| ПОЭЗИЯ | Выпуск 50 |
|
Корабельная Ты чувствуешь себя пустой бутылью, в которой некий хмурый демиург игрушечный кораблик день за днем настойчиво и кропотливо строит. Ему в подмогу, кроме ловких пальцев и вечности (которой не бывает ни много и ни мало) – инструменты загадочные, им же несть числа: тончайшие и умные пинцеты, и кисточки из беличьих ресниц, и что-то вроде лилипутских лапок, чему названья даже и не знаю. (Такая нудная неспешная работа – отличный способ скоротать разлуку, иль, скажем, непогоду переждать.) И понемногу из дрянного сора, из чепухи, из тряпочек и спичек растет в бутылке маленькое чудо, бессмысленнейшее из всех чудес: еще чуть-чуть – и назовешь его пиратскою фелукой, или даже египетскою лодкой погребальной, а может, каравеллою какой. Все прочее (небритые матросы, который век страдающие от цинги, похмелья, боцманских придирок, а вот и бравый боцман с медной дудкой, а вот соленый злобный ветерок, присевший в ожидании на рее) – все остальное довообразишь и аккуратно утвердишь на полке каминной, по соседству с чудесами того же плана: выцветшее фото с чужой необязательной улыбкой, собачка неизвестной пыльной масти, обкатанный голыш «привет из Гагр» и раковина сонная, витая, хранящая далекий шум-шум-шум игрушечного кораблекрушенья. * * * Когда сгорит гемоглобин и сердце больше нихт арбайтен, далеким утром голубым откинусь тихо и опрятно скажу: я родину любил гоните родину обратно Пусть дело набело сошьют статью и срок надпишут жирно и малой скоростью сошлют в сарапул строгого режима на семь смешных корявых букв где всё из глины или гнили где я прочел мою судьбу в раскисшей безымянной книге хрущевок и особняков в осколках крашеного гипса на стыках рельс и мокрых сгибах дворов колодцев сыпняков где облачко средь синевы застыло в неподсудной выси и жесткокрылый серафим в наколках сизых мне явился вложил неловкие слова и душу наскоро приделал . . . . . . . . . . . . . . . Все ближе к милому пределу не страшно будет истлевать |
|
|
|