| ПРОЗА | Выпуск 52 |
С кем еще иному американцу и почувствовать себя настоящим мужиком, как не с русской бабой, а если она еще и без языка, впервые ступила на землю свободы, тут уж не зевай, командуй ею, как хочешь. Не то, что со своими эмансипированными герлами. У тех все расписано наперед. Сами все отмерят, рассчитают. Попробуй только прояви инициативу, пришьют такое – не отвертишься. Замотают по судам, ощиплют как индейку, хорошо, если не посадят. К тому же, многие из них теперь не торопятся, а то и вовсе не хотят ограничивать свою свободу брачными узами. Русские же, хоть это для них, чаще всего, петля на шею, спешат в нее влезть. Потом уже и не дышат, а все терпят от какого-нибудь любителя клубнички, с детства привыкшего, что все ему дозволено. Бывает, берут их прямо как бы напрокат. Натешатся и возвращают назад, как товар в магазин. Один, правда, взял себе за моду менять их каждые полгода, пока соседи не вмешались. Наняли адвоката, выступили в суде в ее защиту. Обошлась недешево.
В массе своей все «вывезенные», по крайней мере, в первое время, это заложницы, почти рабыни. Кому-то она служанка в доме – готовь, убирай, гуляй с собакой. Кто-то, наоборот, с первых же дней гонит на работу – резать салаты в ресторане или раскладывать по полкам продукты в магазине. Иной, подсчитав, сколько на нее потратил, держит ее впроголодь, позволяет пользоваться душем только раз в неделю. А бывают среди них и настоящие садисты. Получает, например, удовольствие, видя, как она дрожит от страха, когда, летая с ней на собственном самолете, пускает его в пике.
Что ни говори, Америка для многих наших баб еще детская мечта, что-то вроде Диснейленда, где, если повезет, можно встретить богатого волшебника, способного сделать ее счастливой. В наш смутный век, в этом штормовом океане глобальных неурядиц так заманчиво оказаться на большом надежном корабле, где в сверкающем огнями казино можно испытать свою судьбу.
Не будем же к ним так строги. Что же до нашей героини, то она и вовсе оказалась среди них как бы случайно.
* * *
Каждый раз, когда жизнь поворачивалась к ней темной стороной, она не переставала удивляться, почему это происходит именно с ней. В свои 45, после трех замужеств, она так и не научилась жить с оглядкой, предчувствовать очередной поворот судьбы, куда, если умеешь держать дистанцию и всегда помнишь о несовершенстве человеческой природы, можно вписаться без катастрофических потерь. Доверчивость, открытость к людям – это у нее еще от благополучного романтического детства. Поездки с отцом на пасеку, каникулы у бабушки в селе. Запахи земли. Детские игры. Тихий синеглазый мальчик каждое лето ждал ее приезда. Целыми днями тенью ходил следом, а вечерами, после танцев в клубе или кино, провожал домой. Прощаясь, она разрешала себя поцеловать, и ей казалось, жизнь всегда будет для нее праздником.
После школы она уехала поступать в Новосибирский Торговый институт по настоянию отца: с таким дипломом, мол, легче будет пережить «новые времена». Ваня решил учиться в Омске на электромеханическом. Встречались только на каникулах. Он все не решался объясниться ей в любви, она же для себя решила и дома объявила: после окончания учебы сразу поженятся. Отец посмеивался:
– Ну, что ты в нем нашла? Деревня. Семеро братьев и сестер. Вечно будут у тебя толочься в доме.
По вечерам у них в квартире часто устраивались шумные застолья. Каждый раз приходили какие-то новые люди, курили, спорили до хрипоты, кого-то провожали за рубеж, просили у отца денег. Большую прибыль давала дедовская пасека на сто ульев. Доходы с нее налогами не облагались. В те времена отец занимал еще высокий административный пост. Старый партиец, и в то же время ярый хулитель советской власти, считал, что, если допустили мафию управлять страной, ее уже не поднять. Мама боялась, говорила, что если узнают, кто у них бывает, она потеряет работу в школе, отца же самого упекут куда подальше. Скоро все эти странные люди куда-то исчезли, отлетели, словно воронья стая. Но и после этого в доме не стало тише. Родители часто спорили на повышенных тонах, все больше о политике. Когда спор перерастал в скандал, мама уводила отца в спальню. Ольга старалась не вслушиваться в стихающий рокот голосов, прогоняла от себя тревожное чувство приближающейся грозы. Утром он уезжал на работу, и мама, читая в ее глазах испуг, старалась успокоить:
– Не обращай внимания. У него что-то с головой. Не думай о плохом. Радуйся жизни.
Иван окончил учебу, пошел работать на завод. Ольга вернулась в Омск. По случаю окончания института отец подарил ей золотые сережки, с бриллиантами. А ей и не в радость. Ваню в доме не привечают, стараются отдалить их друг от друга. Считают, он ей не пара. На все лето отец отправляет ее с матерью в Одессу.
Соскучилась, звонит Ивану:
– Ну, как ты там без меня?
Он ошарашил:
– Да вот, знаешь... Ехал на машине. Два пацаненка дорогу перебегали. Притормозил. Вижу – проскочили. И, только отпустил, один, видно испугался, кинулся назад. Прямо под колеса. Насмерть. Теперь жду – сколько дадут... Такие дела...
Вот и прогремело, подумала. Вернулась в Омск, сразу к отцу:
– Иван не виноват. Был трезвый. С ним никогда такого…
Обещал помочь, дать лучшего в городе адвоката. Присудили четыре года поселений – чуть ли не максимальный срок. Не сразу догадалась, что это отец руку приложил. Тем временем Влад стал к ним захаживать – маршальский двоюродный внучок. Родители уговаривали: чем не пара? Перспективный, из хорошей семьи. Торопили, как могли. Она плакала. Совсем еще по-детски клялась себе, что будет ждать своего Ваню. Но тот скоро прислал письмо: «Меня не жди. У тебя диплом, надо продвигаться по службе. Куда тебе потом с моей судимостью?» И больше на ее письма не отвечал.
А тут Влад, чуть ли не каждый день, всегда с цветами, конфеты, шоколадки. По воскресеньям – с отцом на пасеку, в доме уже как член семьи. Знакомые девчонки наперебой: что ты, мол, носом крутишь? Красавец, офицер. Смотри, упустишь. Поддалась на уговоры. А через три года родилась Дашка.
Когда Ивана освободили, он позвонил:
– Можно тебя увидеть? Я знаю, ты вышла замуж. У тебя ребенок...
Обрадовалась. Дашку в одеяло, в коляску, и во двор. Увидели друг друга и стали плакать. Он робко поцеловал ее в щеку. Взявшись за руки, куда-то шли, не замечая ничего вокруг. Узнала, что его забирают в армию на два года. Просил, если, вдруг случится, она окажется свободной, вспомнить о нем.
Жизнь с мужем не складывалась. Добившись своего, он словно перегорел. Все разговоры сводились теперь к его карьерным возможностям. Хотел поскорее перевестись в Московский военный округ, попасть в столицу. Почему-то для этого необходимо было отслужить какое-то время за границей, в Монголии. Ее это пугало – придется всю жизнь играть скучную роль жены военного. И потом, ехать в Монголию – чужие дикие места, незнакомые люди. Начались размолвки, ссоры. Он смеялся – все, мол, так живут.
А тут еще узнала историю его первой скоропалительной женитьбы. В центральный гастроном прислали из торгового училища на практику двух малолеток – развязные деревенские девчонки. Днем помогали в магазине, вечерами промышляли под рестораном. Если повезет, дяденьки накормят, напоят, еще и денежек подкинут. Влад тогда как раз получил от воинской части двухкомнатную квартиру в самом центре. Тут-то и подвернулись эти две пичужки. Три дня он со своим дружком держал их у себя, подкармливали в ресторане, снова возвращались в его квартиру. А через месяц из части позвонили:
– Здесь у нас девочка сидит. Говорит, беременна от тебя.
Пришел – она в слезах. Скандал. Для члена партии совращение несовершеннолетней – конец карьеры.
Замяли. Помогли московские родственные связи. Быстро проштамповали документы. А через короткое время выяснилось – у нее уже пятый месяц. Ребенок не его. Девчонка не растерялась. Да, не твой, говорит, ну и что? Устроила себе искусственные роды и подала на раздел квартиры. По суду: он – в однокомнатную, ее – на подселение.
Ольга потом представляла, случись это с ней… Ему бы принять все как есть, простить, вместе воспитать. Пусть не своего, ведь сам рассказывал, как эта девочка изменилась, стала услужлива, предупредительна. Его мать отнеслась к ней как к своей – ходили вместе, обнимались. Не хорошо все это...
В 79-ом, когда сама готовилась родить, с продуктами очередная напряженка. Отец прислал 10 килограммов орехов, с базы Управления торговлей, где она тогда работала, выписали ящик сгущенки – проверенное средство для кормящих матерей. Орехи поставила возле батареи, банки – в чулан. И забыла – после родов у нее мастит, Даша – на искусственном кормлении. Вспомнила, когда ждала гостей. Решила к их приходу испечь торт. Открыла ящик с орехами, а там – с десяток осталось. Она в чулан – банки все пустые, в каждой по две дырочки.
– Ну и дела! Что ж ты, дорогой, ничего не сказал?
Влад покраснел, начал огрызаться:
– Чего расшумелась? Подумаешь, потеря!
А если, вдруг, настоящий голод или беда какая, на него никакой надежды, про себя решила.
Наверное, как многие в русской глубинке, так и тянула бы недолгий свой бабий век, если б не узнала, что он снова с кем-то связался. Как-то пальнула сгоряча: «Может, нам лучше развестись?» На удивление, он принял это спокойно, просил подождать, пока оформит свою загранку. Скажет, жена уперлась, ехать не хочет. Такое бывает.
После его отъезда Ольга растерялась. Словно кто-то вытолкнул ее из темного подвала на слишком яркий свет. Ничего, успокаивала себя, есть крыша над головой, работа, Даша подрастает. Многие так живут.
И тут новый поворот судьбы. В автобусе встретила бывшую деревенскую подружку, не виделись лет восемь. Разговорились.
– Ивана помнишь? Как он ходил за тобой! Нам всем завидно было… Вернулся после армии. Работает у нас, живет в общежитии.
Почувствовала, как внутри стало уютно и тепло.
– Хотелось бы с ним встретиться...
– Зайдем в контору, здесь рядом, посмотрим, на какой он стройке.
Через несколько минут она уже ловила такси. Всю дорогу торопила, боялась, что встреча не состоится, что-то помешает. Когда увидела, как он выходит из вагончика, худой, небритый, едва сдержала слезы.
– Ты что здесь делаешь? – растерянно спросил он.
