«Живите жизнь…»

7-го мая 2011 года исполняется десять лет со дня смерти Бориса Рыжего (1974–2001). Из «лермонтовского возраста» он – по своей воле – не вышел. Его первая (и единственная прижизненная) книга «И всё такое…» (СПб, «Пушкинский фонд», 2000) была в 2001-м году отмечена петербургской литературной премией «Северная Пальмира». Получал ее уже отец поэта, Борис Петрович…

В тот год Борис Петрович побывал у меня в гостях 6-го июня, в день рождения Пушкина. Позже он должен был отправиться на Большую Морскую, в Дом композитора, на объявление результатов премии (по традиции «Северную Пальмиру» вручали именно в этот день). Вероятно, Борис Петрович уже догадывался, что в номинации «Поэзия» посмертно отметят его сына. Так оно и вышло.

Борис Петрович Рыжий, доктор наук и крупный геологический начальник, приезжал ко мне не зря. Он знал, что еще до смерти Бориса я написал очерк о нем, что вскоре он будет опубликован, и хотел до публикации просмотреть текст.

Сел за мой письменный стол, всё внимательно прочёл, сделал пару мелких фактических замечаний, которые я тут же внес. У меня сохранился экземпляр с его пометками цветным коричневым карандашом.

Потом мы сидели на кухне, пили чай. Я предложил выпить коньяку, помянуть... Полез за бутылкой «Амфоры», привезенной в январе одним греческим приятелем, но спохватился, что осушил ее как раз прошлой ночью. Вышел конфуз.

Через всю левую щеку Бориса шел шрам. В разговоре Борис Петрович посетовал: пишут теперь журналисты, что получил он его в каких-то бандитских разборках. А на самом деле – двухгодовалым малышом тащил стеклянную банку, упал, банка разбилась…

Борис Петрович лишь на несколько лет пережил сына, умер от инфаркта. Светлая память.

С Борисом Рыжим мы познакомились летом 1999 года, в Таврическом дворце, на мероприятии с претенциозным названием «Всемирный конгресс поэтов». А могли познакомиться годом раньше – 3-го июля 1998 года, когда в редакции журнала «Звезда» состоялся его вечер, на котором я хотел побывать, но не побывал.

Почему запомнилась эта дата? – она и не запомнилась. Это сейчас в поисковой системе я нашел день четвертьфинального матча чемпионата мира по футболу 1998 года Бразилия – Дания, который я тогда предпочел Бориному вечеру. Матч был интересным, команды обменивались голами, датчане стояли насмерть, хоть и проиграли в итоге 2:3. Но сейчас, если бы повторить тот выбор по прошествии почти тринадцати лет… Насколько я знаю, после вечера не осталось ни фотографий, ни, тем более, видео- или звукозаписей.

В мае 2000-го года Борис и его друг, поэт Олег Дозморов, приезжали в Петербург и останавливались у меня на несколько дней. О той встрече позже написали и я (упомянутый выше очерк «К нам приехал Боря Рыжий», альманах «URBI» вып. 36/38, СПб – Н.Новгород, 2002) , и Олег («Премия «Мрамор», «Знамя» №2, 2006), – впрочем, под весьма разными «углами зрения». Позже Олег в своем письме ко мне признал, что кое-что прибавил «для красного словца».

Запомнился один тогдашний день. Олег уехал в Эрмитаж. Мы с Борисом пошли в ближний парк. Было жарко. Спустились к пруду, именуемому в местном народе Восьмёра, прилегли на траве. До этого выпили, конечно. О многом поговорили. До сих пор от того дня осталось какое-то ощущение редкого блаженства…

Книгу стихов Бориса я взял с собой, уезжая в ноябре 2002 года в Германию. А что, в конечном счете, является признанием для писателя? – не тусовочные славословия, не литпремии, наконец, – а то, что один из его читателей, отчаливая неизвестно куда с единственной сумочкой через плечо, выкраивает место для его книг. «Но восемь томиков, не больше…»

У меня хранятся два письма Бориса Рыжего. Вообще, Боря любил позвонить, поговорить. Как-то раз прочел по телефону стихотворение, мне посвященное: «На фоне гранёных стаканов…». Дальше там есть строки: «Наколка – Георгий Иванов – на Вашем плече, Михаил…» Я в шутку говорю: «Исправь, а то и действительно подумают…» Принял, вроде, всерьёз, пообещал. Но не сделал. Позже неожиданно обнаружил это стихотворение уже в одном из его посмертных сборников – как привет оттуда…

Каждый свой звонок из Екатеринбурга Борис заканчивал дружеским пожеланием: «Держись!..» (есть оно и во втором письме). Я, Боря, держусь, а ты где?..

