04.99 г. * * * Уральский город, тонущий в снегу. На нём – аршинно: «Рад, но не могу». Пониже – мелко: «Мог, но не хочу». И тонкий писк петита: «Я молчу»… И голос, навевающий сугроб, И горлышко бутылки в кулаке… Господь на строчку щурится, суров, Но все петиты жмутся вдалеке. Они обступят это по весне, Когда не так назойлив красный флаг. И кто-нибудь, глядишь, поручит мне Всю опись остающихся бумаг. 28.01.2001 г. * * * Как узнать, закончится ли скоро Тихий век невидимых потерь? Я нашёл Учителя, который Указал поспешно мне на дверь. Через двадцать лет нашёл другого, И в итоге сам себя учил, Чтобы нерастраченное слово Прозвучало… как среди могил. Знал Лилит и Еву. Оба сына, Из которых каждый никогда Не увидит брата – вот причина Замечать минуты и года. Остальное было сном и ветром, Не имевшим власти надо мной. Я мечтал сразиться с целым светом, Но не с монолитною спиной. Битва состоит наполовину Из спины. А дальше – из забот. Не придёт, похоже, мой Мартынов, И Дантес, похоже, не придёт. Вместо этих глупостей печальных Лучше сядь и ограни алмаз. И учти: игрушкою хрустальной Он к утру окажется не раз… 17. 06. 2001 г. |
|
|
|