– Приехала… За тобой…
– Серьезно? – Подошел, осторожно потрогал за руку. – У меня там вещи в общежитии… До конца смены еще час или два… – И вдруг словно опомнился. – Я мигом! Договорюсь с ребятами. Они прикроют… Ты не уйдешь?
Несколько лет жили спокойно, душа в душу. Наверное, лучшие годы. Работала в Торговой Палате, Иван оставался на стройке. Родилась Настенька – подарок их любви. Но вскоре началась перестройка, а с ней пришли и новые проблемы. У Вани на работе перестали выплачивать зарплату. У нее – тоже постоянные задержки. За помощью к отцу не хотела обращаться. К концу жизни он сильно изменился, вел себя странно. Мать жаловалась – деньги прячет в гараже в железных банках. Может, так проявилась давняя, еще с времен войны, контузия. Иван же только разводил руками: «Что я могу? У тебя связи. Авторитет. А что я?..»
Многих тогда сломавшаяся машина государства подмяла под себя, расплющила, перемолола. Кругом неразбериха, суета. Тех, кто посмелее, порасторопней, захватил мутный поток предпринимательства, но чуть только кто-то начинал чувствовать опору, ему сразу перекрывали кислород – в Москве лепили, как пирожки, новые законы, жадно высматривали, где можно еще урезать, ухватить.
В трудное время женщины часто оказываются сильнее мужиков. Ольга взяла кредит, организовала свою маленькую строительную фирму. На берегу реки, в «Долине нищих» (так в простонародье назывался элитный поселок влиятельных омичей) начала строить шестикомнатный коттедж. Чтобы сэкономить, Ивана оформила шофером. Целыми днями сама за рулем, в бегах. Он все время на стройке, кому-то помогает.
Как-то заскочила без звонка, а там – курорт! Мужики соседних вилл – бывший футбольный тренер, отставной военный, муж банкирши – устроились на бережку. Птички поют. Солнышко греет. Иван у мангала жарит шашлыки. Все уже пьяные. Один еще пытается шутить:
– Милости просим к столу, в наш клуб ленивых членов перестройки. Сейчас мы тут решали вопрос, может ли кто-то из присутствующих здесь членов еще держать свой поло… полный до краев стакан на вытянутом… извиняюсь… на протянутой руке. Каждый из нас еще способен… – Тяжело поднялся, бросил фуражку на стол, стал выворачивать карманы. – Еще способен, если потрясти, так сказать, капнуть в общую копилку, внести посильный вклад для поддержания боевого мужского духа в трудной борьбе… в борьбе…
Кто-то подсказал: «С нашими женами».
– Виват!
– Виват король!
Иван едва держался на ногах, косил на нее глазом и глупо улыбался. Почувствовала, как пусто стало внутри. Как же это я, подумала, не досмотрела, не уберегла. Чуть не разрыдалась, едва сдержалась. Молча, когда все разошлись, убрала грязную посуду, пустые бутылки, объедки со стола. Ласково увещевала мужа. Дыша перегаром, он плакал у нее на груди, клялся, что это в последний раз.
Месяц держался, и она успокоилась. А тут закрутилось: командировки в Москву, детей готовить в школу. Иван все время на стройке, не видится с ним по нескольку дней. Оказалось, он уже без выпивки не может. Тщетно пыталась достучаться до его сознания, в отчаянии не раз срывалась на крик, грозилась развестись. Он тупо смотрел осоловелыми глазами куда-то в угол и молчал. Даже не пытался оправдаться. Несколько раз пробовала его лечить, водила к знахарке. Та сказала, что у него с детства что-то сломлено внутри. Надо терпеть. Она бы и терпела, если бы не дети. В конце концов, решила: он будет жить в коттедже (одна комната к тому времени была готова), пообещала давать ему на жизнь. Когда будет трезвый, может видеться с детьми. С разводом не торопила, еще надеялась, вдруг одумается.
Каждый раз, когда встречались, с болью отмечала, как он все больше опускается. Но не было уже ни времени, ни сил. Приезжал к ней среди дня, когда девочки были в школе, садился на краешек стула, виновато улыбаясь, просил денег. Она не отказывала. Стыдливо пряча глаза, спрашивал, как дети. Всегда после его ухода ее мучили сомнения, правильно ли поступила.
Казалось, в жизни снова все переплелось, как прутья в клетке – ни повернуться, ни взлететь. Строительство коттеджа пришлось остановить. Сверху снова придавили. Рабочих отпустила. В Торговой Палате – невеселые прогнозы, каждый день ждали перемен.
Единственная радость – девочки. Росли смышлеными. Старшая в английской школе считалась одной из лучших, хорошо пела, в большом теннисе делала успехи. Младшая тоже за ней тянулась.
В одну из командировок встретила в Москве Влада. Он своего добился, работал в Министерстве обороны. Женился. Хотела спросить, почему за столько лет ни разу не позвонил, не поинтересовался, как его дочь, но передумала. Узнав, что она остановилась в «Центральной», на Тверской, загорелся, рвался к ней в номер.
– Извини, – отрезала, – сегодня я не свободна.
Он, видно, ничего не понял, но сразу остыл. Прощаясь, все же попросил Дашкину фотографию. Больше они не встречались.
Иван, как короед, все еще точил ее нутро. Испытывала к нему болезненное чувство жалости и вины. Была уверена: ей с этим жить до конца дней. Позже, видимо, это стало одной из причин ее решения уехать из страны.
Даше исполнилось пятнадцать лет, и в Омске появились первые американские миссионеры. Приехали всей семьей, с детьми. Средства не позволяли взять штатного переводчика, и кто-то посоветовал им пойти в английскую школу попросить в помощники подростков. Там не возражали – будет ученикам хорошая практика. Устроили конкурс среди желающих. В числе пяти или шести лучших оказалась и Даша. Вместе ходили по госпиталям, организовали группу поддержки стариков. Раздавали бабушкам библии, помогали по хозяйству. Ольгу к ним тоже потянуло. Привлекала их простота, открытость, веселый нрав. Неужели, думала, в Америке все такие? Все у них, что бы ни случилось, нет проблем, все ОК. Откуда эта уверенность в себе, эта завидная легкость, оптимизм? Тут, что ни день, ждешь новых испытаний. Ничего еще не случилось, а ты уже ищешь выход. Измучишься, изведешь себя.
И вот Даша оканчивает школу, выигрывает грант на годичное обучение в американском университете и уезжает в Клементон. Через месяц звонит: ей там нравится, учиться интересно, подружилась с хорошим мальчиком на курсе, познакомилась с его родителями, хочет остаться еще на год. Деньги за обучение платить придется им самим, она понимает: мама такую сумму не потянет, поэтому подыщет университет, где подешевле.
Сразу почувствовала – Даша может там застрять надолго. И хоть жизнь снова стала налаживаться, даже подумывала возобновить свой бизнес, после разговора все мысли были с дочерью. Как наседка с птенцами, разбегающимися при приближении грозы, заметалась, не знала, то ли настраивать Дашу вернуться, то ли все бросить, уехать к ней. И как быть с Настей? Она еще в школе, совсем ребенок. Не оставлять же ее одну? Старшую, наверное, не удержать – девочка с характером. За ней, гляди, и младшая, послушница, ласковый ребенок, улетит куда-то. Тут еще Иван зачастил – узнал, что дочка за границей. Даст ему денег, а он не уходит, сидит в углу, молчит. А то и уснет прямо в кресле. Потом проснется вдруг, скажет: «Ты можешь не беспокоиться, ехать. Я за Настей пригляжу».
Через год Даша перевелась в другой университет, где плата за обучение была меньше. Родители мальчика, с которым она встречалась, предложили пожить у них. Их дом оказался всего в сорока минутах езды. Научили ее водить машину, помогли купить свою. Но сын, продолживший обучение в Клементоне, вскоре сошелся с другой и заявил родителям: в прежней он больше не заинтересован, она может из дома выметаться.
Даша звонит, смеется:
– Мама, что ты волнуешься? Старички меня в обиду не дают. Сказали ему: пусть даже на каникулы не приезжает, я будут жить здесь до конца года. На Рождество с друзьями еду во Флориду. Денег не высылай. Мы все тут подрабатываем. Еще хочу тебя обрадовать. Скоро получишь гостевое приглашение. Поживешь у нас. Они будут рады. Посмотришь, как тут все... Я уже строю планы... Ну... ты понимаешь...
Получив приглашение, Ольга долго не решалась показать его дочери. Узнав об этом, та даже обиделась:
– Мама, я уже не ребенок. Можешь не бояться, справлюсь. Ты забываешь, что мы уже не те...
– Конечно, моя девочка, я в тебя верю. Ты у меня умница.
Как приятно после февральской сибирской стужи весеннее тепло южной ночи. Даша встретила ее в Саванском аэропорту загоревшая не по сезону, уверенная в себе. Бросила чемодан в багажник, открыла все окна. Всю дорогу, пока ехали в Хилтон, говорила о переезде как о решенном вопросе. В Америке, мол, есть и перспектива, и свобода выбора. Законы еще работают. Никто не подталкивает в спину, не подстерегает из-за угла. Она уже проконсультировалась с адвокатом. Посоветовал добиваться политубежища по линии религии. Сыграют на том, что помогала в работе миссионерам, ее притесняли за распространение религиозной литературы. Она сама переведет на английский все документы, отправит в Нью-Йорк. Времени это займет немного. После прохождения интервью Настя, как несовершеннолетняя, автоматически получит американский статус. Ольге как-то даже не верилось, что эта красивая уже взрослая девушка, зовущая ее в новую, совсем другую жизнь, ее дочь.
Близился конец учебного года, и надо было подыскивать жилье. На какое-то время их приютила Деби – журналистка местного телевидения. В ее огромном доме время от времени находили себе приют то беременная девочка-нелегалка, то отставшая от труппы балетная пара. Чтобы Ольга не оставалась без дела, предложила ей убирать дома. Она, мол, ее уже проверила, может рекомендовать своим знакомым. Бизнес не легкий, но в Хилтоне хорошо платят.
Работа отвлекала от тревожных мыслей: что там дома, как Настя, одна. Звонила ей чуть ли не каждый день. Когда та не отвечала, не находила себе места.
– Мама, что ты себя изводишь, – успокаивала Даша, – ничего не случится. Настя тихоня, вся в отца. Там у нас хорошие соседи, за ней присмотрят.
День за днем проходил в тревожном ожидании, а из Нью-Йорка никаких вестей. Одно в голове: видно, о ней забыли, у нее не может быть все гладко, как у других. И вот приходит уведомление, что интервью, в связи с изменением адреса проживания, откладывается на три месяца. А вскоре в закон об эмиграции вносят поправку, по которой ребенка, не въехавшего в страну вместе с матерью, можно оформлять только после получения ею политубежища. К тому времени Настя будет совершеннолетней, и решение о ее выезде затянется еще на несколько лет.