Миша, здравствуй![1]

Узнал от Олега[2], что ты отдал мои стихи в какую-то антологию[3], очень благодарен тебе за это. Нет человека, чьим мнением я бы дорожил более чем твоим. «Ночной ларёк»[4] знаю уже наизусть. Это не только книга дивных стихов, но и оправдание для того поколения петербуржцев, к которому ты принадлежишь. О Венеции не стоит сочинять, она без того прекрасна. А вот выступить адвокатом торгашам и проституткам – дело чести для настоящего поэта. С пафосом, вижу, перебор, однако что делать, хотелось как-то сказать о своих ощущениях. Короче, Миша, еще раз признаюсь в любви к твоей поэзии.

Да, слушал тут по «Свободе» интервью с Полухиной, которая говорила о (…) – как, мол, этот (…) хорошо спорил с Михаилом Окунем[5]. Я поймал эту фразу и вспомнил, как однажды, лет пять назад в Екатеринбурге, я чуть не разбил фейс этому (…), он был очень напуган. Это так, к слову.

Дозморов просит прощения за второе письмо – Олег думал, что ты не получил первое – и обещает отписать, как только с «Уралом» прояснится. Я же знаю, что в 9-ом или в 10-ом номере стихи твои идут точно. Впрочем, Олег ближе к «Уралу», он член редколлегии и т.д.

Что касается истории с девочкой-плагиаторшей[6], вроде бы собираются сделать какой-то материал в опять-таки «Урале». Я сочинил коротенькое интервью – две-три твоих фразы. Дозморов отписал в газету – не знаю, что там они собираются делать.

Миша, будет возможность, черкни два-три слова о моей подборке в «Знамени»[7] – мне очень интересно, что ты думаешь.

С наилучшими пожеланиями

Б.Рыжий

27.6.99

Дорогой Миша!

Спасибо, очень тронут… Извини, что не писал и не звонил так долго – запой, Голландия (там, собственно говоря, было достаточно скучно)[8], потом выход из пьянства. Сейчас не пью. Знаю, что Вы созваниваетесь с Олегом и т.д. Что нового? Из «Урала» уволили за пьянку… (и к лучшему!). Рецензию г-на Шубинского читал, – но у меня такое впечатление, что я его лично чем-то обидел – уж очень он что-то не того – дело в том, что таких рецензий (и положительных, и отрицательных) достаточно много. Твоя – первая человеческая, с любовью и русскими словами написанная, еще раз спасибо[9].

Как твои дела, что нового? Как обстоит ситуация с отъездом?[10] Есть ли новые стихи?

Дозморов мне передавал «Татуировку»[11]. Очень хорошая книга, почти всё знаю наизусть и рассказываю от своего имени.

Миша, желаю всего самого-самого, пиши, передавай привет всем, с кем я успел познакомиться. Буду тебе звонить, как выйду на службу. Держись!

Твой Рыжий.

Еще раз спасибо.

Б.Рыжий Свердловск, 2000.

P.S. Не объявлялся ли Кирдянов[12] в Питере?

[1] (Вернуться) Письма публикуются с разрешения правонаследника Б.Рыжего, Ирины Князевой.

[2] (Вернуться) Олег Дозморов.

[3] (Вернуться) Антологию избранных стихов ХХ века составлял критик А.Пикач для одного из петербургских издательств. Замысел не осуществился.

[4] (Вернуться) Михаил Окунь. «Ночной ларёк»: Стихи (СПб, 1998).

[5] (Вернуться) Имени этого московского поэта и культуртрегера позволю себе не приводить. Тем более что эпизода такого не помню.

[6] (Вернуться) Речь идет о старшекласснице из г. Арамиля, собравшей чужие стихи по журналам и напечатавшей их в различных изданиях, в т.ч. и в «Урале», как свои. В их число попало и моё стихотворение, впервые опубликованное в одном из номеров журнала «Смена» за 1990 год. Оно и послужило толчком к разоблачению – О. Дозморов обнаружил это стихотворение в моем сборнике «Интернат» (СПб, 1993) и вспомнил, что уже читал его под другим именем.

[7] (Вернуться) Б.Рыжий. From Sverdlovsk with love. «Знамя» №4, 1999.

[8] (Вернуться) Международный фестиваль поэтов в Голландии.

[9] (Вернуться) Упоминаются рецензии В.Шубинского и моя («Спи, ни о чем не беспокойся…», Книжный Питерbook №9, 2000) на книгу «И всё такое…».

[10] (Вернуться) В Германию.

[11] (Вернуться) Михаил Окунь. «Татуировка. Ананас»: Рассказы (СПб, 1993).

[12] (Вернуться) Алексей Кирдянов (Алимкулов) – поэт.