"По лестнице слуха"

Наверное, не будет большим преувеличением, если я посмею утверждать, что Илья Оганджанов – один из самых чистых лириков нашего времени. Поясню свою мысль. В то время как бесконечные постмодернисты, а то и «реалисты» собирают на улицах всевозможную грязь и пишут о дисгармонии, непрухе, чернухе и пр., складывается впечатление, что все эти «вихри враждебные» пронеслись мимо Ильи Оганджанова, оставив его душу цельной и невредимой. Он просто не пустил грязь мира в свою душу. И не сделал своё сердце, согласно Достоевскому, полем битвы между силами тьмы и света.

Поэзия Ильи Оганджанова – это бесконечное вслушивание во внутренний мир. А для этого необходимо состояние покоя. После грозы лирический герой стихотворения не смотрит на радугу. Он весь обратился в слух, он слышит не только биение собственного сердца, но и движение природных стихий.

Стихи Оганджанова почти бессюжетны, но это с лихвой окупается богатством мира и пантеизмом восприятия, единением с живой природой и порой мучительным переживанием подлинного счастья – глубокого и нетривиального. Верлибры Оганджанова по состоянию души поэта близки к образцам классической японской поэзии: он «западную» форму применил к «восточному» содержанию. Рифма в этой поэтике была бы нарочитостью, помехой свободно льющейся речи.

Несмотря на то, что стихи Ильи Оганджанова не зарифмованы, нет-нет, да и проскользнёт в его мироощущении, в его отношении к природе что-то тютчевское. Но, как мне кажется, тютчевский дуализм дня и ночи, света и тьмы переосмысливается в стихах Оганджанова недроблением мира на противоположности, синтезом реальности в лирическом переживании бытия. Мне очень симпатичен Оганджанов – пограничник стиха и прозы, когда это ещё не жанр, но уже – первородная речь. Оганджанов говорит «вполголоса» (так называется его книга стихов), но не вполнакала.

В вечности – всё одновременно, всё сосуществует. Поэт делает открытие: детство – это своего рода ископаемое из области археологии духа. «Палеолит» ещё не родившегося по-настоящему человека. Варварство несмышлёных лет уходит в небытие, становится одним из далёких отражений. Неумышленное варварство, когда мальчик и девочка изо всех сил тянули куклу – каждый к себе – и сломали её, научило детей уму-разуму. И дело здесь не в жалости или сострадании. Дети вдруг осознали, что разрушение не эстетично, а разрушенное потом не чинится и становится бесполезным для всех, а не только для тех, кто сломал. Дети стали взрослыми и поняли, что собственность, построенная на экспроприации, – разрушает душу! Но после войн, маленьких и больших, и причинённых ими разрушений жизнь продолжается! И она может продолжиться совсем другим путём! «Show must go on»! И это – непреклонно.

И конечно, невозможно пройти мимо оганджановской «Игры в прятки» (из книги «Вполголоса»).

Когда я читаю это произведение, передо мной неотступно возникает картина первобытного Рая, в котором присутствуют лишь Адам, Ева да Всевышний. Хотя поэт нигде и словом не обмолвился о том, что его дерево – то самое, библейское. Потерянный рай детства – это воспоминание о будущем. Удивительным образом поэту удалось запечатлеть ещё безгрешное, детское, сознание своих героев. Детское – не значит примитивное. Ведь дети за деревом увидели прятавшегося бога. Оказалось, что бог – это мальчик из чужого города, который играет в прятки сам с собой. Такой неожиданный перевод повествования в эзотерику – один из характерных приёмов поэтики Ильи Оганджанова.