И снова Даша звонила адвокату, еще куда-то. Все говорили: новый закон никак не обойти. Кто-то подсказал: есть один выход, выйти замуж. Ольга в растерянности – только не это! В который раз жизнь, поманив, загоняла ее в тупик. Видно не судьба, думала, им быть вместе. Надо возвращаться. Насте она нужна там. Старшая оперилась, уже не пропадет. Сказала о своем решении дочери. Та рассердилась:
– Что ты паникуешь? Ты еще хорошо выглядишь. Найдем тебе кого-нибудь. У Деби тут все знакомые. Есть Интернет. Правда, для тех, кто помоложе, браки уже архаика, не мода, но есть еще милые старички, живущие по-старинке... Как-то уладится.
Тем временем в доме появился высокий худощавый блондин Стив, которого Деби наняла наладить компьютерную программу для ее небольшого бизнеса. Жить ему разрешила во флигеле, рядом с домом. Целыми днями он где-то пропадал, а вечерами, когда обе сотрудницы фирмы разъезжались по домам, допоздна сидел в офисе. Узнав, что Ольга из России, сразу проявил к ней интерес: его дед, по линии отца, где-то из тех мест, сам он тоже немного знает русский, и ему будет приятно с ней пообщаться. Однажды, заехав среди дня, пригласил в Саванну на цирковое представление. Правда, от визга ребятишек на трибунах, от оглушительного грохота динамиков, рвущего все внутри, сбежали бродить по многочисленным городским скверам.
Ей нравились прогулки с ним у моря, скоро вошедшие в привычку. Совершенствовала свой английский. То, чему их учили в школе, да и в институте, так не походило на местный говор. Стив радовался как мальчишка, когда она, смущаясь, часто совсем не к месту употребляла какое-нибудь сленговое слово. Говорил: «Ты прямо как девочка. Мне это нравится».
Как-то разоткровенничалась, пожаловалась, что с младшей дочерью проблема, не может ее привезти сюда. Он удивился:
– Неужели нет выхода?
– Мне подсказали: это можно решить только через фиктивный брак.
Почувствовала, как краснеет. Зачем, подумала, рассказываю ему об этом. Еще воспримет как намек. Стив сразу стал серьезен.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Тут ты сама должна решать.
А через несколько дней Деби пригласила ее к себе в офис. Сначала расспрашивала, как ей работается, довольны ли клиенты, нет ли каких проблем. Прощаясь, как бы вспомнила:
– Да, Стив просил передать, ты ему нравишься, хочет на тебе жениться. Почему-то сказал «по-настоящему»... Не понимаю...
Первое, что, ощутила, была радость и страх, не передумал бы. Не ожидала, что все так обернется. И, вдруг, словно увидела себя со стороны. Давно перестала за собой следить. Оплыли формы, появилась тяжелая, носками внутрь, походка канатоходца, и даже голос изменился, как перетянутая струна, готовый вот-вот сорваться в крик. И вся она будто себе уже не принадлежала, словно жила в неуютной , чужой квартире, по привычке поддерживала чистоту, порядок, приукрашала, когда ждала гостей. Давно решила жить только для детей. И вот... Конечно, Стив был ей симпатичен, но чтобы так сразу... Не знала, ни сколько ему лет, ни что у него внутри. Наверное, еще могла бы сыграть эпизодическую роль влюбленной, снова, после стольких лет, почувствовать мужскую ласку. Но где взять силы что-то строить на старых завалах? Понимала, берет грех на душу, но не было времени на раздумье.
Даша, узнав о предложении, только сказала: «Надо выглядеть красиво». Весь воскресный день возила ее по магазинам, выбирала модные наряды. Несколько раз Ольга звонила в Омск Ивану поведать о своих новостях. Он ее поздравил, сказал, что сам бог ей помогает, мол, он все понимает и сделает, как она просит. Вскоре свидетельство о разводе было у нее в руках.
В день регистрации Деби устроила в доме вечеринку, пригласила своих друзей, с которыми Ольга была даже не знакома. Среди них несколько русских с американскими мужьями. Красавица Инга, уезжая с вечеринки одной из первых, шепнула на ухо:
– Смотри, подруга, не расслабляйся. Можешь иметь с ним проблемы. У меня глаз наметан.
Скоро Ольга вспомнит ее слова.
Через месяц Стив выполнил заказ, и теперь оставаться у Деби было неловко. Решила купить квартиру. Успела подработать немного, что-то привезла с собой. Спросила Стива, может ли взять небольшой кредит. Оказалось, он весь в долгах, год как объявил банкротство. Заговорил о грандиозном компьютерном проекте, о том, что ему надо четыре месяца полной свободы, чтобы дописать программу, и после того, как он ее продаст за пять миллионов, они до конца жизни будут как «масло в сыре, или сыр в масле». Пришлось снять апартамент.
В его обещания она верила с трудом. Стив часами сидел, уткнувшись в телевизор, изредка выезжал куда-то по звонку. Не спрашивала, что ему платят. Однажды, правда, осторожно предложила взять хоть на несколько часов какую-нибудь работу. Будет время продолжать заниматься программой, и ей помощь. Но он уже привык к спокойной жизни. Пока Даша в институте, а Ольга где-то убирает, можно расслабиться, попить пивка, побродить по темным переулкам Интернета. Когда она во второй раз завела об этом разговор, с раздражением отрубил:
– Что за русская баба! Сбивает с мысли. Мешает сосредоточиться. Excuse me!
Оформив на Настю документы, уже знал: держит ее на крючке.
Ну, что ж, пусть делает, как знает, решила, ей не привыкать тянуть все на себе. Только бы поскорее решилось с Настей. Позвонила Инге, пожаловалась. Та успокаивала, наставляла: «Бери пример с меня. Не комплексуй, не копайся в мелочах, не озирайся по сторонам. Здесь в Америке все по-другому. Поставила себе цель – дуй к ней без оглядки, если не хочешь проехать по жизни в общем вагоне».
И все же старалась оправдать его несдержанность, винила себя: сорокалетняя тетка связалась с тридцатилетним мальчиком – будь с ним помягче, уступчивей. Не хотела признаться, что к его ласкам стала неравнодушна, что боится потерять его уже не только из-за Насти. Стараясь держать себя в форме, несколько раз в неделю по вечерам ездила в тренажерный зал, плавала в бассейне.
Однажды задержалась допоздна. Только вошла в дом – звонок:
– Здесь ваш муж пострадал: избит, ограблен.
В панике выбежала и скорее в машину. Подъехала к перекрестку. Стив сидит на скамейке, стонет. Глаз заплыл, лицо в крови. Рядом полицейские. Оказалось, пока ее ждал, решил прогуляться до ближайшей заправки купить колы. Неожиданно из машины выскочили трое с пистолетами. Один ударил рукояткой по голове, другой вывернул карманы…
В госпиталь не поехали. Казалось, он не получил серьезных повреждений, но что-то в нем изменилось. Теперь он требовал к себе постоянного внимания, хотя она и так ухаживала за ним, как за грудным младенцем. Говорил, что это она с Дашкой виноваты в том, что с ним случилось. Если бы та с утра не нагрубила. Если бы Ольга по вечерам так долго не торчала в своей тренажерке. После ужина демонстративно садился к компьютеру, требовал тишины.
Однажды среди ночи Ольга проснулась от громких криков. Бежит в гостиную – Стив у компьютера с затычками в ушах, на экране телевизора кого-то убивают.
– Что это ты? Мне завтра в шесть утра на работу.
Подошла, выключила. Вернулась в спальню. Только прилегла – снова крики, звуки стрельбы. Вскочила, снова к нему:
– Ты что, не понял? Я же просила.
– А я его и не смотрю, – злорадно улыбнулся. – Это тебе наказание за твою дочь. В двенадцатом часу вернулась с блядок и не давала мне уснуть. Я слышал в ее спальне музыку. Теперь за все, что она сделает, буду наказывать тебя.
Увидела себя в зеркале, растрепанную, в мятой пижаме, с распухшим от простуды носом. Подумала: «Эх, тетка, тетка! Куда ты влезла? Дожилась. Скоро он будет ставить тебя в угол».
Это было только начало.
Однажды Стив пришел домой в хорошем настроении. Накануне к кому-то ездил чинить компьютер. Довольный собой, сидел за столом как сытый кот среди мышей, лениво выбирающий, какой бы закусить. Затеял с Дашей странную игру: кто больше знает сленговых слов. Вдруг громко расхохотался:
– Знаешь, почему твоя маман ест без аппетита? Она всю ночь мне делала blowjob.
Даша вскочила, убежала к себе. Ольга к телефону. Звонит Инге:
– Что за слово такое?
Та смеется:
– Подруга, пора повзрослеть. Мы занимались этим уже в пятнадцать лет. По науке – оральный секс.
Вот и доигралась. Какой позор! Стала его стыдить:
– Как ты мог? Она еще ребенок.
Стив удивился:
– Что тут такого? Ей уже больше двадцати. Все понимает.
А если начнет к ней приставать, подумала. Сама-то, ладно, влезла в болото – квакай. Но дочь... пока еще не поздно, надо бы как-то ее оградить, держать от него подальше.
Оказалось, Даша сама все решила. По Интернету нашла университет в Нью-Йорке. Недорогой.
В марте заканчивался контракт на проживание в квартире, и Ольга решила приобрести свою. Нашла за умеренную цену, уже в январе подписала все документы, сделала первый взнос. Мужу сказала:
– Ты у нас фримэн, мне не помощник. Потом, чтоб никаких претензий.
– Понимаю. Не дурак.
Думала, поскорее бы только с Настей все решилось, а там... Старалась меньше бывать дома. По ночам, когда Стив теперь часто под хмельком приходил к ней в спальню, говорила себе: расслабься, думай о чем-нибудь другом.
Он бывал груб. Подогревая себя, рычал:
– Ну, что ты как медуза на песке. Шевели, шевели щупальцами.
Утром, идя на работу, Ольга столкнулась в дверях с пожилой дамой, своей новой соседкой.
– Они считают, если у меня проблемы со слухом, можно надо мной издеваться, – заявила та с возмущением. – Вы подумайте, звонят мне, говорят какие-то глупости.
Хотят перевести меня в другую компанию. Какое они имеют право? Кто им это сказал? Мне не нужна их компания. Я буду сама звонить! Я добьюсь!
Голос ее дрожал.
Ольга переспросила:
– У вас проблемы? Нужна помощь?
-Да, если вам не трудно, – соседка сменила тон. – Меня зовут Раиса Аркадьевна. Можно просто Раиса. Мы с вами живем рядом, а до сих пор не познакомились. Я сегодня сделала очень вкусную икру из баклажан со свежими помидорами, хочу вас угостить. Баклажаны я пеку в духовке, а потом все это измельчаю в фудпроцессоре.
– Спасибо, я загляну к вам после работы.
– Если не трудно, – продолжала Раиса Аркадьевна, испуганно озираясь вокруг, – вы бы могли иногда съездить со мной в магазин, в аптеку. Я часто плохо себя чувствую, боюсь одна водить машину...
Раиса Аркадьевна, эмигрантка из Москвы, занимала небольшую квартиру, оплачиваемую государством по так называемой восьмой программе. К Ольге, своей новой соседке, первое время относилась с подозрением. Увидев из окна, как она заходит в подъезд, спешила к двери, запертой на две цепочки, с грохотом отодвигала припиравший ее тяжелый стул и через образовавшуюся узкую щель старалась лучше рассмотреть. Ольга улыбалась, приветливо кивала.
Вероятно, вошла в доверие...
Вечером Раиса Аркадьевна долго рассказывала о себе, неторопливо, без эмоций, тщательно выстраивая фразу за фразой. Ольга рассеянно слушала, думая о своем. Когда пыталась вставить какие-то слова поддержки, та сразу замолкала, говорила с обидой:
– Оля, вы меня перебили.
Выдержав паузу, возвращалась к уже сказанному.
В большой семье, как самая младшая, была любимицей. Потом война всех разбросала. После эвакуации вернулась в Москву. Доучивалась в медицинском. В электричке, возвращаясь после занятий, познакомилась с будущим мужем. Вместе работали в одной клинике. Он – известный хирург, она – врач-лаборант. Еще в молодости, после тяжелых родов, унесших жизнь первенца, стала терять слух. Больше рожать не пыталась. Двадцать семь лет прожили вместе. Каждое лето уезжали в Прибалтику отдыхать, бывали и в Польше. Потом муж внезапно умер, и старшая сестра, всегда жившая одна, уговорила ее уехать. Здесь ей сразу дали инвалидность, слуховой аппарат. Очень дорогой. Когда в нем собирается вода, она ничего не слышит. Два раза в госпитале его уже чинили, бесплатно.
Ольга сочувственно кивала. Вдруг Раиса Аркадьевна схватила ее за руку.
– Слышите?.. Стучат… Они всегда приходят по субботам и стоят за дверью... Ждут, что я открою.
Ольга поднялась, подошла к двери.
– Я посмотрю.
– Что вы делаете?! – закричала Раиса Аркадьевна, – Они убьют вас!
– Там никого. Вам показалось.
– Вы не знаете, это они, русская мафия. Когда я жила в Калифорнии, они устраивали мне легкую аварию, а потом заставляли идти к юристу и к врачу и брали себе деньги от страховой компании. У них свои юристы, свои врачи, и они зарабатывают миллионы. Я не хотела этого делать. Я от них сбежала, переехала сюда… Теперь они меня ищут...
В воскресный день, пока Ольга возила ее из магазина в магазин, она все время повторяла слово в слово историю своей жизни, словно переворачивала страницы любимого романа. Покупала самое дорогое: какие-то кремы, примочки, краски для волос. В аптеке устроила скандал. Ей показалось, в одной упаковке таблетки были другого цвета. Ольга даже испугалась, когда увидела, как она вдруг покраснела, стала задыхаться.
– Что вы мне дали?! Мне надо бренд, а это заменитель. Я требую супервайзера! Дайте мне супервайзера!
Видно, с ней это бывало не раз. Что-то пытались ей объяснить, как-то успокоить.
– Вы видели?! – взвизгивала Раиса Аркадьевна, садясь в машину, – они хотят меня отравить… – Ее всю трясло. – А эти… эти черные… стояли там у входа… поджидали… Они за мной следят…
– О. господи! Кошмар какой-то… Ну и жизнь, – содрогнулась Ольга. – Час от часу не легче.
После 11-го сентября 2001-го года служба эмиграции продлила срок ожидания на въезд. Настино дело снова откладывалось. Ольга была в отчаянии. Девочка оканчивает школу, все будут поступать в университет, а ей сидеть без дела, ждать визу. Всякое может случиться.
Даша посоветовала: пусть идет на курсы парикмахеров, в Америке это пригодится.
Весной Ольга вырвалась на пять недель в Омск. Накупила подарков, красивое платье к выпускному балу. После общения с дочерью немного успокоилась. Все понимает. Будет ждать.
Встретилась с Иваном – сгорбленный, щеки запали, глаза ввалились, совсем седой. Жалко было смотреть. Вот уж и правду в народе говорят, как с креста снятый. Внутри все сжалось. Чтобы не выдать свое волнение, старалась говорить с ним по-деловому.
– Пока я здесь, перепишу на тебя коттедж. Там уже собраны все материалы. Руки у тебя золотые, достроишь, продашь за хорошие деньги, купишь в городе квартиру, еще останется на жизнь, на несколько лет вперед.
Он вытер грязным платком спекшиеся губы.
– Не подумай, что я пришел за этим. Просто хотел на тебя посмотреть. – Говорил тихо, будто бредил. – Отец Григорий учит: надо жить с верой в душе, а если внутри у меня как в кочегарке, все сгорает... Как жить? Ты бы еще могла... Мы с Настей будем рады, если там что-то не сладится, – испуганно посмотрел на Ольгу. – Про что это я? Хотел совсем о другом.
– Ничего, не волнуйся, – успокоила его, – я все понимаю.
– Сам, сам виноват...
– Это прошло... пройдет... – Погладила его по голове. – Не будем вспоминать.
Позже слухи о его судьбе доходили к ней урывками. Строительные материалы продал, потом и сам коттедж, почти за бесценок – хватило только на однокомнатную квартиру в панельном доме на самой окраине и на старую иномарку. Потом попался пьяным за рулем – забрали права. Где-то устраивался на работу, его отовсюду выгоняли. Квартиру сдал, пошел бродяжничать, надолго исчез куда-то. Сестра нашла его на чердаке с бомжами. Почти слепого. Ноги отказали. Наверное, выпил метилового спирта. Месяц держала у себя, пока отходил.
Узнав об этом, Даша вызвалась ехать его спасать:
– Вывезу через Красный крест. Будем лечить. Не чужой ведь.
Ольга со страхом тогда подумала: с полгода поиграет в благородство и повесит на ее плечи. Она не сможет отказать.
Бог миловал – вернулась сама. Рассказала, что он полгода уже не пьет, устроился на стройку сторожем, немного помогает электрикам. Когда завела с ним разговор о переезде, даже слушать не захотел. Там у него духовником отец Григорий. Он его не оставит.
В ее отсутствие Стив жил привычной свободной жизнью, развлекался с приехавшей с Украины к соседям в гости молодухой, захаживал к Сюзен, жившей в корпусе напротив. Той было уже за пятьдесят. Она знала, как ему польстить, говорила, что он еще не раскрытый гений в компьютерных делах, что жена его не ценит. С ней он чувствовал себя героем.
Ольга вернулась в июле, а в сентябре он ушел к Сюзен. Не обошлось и без скандала с пьяной дракой. Когда через несколько дней он попросил прощения, она старалась держать себя в руках.
– Можешь жить с кем угодно. Помоги только вывезти ребенка.
Он сразу повеселел.
– 50 тысяч, и мы закончим дело.
Ольга взорвалась:
– Какая же ты свинья! Да я за 15 тысяч найму адвоката, и мой ребенок уедет без тебя.
– Только попробуй! – пригрозил.
Она испугалась. Растерялась. И снова Инга, с которой теперь часто перезванивалась, спокойно расставила все по местам:
– У тебя сняты побои? Можешь, как пострадавшая, заполнить 360-ую петицию, но тогда приезд Насти задержится еще лет на шесть или восемь. Подруга, мой тебе совет: верни мужа, прыгай перед ним петушком, крути фонарики. Что мне тебя учить?
Через месяц у Сюзен со Стивом размолвка, он уезжает к родителям во Флориду, где его тоже не жалуют: не пора ли тебе, мальчик, заняться серьезным делом. Ему, уже привыкшему к спокойной ленивой жизни, это совсем не нравится, и потому, когда Ольга, решившись, наконец, последовать совету Инги, звонит и просит его вернуться, он искренне радуется. Она даже переигрывает, сладко воркует, что скучает без него, что постарается быть ему послушной женой. Было, мол, приревновала. Все бабы дуры.
Стив доволен. Если она его прощает, готов приехать прямо сейчас.
Ну, что ж, сама себе подписала приговор. Тянуть ей теперь второй срок. Как долго? Сможет ли выстоять?
В поданных документах не оказалось сведений о доходах Стива. Из эмиграционно-визового центра ей позвонили::
– Ваш муж не представил W-2 форму.
– Мы посылали вам письмо о том, что у нас с ним общий счет.
– Его у нас нет. Пришлите повторно, если не хотите, чтобы дело было приостановлено.
Стив подписал новое письмо, но Ольга чувствовала: его снова начинает заносить. Среди дня зачем-то звонит ей на работу, узнает, когда она придет. Может, снова проводит с кем-то время? Встречает ее угрюмый, раздраженный.
– Что ты сегодня такой расстроенный? Не заболел?
Он смотрит на нее, как пес на цепи – вот-вот сорвется.
А через месяц снова звонок из эмиграционного центра:
– В ваших документах нет W-2 формы.
– Мы уже послали вам два письма.
– Мы их не получили.
Ольга в отчаянии. Стив снова у Сюзен. Она бегает за ним, уговаривает, умоляет подписать письмо.
– 50 тысяч. Я говорил тебе.
Неожиданно заваливается к ней совсем пьяный. Жалуется: этой старой суке нужен от него только секс, он устал, хочет вернуться.
Ольга ему не верит. Идет к пастору их церкви, просит повлиять на мужа. Тот назначает встречу. Стив соглашается с оговоркой:
– Письмо я подпишу, а ты в его присутствии отдашь мне все документы на твой Линкольн.
Сообразил: требовать при пасторе деньги за подпись под письмом – как бы негоже.
В назначенное время они собираются. Пастор предлагает помолиться, спрашивает, в чем причина несогласия в их семье.
– Она не слушает меня, во всем противоречит, – отвечает Стив, не задумываясь. – Отец меня учил: послушная жена угодна богу. Ей же, что ни говори... Она и замуж вышла за меня из корыстных побуждений, чтоб с моей помощью вывезти дочь в Америку. Я готов ее простить, но подпишу письмо только в обмен на машину. Пусть это будет ей уроком.
Пастор еще что-то говорит о любви к детям, как о святом, мол, нет человеку ближе тех, в ком повторяется наша душа. Стив же упрямо твердит:
– Только в обмен на машину.
Пастор смотрит на Ольгу, устало машет рукой.
– Ты готова ему отдать?
– Согласна. Пусть подписывает письмо.
Стив протягивает руку:
– Давай документ.
– Не отдам, пока не подпишешь.
Стив смеется:
– Вот это и есть причина нашего раздора. Она мне никогда не доверяет. Даже теперь, когда мы, как перед богом.
Ольга смущена, протягивает ему бумаги. Он прячет их в карман, поднимается.
– Письмо я прочитаю и подпишу позже.
– Что ж ты, ублюдок, так измываешься?! – не выдерживает Ольга. Хорошо, пастор по-русски не понимает. – Где твоя совесть? Ты уже получил машину. Что еще?
– 50 тысяч.
Ольга живет как на вулкане. Стив то появляется, то исчезает. Сегодня зашел забрать какие-то свои вещи.
– Ну, подпиши, будь, наконец, человеком.
Она умоляюще протягивает ему дубликат письма. Стив как-то странно смотрит на бумагу, потом на Ольгу.
– Знаешь, я подпишу его. Я даже готов к тебе вернуться, если докажешь, что ты нормальная, послушная жена.
Звонит телефон. Трагический голос Раисы Аркадьевны прерывает их диалог:
– Оля, я отравлена! Я отравлена синтроидом! Все! – звучит как прощальная реплика, не требующая ответа.
И после паузы:
– Кто-то заходит в мою квартиру, пересыпает мои таблетки, ищут наркотики…
Соседка бросает трубку.
Уж не Стив ли? – готова предположить Ольга.
– Что ты еще придумал?
– Будешь повторять за мной все, что я скажу. – Достает ручку, разворачивает письмо. – Говори: я проститутка. Моя дочь проститутка. Моя Настя проститутка.
– Ты что, ненормальный?
Он будто ее не слышит.
– Вот ручка. Вот письмо. Повторяй: моя дочь проститутка. И я подписываю.
– Моя дочь проститутка, – выдавила из себя.
– Громче... Громче!.. Еще!! Еще раз!!!
– Моя дочь... Это невозможно! – кричит.
А он доволен.
– Вот видишь, ты сама сказала, она проститутка. Я не хочу еще одну сюда ввозить. У нас своих хватает.
Встал, спрятал письмо в карман и пошел к двери.
И тут ее взорвало. Уже не помнит, как вскочила, как в два прыжка настигла у самого выхода, вцепилась в горло, повалила на спину. Он едва отбился. Тут же позвонил в полицию, заявил, что жена хотела его убить. Показывал царапины на шее. Те только посмеялись:
– Это она защищалась от тебя.
Его там уже знали.
Даша приехала на каникулы. Узнав о случившемся, сумела дозвониться в эмиграционную службу, спросила: как могло случиться, что два посланных письма куда-то затерялись. Оказалось, оба нашлись. Извинились. Обещали без промедления отправить документы в Москву для прохождения интервью.
А через неделю на имя Стива приходит новое письмо. Вы, мол, просили отменить петицию вашей падчерицы. Бумаги уже отправлены в Московское посольство. Если хотите приостановить процесс ее въезда, пришлите нам нотариально заверенное повторное письмо.
Ольга в шоке. Куда бежать? Где, у кого искать защиты? Появившийся пьяный Стив с порога заявляет:
– Я вернулся, – лезет обниматься. – Ты мне жена?
Тащит ее в постель. Она хочет закричать, но в горле словно ком – не продохнуть, перед глазами красные круги. Пытается сопротивляться, но он звереет, рвет на ней одежду, выламывает руки. Дальше все происходит будто не с ней.
Наконец, очнулась – не может пошевелиться, словно по ней проехал дорожный каток. Стив, смущенный, сидит рядом. Испуганно смотрит.
– Я виноват перед тобой. Я все исправлю. Только не заявляй на меня. Не хочу в тюрьму.
Ольга снова как бы уплывает куда-то. Где-то далеко Дашин голос:
– Мама, что с тобой?
Когда приходит в себя, видит женщину в полицейской форме. Та тихо говорит:
– Вам нужно ехать в Чарльстон. Там снимут побои, возьмут анализы, пройдет экспертизу.
Из Чарльстона вернулись в три часа ночи, а утром прибежал взволнованный Стив. Сразу подписал письмо с объяснением, почему посылал отказ, мол, был в состоянии аффекта. Через пару дней Ольгу вызвали в полицию. Сказали, что теперь есть все основания его арестовать. Она просила подождать. Если муж окажется в тюрьме, быть спонсором он уже не может.
– Мне бы только привезти ребенка, а там... делайте с ним, что хотите.
После этого Стив стал звонить ей каждый день. Уверял, что ищет постоянную работу, больше не пьет. Просил где-то встретиться, погулять, может даже, как в первые дни знакомства, куда-то съездить, в Сент-Августин или Агасту, вот только чтобы Сюзен не узнала. Она уклончиво отвечала: ей надо время, чтобы успокоиться, прийти в себя. Но уже чувствовала, снова поддается, готова уступить.
На четырнадцатое октября Насте назначили интервью. Боялась, что Стив, узнав об этом, снова начнет строить козни. Поздно ночью Даша отвезла ее в Атланту, и утром следующего дня она была в Москве. Настя уже прошла медкомиссию. Интервью назначено на 8.30 утра. Можно, наконец, вздохнуть свободно. До посольства рукой подать. Вечером побывали в Театре Сатиры. После спектакля решила проверить документы. Выяснилось, что нет свидетельства о рождении.
Настя сделала круглые глаза.
– Я его дома оставила. Думала, нужен только паспорт.
Ольгу бросило в холодный пот. Вот оно проклятие судьбы. Интервью перенесут на месяц, а то и на полгода. Кинулась к телефону звонить соседке по квартире – у нее есть ключи. В Омске – три часа ночи. Восемь, десять звонков – никто не отвечает. Наконец, далекий испуганный голос:
– Это Москва? Что случилось?
– Настя забыла взять метрику. В 8.30 утра у нее интервью.
– Не вешай трубку. Сейчас пойду поищу...
Долгое томительное ожидание. Наконец:
– Нашла. Ты не волнуйся. Муж уже в гараже, отвезет. В семь утра первый самолет на Москву. Можете еще успеть.
Предупредила дежурную, чтоб разбудила дочь, сама – в аэропорт. Приезжает... Прибытие самолета задерживается до часу дня. Спряталась в туалете и разрыдалась. С трудом взяла себя в руки – так можно и свихнуться.
Когда подъехала, посольство уже закрыли. Она к охранникам. Спросила одного, другого – на вопросы не отвечают. Третий снизошел:
– Была тут девушка. Сказала: пусть мама не переживает, перенесли на завтра.
Готова была его расцеловать. Неужели все кончится благополучно? Не верилось. Утром, пока Настя на интервью, зашла в церковь, истово молилась, чтобы бог помог ей. Когда вернулась в гостиницу, дочь бросилась на шею.
– Мама, все хорошо! Все в порядке!
Из аэропорта сама вела машину. Свет фар выхватывал с обочин то цветущий куст белого олеандра, то замершие в удивлении фигурки маленьких оленей, словно невидимый художник ткал бесконечный гобелен. Девочки пели, радовались, что снова вместе. Чувство освобождения, однажды испытанное ею в первый день приезда, еще не вытеснило ставшее привычным постоянное ожидание беды. Мысли о Стиве не выходили из головы. Когда узнает, что Настя здесь, потребует объяснений. Этого не избежать.
Весь следующий день возила дочь по магазинам, выбирала, примеряла ей новые наряды. Чувствовала себя счастливой, как когда-то в детстве, когда наряжала любимых кукол...
Вдруг звонок. Даша:
– Мама, он пьяный. Ломает дверь. Требует тебя.
– Я ему позвоню. – Набрала номер. – Хочешь меня увидеть? Подъезжай.
Насте приказала:
– Спрячься, чтобы он тебя не видел.
Примчался через несколько минут. Взбешенный. Лицо багровое. Кричит:
– Вы все сукины дети!.. Ты мне ответишь за обман!.. Ты мне за все заплатишь!.. Садись, поедем!
– Куда? В полицию? Там тебя уже ждут. – Старалась говорить спокойно.
– Это незаконно! Я отменю все.
– Может, отвезешь меня в дюны и там закопаешь?
Глаза у него налились кровью.
– Вот ты как заговорила!
Схватил, стал заламывать ей руки.
– Что здесь происходит? – рядом раздался чей-то голос.
Мгновенно Стив отпустил ее, вскочил в машину и, чуть не протаранив стоящую напротив, быстро рванул прочь.
Старик-негр помог ей подняться.
– Вы OK, мэм?
– I am OК. Thank you. Это мой муж. My husband. Он сумасшедший. Crazy. I am OК.
– OК, – понимающе улыбнулся. – Если есть проблемы...
– Никаких проблем.
Сел за руль. Только хотела позвать Настю, как Стив появился снова:
– Садись в машину, проститутка!
И сразу же услышала знакомый голос:
– Стоять! Руки на капот! Ноги шире!
Он мгновенно протрезвел, обмяк. Через несколько минут подъехали четыре полицейские машины. Надели ему наручники, увезли. Ее защитник протянул свою визитную карточку:
– Я бывший полицейский. Если понадобится моя помощь, звоните.
Пожелав ей приятного уикенда, уехал. Почему-то подумала: такой бы не издевался.
В полиции Стива предупредили – ему грозит срок за изнасилование. На время, пока будет рассматриваться дело, отпустили с условием: к жене не приближаться.
Даша уехала через два дня.
Поздно вечером снова звонок от Стива:
– Мне нужна твоя помощь, – голос срывается. – Я умираю.
Господи, подумала, когда все это кончится?
– Ты где? Что еще случилось?
– Я здесь, по дороге на пляж. Упал. Потерял сознание. Страшная боль в животе... Помоги.
Врет, решила, заманивает. Представила, как идет в темноте по узкой тропе через дюны. Густой кустарник с двух сторон. Там спрятать труп – ничего не стоит.
– Позвони Сюзен.
– Она не отвечает.
Это ему наказание за все ее страдания, подумала, но тут же спохватилась. Что это со мной? Никогда ведь не прощу себе, если с ним что-то случится. Была рядом. Могла помочь.
Выскочила прямо в домашних тапках, через задний двор, в калитку. Словно что-то толкало, гнало ее к нему. Услышала стон. Присмотрелась – лежит скрюченный под кустом, держится за живот, лицо белее песка. Взяла за руку.
– Вставай. Тебе надо в больницу.
– У меня нет ни денег, ни страховки.
– Поедем в «волонтерку».
Чуть ли не на себе притащила к машине.
В больнице посмотрели, проверили кровь.
– Острый аппендицит. Немедленно в госпиталь на операцию.
– Но у него нет денег.
– Есть спонсорские. Прооперируют бесплатно.
Когда приехали, он был уже без сознания. Еще подписывала, не глядя, какие-то бумаги, долго ждала в приемной. Сказали: могла не успеть.
Утром, перед работой, снова поехала в больницу. Операция прошла успешно, с ним все в порядке. А вечером следующего дня он и сам позвонил:
– Сейчас выписывают. Сюзен отказывается меня забрать, раз я нарушил запрет с тобой общаться. Сестра из Флориды может подъехать только к выходным. Сегодня вторник. Разреши пережить эти два-три дня у тебя, там на диванчике. Ты же христианка, добрая душа.
Забрала. Сама как под наркозом. Постелила ему в своей спальне. Себе – на диване. Пока на работе, Настя целыми днями с ним. Варит ему бульоны, развлекает. Он тихий такой, совсем домашний.
– Я не знал, какая у тебя хорошая дочь. Мне стыдно, что я так поступал.
Проходит суббота, воскресенье – никто за ним не приезжает. Ольга понимает: он и не думал никуда звонить. Тревожно стало за Настю, за себя. Что же я делаю, кольнуло, опять качусь по тем же рельсам. А он снова за старое:
– Мне для работы нужно забрать у Сюзен свой компьютер. Я же программист.
– Нет уж, – сказала, – если ты в состоянии работать, иди к ней. Там ты живешь. Там все твои вещи. Я выполнила свой христианский долг, но у меня нет никакого желания и дальше тянуть этот крест.
– Она меня уже не хочет.
– Звони. Я с ней поговорю.
Почувствовав, что Ольга настроена решительно, не стал сопротивляться. Позвонил, передал трубку.
Та смеется:
– Он мне больше не нужен.
Ольга перебила:
– Могу это понять, но и ты, как женщина, пойми меня. Я привезла дочь. Ей только семнадцать, совсем ребенок. Прояви благородство. Подержи его несколько дней у себя, пока за ним приедут.
На удивление, та согласилась:
– Только две недели. Потом пусть убирается. Скажи ему.
Пару раз Ольга возила его на перевязку. В конце месяца он снова заявился с претензией:
– Ничего не понимаю. Прислали счет на 36 тысяч. Ты обещала, что операция будет бесплатно.
И снова пришлось ехать, разбираться. То ли кто-то неправильно оформил документы, то ли она не там их подписала. После переговоров ему снизили оплату, разрешили выплачивать по 20 долларов в месяц. Через полгода, если будет платить регулярно, пообещали уменьшить еще вдвое.
– 20 долларов – не деньги, – обрадовался Стив. – Я сейчас в бегах, ищу квартиру. Могу забыть. Возьми на себя.
Ольга подумала: хороший момент заговорить о разводе.
Он сразу насторожился:
– Об этом мы побеседуем с тобой особо. Дай мне сначала определиться.
Конечно, могла пригрозить, напомнить, что в полиции лежит рапорт об изнасиловании, но промолчала. Устала от скандалов, от всей этой возни. Действительно, ей тоже надо как-то собраться с мыслями. Не хотела себе признаться, что их все еще что-то связывает, что испытывает к нему не то чтобы жалость, но какое-то странное, глубоко вросшее в душу болезненное чувство привязанности. Или может это страх подогревает ее необьяснимое стремление к общению с ним? И не предначертано ли ей судьбой все, что с ней происходило в последнее время?
Пастор баптистской церкви, куда она время от времени заходит, часто повторяет: «Примите, да воздастся!» Как поверить? Уж слишком он деловой. Руки держит в карманах, во время проповеди посматривает на часы... Словно отрабатывает смену...
После этого Стив надолго исчез. Он так и не снял квартиру. В Хилтоне перезревших скучающих девиц немало.
Енот у Деби в доме как член семьи. Ребята принесли его совсем маленьким. Выкормила из сосочки, лелеяла как младенца, и он вырос в огромного, с лоснящейся перламутровой шерстью, наглого зверя. Ходит по всему дому, разгоняет котов, ест только глазированные грецкие орешки, спит в постели. Ему бы благодарить судьбу, что из сотен других, роющихся по помойкам, десятками каждую ночь гибнущих на дорогах, она выбрала его. Так нет же. Попробуй, приласкай – будет царапаться, кусать.
Бывает так и с нашим братом. Вот Инга, например. Ей бы жить с Роем и бога благодарить. Спокойный, заботится о детях. Она же все смотрит по сторонам – не пропустить бы проплывающую мимо золотую рыбку. Два миллиона на Роевом счету для нее уже не деньги. Да он и не стар еще. Долго протянет.
Инга из Владивостока. Выросла в бедной семье. Отец пил, рано умер. Мать работала секретаршей, на семьдесят рублей зарплаты едва сводила концы с концами. Надо было кормить двух дочерей. Старшую убили прямо в подъезде сразу после родов. Рассказывая Ольге о себе, вспоминала:
– Бедность ужасная. Дома жрать нечего, мать все время раздражена, ребенок орет. Улица для меня была и школой и семьей. В пятнадцать лет сказала ей: чем жить как ты, лучше повеситься. Я высокая, красивая, у всех на виду. Найди мне сто рублей, на джинсы, иначе... В семнадцать лет забеременела от своего дружка. Дура была. Ездила к нему в тюрьму. Хотела расписаться. Когда родила Кристину, пошла работать в парикмахерскую. Деньги небольшие, но можно было как-то тянуть. Хотела вырваться из этой жизни, бежать, куда глаза глядят. Чтобы купить себе бриллиантовые сережки, как у тебя, всю зиму проходила в болоньевой курточке. После работы ночью еду на другой конец города к своей подружке. У нее уже был компьютер. Зима. Метет. Дорога через пустыри. Страшно. Кругом ни души. Иду, реву, но говорю себе: я все равно добьюсь, добьюсь своего, выйду за богатого, найду своего американца. Тогда уже решила: надо брать себя в руки, завязывать с наркотиками, алкоголем, да и в сексе быть поразборчивей, не растрачивать попусту то, чем одарила тебя природа. Интернетная переписка с заморскими женихами результатов не давала. Дело не двигалось. Наверное, иностранцы тогда предпочитали девочек московских или с Украины. Наши, дальневосточные, были не в моде. Уже шла перестройка. В городе, как грибы после дождя, появлялись «новые русские», все больше из бандитов. Ты не поверишь, армянин Хачик, директор рынка, держал для меня постоянный номер в гостинице, тащил все с базара. Был еще Паша, профессорский сынок, занимался какими-то темными делами под вывеской, кажется, «Мокрые обои». Он отвечал у меня за образование Кристины. Можешь себе представить, встречались с ним, как по расписанию, в том же номере по вторникам и четвергам. Когда бывало тошно, позволяла себе расслабиться, уходила в порт к морячкам. Пути Хачика и Паши как-то скрестились. Пришлось срочно искать замену. В нашей парикмахерской клиенты, приезжающие на иномарках, не переводились. С одним потом даже расписалась, противно вспоминать. Страшно ревновал, по пьянке распускал руки. Когда забеременела, вернулась к матери. К тому времени все мои подружки куда-то рассосались. Кто-то застрял в криминале. Кому-то повезло свалить за бугор.
Роя она поймала в Интернете. Писал, что похоронил жену, ищет молодую скромную девушку из провинции, желательно с ребенком. Мол, заработал неплохие деньги, хорошо вложил и может предложить ей спокойную обеспеченную жизнь. Ему еще нет пятидесяти, непьющий, без дурных привычек.
Роль скромной провинциалки Инге понравилась. Немного поломавшись, попросила устроить встречу где-то на нейтральной территории – надо присмотреться, ближе узнать друг друга. Он загорелся, купил недельную поездку на Кипр, снял номер в дорогом отеле. Когда его увидела, подумала: и с этим мне играть любовь? Ниже ее на голову, брюхатый. Но когда первый раз за границей, голова идет кругом – вот то, о чем она мечтала, куда стремилась!
Сидели с ним в ресторане, гуляли по городу. В витринах магазинов было так много красивых дорогих вещей, прямо кровь в жилах закипала, но надо было помнить о своей роли скромной провинциалки. Пусть, думала, он только ляжет с ней в постель, а там... Стыдливо уступая его напору, она покажет ему такое, чего он отродясь не видел, а пока...
Подойдя к очередной витрине, попросила купить ей красивую мочалку.
– Семь долларов за мочалку? – поморщился.
С ним будет не легко, решила. Он, видно, еще и скряга.
Инга считала: раз вышла за богатого, жизнь должна превратиться в удовольствие, с веселыми пирушками на яхте в компании друзей, с поездками по экзотическим местам. Рой же оказался домоседом, к тому же еще прижимистым. Определив девочек в школу, выделил ей на карманные расходы только 500 долларов в месяц. Целыми днями на телефоне, вечерами – у телевизора. Курил даже в постели. Уже через две недели она запустила в Интернет: «Я вышла за старого американского козла замуж. Ищу русского любовника». Откликнулся Слава из Нью-Йорка. Пригласил встретиться – оплатит все расходы на поездку. Рою сказала, что едет повидаться с подружками. Он даже не поинтересовался, откуда у нее деньги и почему она вернулась с двумя чемоданами модных тряпок. Парень ею так увлекся, что стал приезжать в Хилтон, собирался развестись, забрать ее к себе. Там у него мастерская, хорошо зарабатывает. Но Ингу это не привлекало. Славу она то принимала, то оставляла. Появились другие, американские ребята, с кем она, втайне от Роя, отводила душу. Часто жаловалась Ольге:
– Меня душит эта тихая жизнь. Дам в Интернет объявление: «Хочу поехать в турпоездку с двумя американскими парнями». Представляешь, как будет интересно, какая у них начнется из-за меня борьба!.. Или уеду в какую-нибудь арабскую страну, поживу в гареме.
Рой скоро понял, что она не для него. Спокойно сказал:
– Я, как обещал, сделаю тебе документы, и можешь быть свободной.
Новостью она поделилась с Ольгой:
– Он отпускает, а у меня сейчас ничего серьезного. Как ты думаешь, пока найду кого-то, дети ему не помешают? Он их любит, платит за колледж. Дом здесь хороший, большой. Пусть девочки у него живут. Ему хоть будет с кем поговорить.
Ольга даже растерялась:
– Я бы так не смогла.
– Знаешь, подруга, здесь надо думать о себе. Мы давно не школьницы в чистых передничках, подглядывающие жизнь из-за угла. Еще немного, и начнут одолевать всякие болячки. Какая-нибудь свалит на месяц, а то и на полгода. А кому нужен залежалый товар? Да и потом, пойми, это Америка – детям, чтобы быстро научиться жить, нужна самостоятельность. Кстати, помнишь, в день святого Патрика мы были на концерте хилтонского барда, и к нам на паркинге подошел парень – услышал, что мы говорим по-русски. Вроде он собирается в Москву, с кем-то там познакомился по Интернету. Что-то еще спрашивал о России, о нашей культуре. Ну... ты понимаешь... У тебя телефон сохранился? Хочу его пощупать.
Мальчик оказался лет сорока. В Оксфорде купил несколько дорогих участков – строит дома «миллионники». В Хилтоне рентует целый особняк. Через неделю он уже очарован Ингой, играет с ней в гольф, водит по ресторанам. Она ему жалуется: «Муж невнимателен, дома курит». Вот только Дэвид и возвращает ей вкус к жизни. После работы в парикмахерской стала приходить к нему чуть ли не каждый день. В хорошую погоду загорала на веранде в неглиже. Он, конечно, не возражал, если ей так нравится. Садился в кресло, разбирал почту или разговаривал с кем-то по телефону. Она перед ним, то в кухню за водой со льдом, то в ванну за полотенцем. Ходит так близко, что – как тут можно удержаться – нет-нет, да и поймает за руку. Она резко повернется. посмотрит строго.
– Дэвид, не забывайся. Я замужем. Мы с тобой только друзья.
Что-что, а демонстрировать свои достоинства она умела. Через месяц почувствовала: «крышу у него уже срывает», о поездке в Россию даже не вспоминает. Повела в ювелирный, сказала:
– Видишь серьги за 10 тысяч. Если хочешь со мной спать, купи.
Он рассмеялся.
– Я никогда и никому «за спать» таких подарков не покупал.
– Как знаешь. Дело добровольное.
Серьги он ей не подарил, зато купил новый Мерседес. Когда получила документы, спокойно развелась и переехала к нему. Казалось, удачно вписалась в новый жизненный поворот, но глубоко внедрившееся с детства чувство незащищенности, так часто свойственное даже самым удачливым из русских женщин, сменивших привычное место обитания, ее не оставляло. Все, что зарабатывала в парикмахерской, откладывала, как говорила, на «черный день». Деньги же Дэвида, считала, отрабатывает с лихвой в постели.
Первые два года он устраивал ей американский рай. Казалось, вытянула выигрышный билет. Объездила с ним чуть ли не всю Европу, вставила красивые зубы – по ее выражению «стандартный голливудский расклад». У лучшего московского хирурга подтянула грудь, щеки. Но вот как-то на одной из вечеринок пожаловалась Ольге:
– Дэвид какой-то мутный. Как не загляну к нему в компьютер, там снова ветер из России – интернетные шлюхи, переписка. А вчера заявил: не хочу ли я с ним разделить расходы. Время трудное, набрал кучу кредитов, дома не продаются, рент усадьбы стоит две тысячи. Давай, мол, хоть пять сотен в месяц. Я говорю: так сразу и разбежалась. Он не понял. Может, сама виновата – в постели с ним скучаю. Такие они все... что тебе сказать... Придется сваливать... Кажется, только теряю время, причаливаю не к тем островам. Скоро начну стареть, стану на прикол... Хочу попробовать сменить курс на старичков. Тут по соседству приезжает на всю зиму, всегда один. По виду, лет за восемьдесят. Говорят, очень богатый. У него в Хилтоне самая большая яхта, 130 футов. С импотентами, правда, никогда дела не имела, но мы-то с тобой знаем: этим животным если не по……я, то хоть пощупать.
Ольга к ее откровениям уже привыкла.
– Ветер тебе в паруса.
– Подруга, ты одна меня здесь понимаешь. Рой сказал: я могу пожить в его доме. У него сейчас герлфренд из Северной Каролины. Богатая американка. Ездят друг к другу в гости, путешествуют, но отношения официально не оформляют, чтоб потом не пилиться. Говорит, что там, где мы все скоро будем, его душе будет не спокойно, когда дети начнут ссориться из-за наследства... Никогда не могла понять: это у него серьезно?
Даша вышла замуж, уехала в Лос Анжелес. Настя потянулась за ней. Целыми днями болтаются в Голливуде, снимаются в массовках. Мечтают: когда-то их заметят, пригласят на роль. Ольга чуть тоже не сорвалась туда, к ним. Инга охладила:
– Не рыпайся. Квартиры сейчас падают в цене. Девочки уже не маленькие. Не мешай им, дай самим определиться. Подумай, как будешь жить дальше.
И вправду, надо было приводить себя в порядок. После развода, длившегося больше двух лет, в душе как в грязной луже. Хотелось поскорее отмыться, забыть обо всем. Заставила себя каждое утро ходить к морю – пробежка, потом бассейн. Планировала сделать ремонт в квартире, сменить кухню, комнаты выкрасить в светлые чистые тона. После работы, спасаясь от одиночества, бродила по Интернету, искала родственную душу.
И вот, казалось, нашли друг друга. Он выходец из Финляндии, немного знает русский. Живет в Орландо. Тоже в разводе. Ей нравилось, как он заразительно смеется, рассказывая старые русские анекдоты, как вдруг становится печальным, желая сладких сновидений. Неужели, думала, все так легко и просто? Хотелось встретиться, посмотреть в глаза друг другу.
Ее желание было воспринято с восторгом. Он ей покажет Диснейленд, чтобы она не чувствовала себя стесненной, снимет гостиницу.
Собралась. Надо бы предупредить Раису, и можно ехать.
Соседка, как обычно, долго не открывала, гремела отодвигаемым стулом, щелкала замком.
– Я уезжаю во Флориду дня на два-три. Когда вернусь, сразу зайду к вам.
Та была еще не одета, в полураспахнутом халате. Смотрела испуганно, в глазах туман.
– Они здесь были. Перерыли, пересыпали все мои лекарства, опять искали наркотики. Забрали мои любимые старые туфли, еще с Союза. Такие удобные, на низкой танкетке.
Ольга громко повторила:
– Три дня меня не будет!
– Что вы кричите!.. Голова раскалывается... Хотите меня оставить без еды?
Ольга вздохнула.
– Одевайтесь. Поедем в магазин.
– Что вы говорите? Как я могу? Все тут разворуют... Вы еще не знаете... Вчера... да, это было вчера... пока выносила мусор, кто-то подсыпал в чайник белый порошок. Вы не знаете, где здесь можно купить новый эмалированный чайник?
– Мы потом, потом обязательно во всем разберемся, – успокаивала Ольга. – Что вам сейчас купить?
Раиса достала из кармана халата сложенный вдвое лист бумаги.
– Вот здесь все написано: два фунта рыбы, флаундер, не в латках, на развес, проверьте, чтобы была без запаха; три груши, пять бананов, яблоки зеленые, вы знаете какие, хлеб овсяный, пять галлонов воды, полтора фунта говяжьего фарша – пусть сделают свежий, прямо при вас, выберите кусок не жирный... Но, если хотите, я могу поехать сама, а вы посторожите здесь мою еду. Они снова придут меня травить...
– Ну, нет уж, Раиса Аркадьевна, я быстро.
Спустя два часа Ольга, наконец, почувствовала себя свободной и, предвкушая радость встречи, мчалась на юг по девяносто пятой.
В дороге все время звонят друг другу:
– Что проезжаешь?
– Джексонвил...
– А теперь?
– Уже Дайтона Бич.
– Еще час-полтора.
Перед самым Орландо – мертвый трафик.
– Ты где?
– Стою. Что-то впереди случилось.
Он шутит:
– Кто-то испытывает наше терпение.
Наконец нужный съезд.
– Я уже в городе.
– Выезжаю, моя птичка.
Это последнее, что она слышит от него. На паркинге у отеля никто ее не встречает, номер не заказан. Полчаса, час проходит. Звонки – без ответа. Что могло случиться? Через два часа ожидания приходит отрезвление. Вспомнила, как Инга предупреждала: «Ты только не попадись на удочку этих компьютерных придурков, любителей виртуальных игр. Он может быть каким-нибудь калекой или сексуальным извращенцем. Пока ты крылышками машешь – сидит, дрочит. Среди них бывают хорошие артисты».
Пришлось ехать обратно. Корила себя. Сама виновата. Не удержалась, сорвалась, помчалась. Он испугался, подумал: дура какая-то, или аферистка. Дура и есть. А может увидел меня и передумал. Ожидал чего-то другого... Будет мне наука...
После этого вечерние прогулки по Интернету прекратила – боялась новых разочарований. В свободные часы ездила по острову, смотрела, где работают ремонтники. На одной вилле строитель из Саванны с двумя подсобными рабочими устанавливал новую кухню, такую, как ей хотелось. Пригласил подъехать через два дня посмотреть. Работа ей понравилась. Договаривалась о цене. Зашли рабочие, держались в стороне, ухмылялись.
– Что это они?
Бил вышел с ней во двор.
– Мэм, можно я спрошу? Какие у вас отношения с мужем?
– Это имеет касательство к нашим переговорам?
– Мои парни говорят: он их предупредил – вас надо остерегаться.
– Слава богу, он мне уже не муж.
– Но, мэм, он говорит такое... что вы аферистка, за его деньги приобрели виллу. Еще... мне неудобно даже повторять... что вы имели операцию и теперь не можете заниматься нормальным сексом, только анальным... и преимущественно с двумя... Не представляю, как можно такое говорить о женщине.
Ольга чуть не разрыдалась. Неужели никогда не отмоется от всей этой грязи?
Бил даже смутился:
– Ничего, – успокаивал ее. – Всякое бывает... Давайте о деле. Касательно цены не беспокойтесь. Возьму недорого. Если понадобится помощь еще в чем другом, не стесняйтесь, звоните в любое время.
Через три дня приехал, все замерил, договорились о цене. Прощаясь, пригласил:
– У нас сейчас гостит моя младшая сестра, из Флориды. Хочу вас с ней познакомить. Вы так похожи. Приезжайте завтра на “барбекю”. Развеетесь, отдохнете.
О Саванне говорят – рай земной. Милостью божией обходят ее все беды – ни ураганов, ни торнадо. Ранней весной город в праздничном наряде. Цветет азалия. Улицы как разноцветные парковые аллеи, солнечные лучи еще не обжигают, лица людей приветливы, открыты. Кто это видел, забыть не может.
Приезду Ольги сестры были рады, засыпали вопросами: откуда, сколько лет в Америке, как дети. Дети, дети... У них теперь своя жизнь... Что им до матери? Месяц уже не звонили...
Удовлетворив любопытство, стали показывать дом, новую клумбу, посаженную только с утра. Пока Линда с Билом возились у жаровни, Кэрол утянула ее к реке. По деревянным мосткам прошли к воде, прыгнули в лодку, привязанную к последней свае. К ним приплыла стая диких гусей.
– Я, когда приезжаю, всегда кормлю их. Они уже привыкли. Вон там пеликаны. Тоже почти ручные. Сын сестры, когда рыбачит, дает им мелкую рыбешку. Второй год служит в Ираке. Линда каждое утро молится, чтобы он вернулся. Бил, вон, тоже... заметила? Хромает. На вьетнамской получил ранение в пах. С женщинами теперь быть не может. Живет один. Иногда срывается, буянит... У меня в молодости тоже не сложилось...
Казалось, торопилась сгрузить побольше информации о себе, излишне откровенно, с интимными подробностями. Ольге было даже неловко, молча слушала, удивлялась. Что же они за люди? Не умеют, не приучены держать все в себе. Вздохнула с облегчением, когда Кэрол, вдруг, прервав исповедь, потащила в дом демонстрировать свои успехи в йоге. Села с ней рядом на ковре, невольно залюбовалась – гибкая не по годам, грудь как у девочки, мраморные ухоженные пальчики на ногах. Может это и есть, подумала, настоящие американцы?
Пришли соседи. Дети принесли щенка. Визжали, катались с ним по траве. Бил расставил стулья, Линда накрыла стол. От жаровни еще тянуло сладким дымком, таким привычным для пятничных саванских вечеров. Как давно, еще в далеком детстве, Ольга испытывала это знакомое чувство домашнего уюта. Хотелось ни о чем не думать, упиться этой щенячьей радостью.
– Подъезжай с утра, – предложил Бил. – Закажем кухню, выберем, где подешевле, новую плиту, посудомойку. Поставим в мой сарай. Когда все у тебя подготовлю, привезу.
Полдня возил ее по магазинам, все купили, и тут он, вдруг, говорит:
– У меня есть правило: прежде, чем начинать работу, беру аванс на всякие расходы, материалы и вообще, мало ли что еще... 5 тысяч.
Заехали в банк, сняли деньги.
В понедельник в восемь утра он уже у нее. Оставила ключи, уехала. После работы пришла – он в грязном комбинезоне развалился в кресле, пьяный, смотрит телевизор. На полу – ящик пива.
– Мэм, что за проблемы? Посмотри, сколько уже разломал, – заикаясь, едва выговаривал Бил. – Все сделаем в лучшем виде. Если хочешь, я у тебя переночую, завтра начну пораньше.
Вот несчастье, подумала, снова все сначала. Жизнь меня ничему не учит!
– Верни ключи и деньги, – потребовала решительно.
– Баксы?
– 5 тысяч депозита.
– Может ты их потратила на мужиков? – с наглой усмешкой бросил Бил.
Швырнул ключи, собрал инструменты.
– Если передумаешь, дай знать. У меня сейчас нет работы.
Через несколько дней перезвонил, извинялся:
– Я виноват. Такое со мной бывает. Давай все восстановим... Нет?.. Деньги верну... Если не заработаю, выиграю в казино. В прошлый раз мне не повезло – шесть раз ставил на ту же цифру.
Всю неделю осаждал ее звонками, пьяный, спрашивал, с кем она проводит время. Попросила Линду унять его. Несколько дней молчал. В субботу снова. По голосу, вроде трезвый.
– Кэрол сказала, что отец сильно заболел. Это бог меня карает за обман. Хочу все тебе вернуть. У меня машина сейчас в ремонте. Подъезжай в Саванну к двенадцати, встретимся в кафе.
Поехала. Бил встретил ее с улыбкой. Был мягкий, обходительный, щедрый на комплименты, но какой-то странный: в глаза не смотрит, руки дрожат.
– Здесь рядом мой дом. Зайди, посмотришь, как я живу. Там и деньги отдам.
Ольга в панике. Думает, подстроил все, рассчитал. Подъехали к дому, она из машины не выходит, просит:
– Принеси сюда, я тороплюсь.
– Что ты ведешь себя как маленькая, зайди, – как бы даже с обидой упрашивает Бил. – Покажу тебе уникальные фотографии. Прислал сын моего друга из Ирака. Увидишь, что там на самом деле происходит.
Стараясь ничем не проявить свое волнение, пошла за ним. Он сел к столу, включил компьютер. На экране – плачущие дети среди руин, разорванные тела. Заметив, что она не смотрит, засуетился:
– Тут есть другие, веселые... Хочешь пива?.. А давай почитаем анекдоты.
В это время раздался телефонный звонок: Дэвиду срочно понадобилось разыскать Стива – что-то с компьютером.
Бил как взбесился, вскочил, вырвал телефон из рук.
– Дэвид? Shit! Куда ты лезешь?! Это моя герлфренд!
Глаза налились кровью. Что-то выкрикивал непереводимое, бросил мобильник на пол, растоптал, загородил тяжелым креслом входную дверь. Запер на ключ. Забегал по комнате, размахивая кулаками.
– Я знаю, что ты... Я все про тебя знаю... Я тебя... я... я...
Ужас охватил ее, когда он, выпив полбутылки виски, схватил ружье, стал тыкать ей стволами в низ живота.
– Все вы такие! – кричал. – Все!
Потом отключился, упал в кресло, затих, но стоило ей пошевелиться, снова вскочил, схватил бутылку, заметался, как зверь в клетке. Внезапно остановился прямо против нее, наклонился, будто хотел поближе рассмотреть, бормоча что-то невнятное. Огромный, с руками как совковые лопаты.
Она вспомнила, как в детстве, собирая ягоды в лесу, нос к носу столкнулась с медведем. От страха не могла пошевелиться. Это ее спасло тогда. Стала бы убегать, поломал бы, порвал на куски.
Бил, пританцовывая, словно исполнял ритуальный танец, пошел прямо на нее. В горле пересохло. Вжалась в спинку стула. Только не смотреть, не смотреть ему в глаза! Поймать момент, ударить между ног. Если не успеет, мелькнуло, может убить...
Не решилась. Не крикнула. Не сопротивлялась...
Грязный ковер с темными подпалинами от сигарет. Мышиный запах. Звон в ушах. Где-то далекий бой часов... Пять... Шесть...
Только к обеду Бил начал приходить в себя. Подошел, долго мутно смотрел, взял за руку, открыл дверь.
Переехав мост, Ольга перекрестилась:
– Господи, за что мне все это?
Позвонила Кэрол. Напомнила: через неделю Пасха, хочет увидеться. Будут родители, близкие друзья. Ольга искала предлог, чтобы отказаться, хотела даже рассказать, что с ней случилось, но та, наверное, уже знала. Опередила:
– Бил тебя больше не будет беспокоить. Мы его не пригласили.
Поддалась на уговоры, но смутное предчувствие беды не проходило.
В ласковый апрельский вечер засиделись допоздна. Ушли родители, разъехались гости. Кэрол все не отпускала. Ольга вышла к машине забрать сумку и ключи. И вдруг почувствовала: в кустах азалии кто-то стоит.
Бил преградил ей путь, поймал за руку.
– Пойдем, поговорим.
– Отпусти, – попросила.
Услышав голоса, подошла Кэрол.
– Уходи! Мы тебя не звали.
Не слушая ее, Бил потащил Ольгу к машине. Открыл дверцу, старался втолкнуть ее на заднее сидение.
Она сопротивлялась, как могла. Почему-то не было страха, только жужжала, как надоедливая муха, мысль: все это уже с ней было и будет еще не раз.
Перехватил ее, перевернул, сунул как полено в печь. Крикнула от боли, упала. Кэрол повисла у него на шее.
– Линда, звони в полицию!
Он оттолкнул ее.
– Fuck all of you! Fuck! Son of a bich... – Включил мотор, рванул по улице, не зажигая фар.
Полиция была уже через пять минут. Составили рапорт о похищении машины. Линда подсказала, надо искать его дома. Подъехали – там все темно, ворота заперты. Кэрол перелезла через забор, открыла. Машину нашли на заднем дворе в кустах, ключи валялись на сидении. Полицейские довольны. Инцидент исчерпан – нашлась пропажа. Сели, уехали.
Ольга скорей за руль, к воротам. И в этот момент в свете фар откуда-то появляется разъяренный Бил. Бьет кулаком по капоту.
– Выходи! Полицию позвала?!
Сестры бегут к нему, хватают за руки.
– Ты нас позоришь! Ольга, уезжай, уезжай скорей!
Бил отбивается от Линды, валит ее на землю. Рычит:
– Всех вас перебью!
Отвратительная сцена, казалось, шедшая уже к трагической развязке, неожиданно прерывается. У Била резко звонит телефон. Кому-то отвечая, он еще с минуту стоит, покачиваясь, потом поднимает Линду, сидящую на земле, и, хромая, идет к дому.
Утром Ольга включила автоответчик: «Мы очень виноваты перед тобой. Если можешь, прости. Единственная просьба: не подавай на брата. Район, где он живет, неблагополучный. Если его посадят, там все разворуют. У него много инструментов, материалов...»
* * *
В воскресный день на утреннюю проповедь в Пресвитерианскую церковь съезжаются принарядившиеся хилтонские островитяне – все больше древние старушки и старички. Со многими Ольга уже знакома. Одним раз в неделю делает уборку, другие доверяют ей присматривать за домом, когда на лето уезжают в северные штаты, – приезжает полить цветы, похлопать туалетные бачки.
Орган умолк, стал слышен шелест дождя по крыше. Голос у пастора бархатистый, убаюкивающий. Кто-то, сидящий сзади, тихо похрапывает, и ее расслабило, клонит в сон...
Вот тело отпускает душу. Легко и радостно... Синеглазый Ваня держит ее за руку, ведет куда-то цветущими лугами. Нестихающий гомон птиц, жужжание пчел, знакомые ароматы разнотравья. Впереди виден их дом. Стив и Бил, улыбаясь, идут ей навстречу, а Деби, Кэрол и Линда накрывают огромный стол со множеством всякой снеди, искрящихся напитков, невиданных плодов. И откуда-то льется музыка, нежная, завораживающая...
А где же дети?!
Она останавливается, всматривается в лица. Ба! Да это ряженые! Все еще в гриме. Заманивают, что-то опять затевают... Только бы не поддаться...
Музыка звучит громче. Она бежит прочь, проваливаясь в пустоту. Оказывается среди прибрежных дюн. Одна. Ноги вязнут в песке. Запуталась в колючем чертополохе. Не освободиться...
В страхе очнулась. Мощно ревел орган. Что это я? Кажется, схожу с ума...
Вокруг все обнимаются, держат друг друга за руки. Маленький старичок, сидящий рядом, трогает за плечо.
– Мэм, how are you today? Peace, peace... Мир...
– Thank you, I am ОК today… и завтра… и всегда…
* * *
Иногда кажется, что ты заложник судьбы, своего времени и места, где родился, от этого никуда не спрятаться, не убежать – все наперед где-то расписано, предопределено, и от того, что начинаешь суетиться, только больше вредишь себе. Не лучше ли со всем смириться, погрузиться в тихое созерцание, стать незаметным, раствориться, раствориться...
Саванна, Джорджия, 2011
|
|
|