| ПОЭЗИЯ | Выпуск 71 |
|
* * * Друзья мои, прекрасен наш корабль, Набитыми набитый дураками. Отростков тонких тонкими мирками Ветвится жизнь, как розовый коралл. И, навигаторы по звездам в никуда, Глядим в окошечки и ожидаем чуда... Коралл ветвится. Падает звезда – Ни вспомнить имени, ни вычислить – откуда. * * * ...Мы родились и выросли в гуле присутственных мест... Н.Перевезенцева Как бесславно химеры воздушных з?мков, оазисы, острова Превращаются в пепел и медленно тлеют, Подметённые ветром, пылают, светлеют... Пробегает дрожь... Шелестит трава... Мы родились и выросли в гуле присутственных мест И привыкли смотреть совсем другими глазами на эти Разрушенья в небесных Помпеях, на ржавую жесть Этих крыш на безумном закате, наивном рассвете... Только на самом дне ночи, на самом дне Дна дня, в доме, где с зимы не открыты ставни, Жизнь является вспышками света в забитом окне На затерянной даче, во вздохе аллеи, когда – ни куста в ней! * * * А город – то новый, то старый... А. Илин Ах, в городе, новом и старом, нетрудно гитарам, ситарам, сатирам, гетерам, татарам, монголам, мангалам, хазарам свой звон передать тротуарам, пространство – восточным базарам, смешаться, подобно салату, прописку презреть и квартплату... В своем воплощении новом («Что смотрите?! Тут не кино вам!») он – пристав, Олег, он печенье в последнем жует воплощенье, потом, улыбаясь зловеще, сбирается вынести вещи, но думает: «Эта работа – счета прибивать на ворота – тщета-а-а!.. Мне на ваши ворота давно и смотреть неохота…» * * * Темно-темно. И возместит ущерб Младенец-месяц щедро, но не сразу: Холодный ореол, приятный глазу, Обнял его и кроны сонных верб. Сферичен мир, жестка-жестка трава, Задушенная скудостью и ветром. Змеею, километр за километром, Канал мерцает, шевелясь едва... Он – Океана часть, чей каждый горький вздох Медуз спасает на пустынных пляжах И тянет их домой… А живописец-Бог Всего таинственней в портретах и пейзажах... * * * Горгоной, Г?нгорой стараясь заплести В узоры змей, червей кривые строчки, Великий графоман пытается ползти Вдогонку, сам, как червь, и редко ставит точки. И, в камень раздробясь, как Врубеля цветок, Под мертвым взглядом распадается живое На запад каменный, на каменный восток, И заостряется волнение кривое, И, как рубин, закат, пылает, огранен… Звон оттого сменил пульсации глухие, Что воздух – иглами, что рушится закон, И осыпаются мозаики сухие. * * * Иду и вижу, как в витрине дамы отвинчивают руку манекену, чтоб, сняв пиджак, надеть другой, а после – на место вставив руку, надевают торговый центр, потом – вечерний город, пейзаж и даже шапку облаков, нимало не идущую к пейзажу. И накрывает облако ночное лицо спокойное и блик на белом лбу слоистого ночного человека... ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ Цепляясь друг за дружку, как сонеты – В венке, или в венках – вакханок вереницы, На блеск дождя из земляной темницы Повыползли. Народные приметы Не говорят – зачем колец низанье На невидимку-ось – живей, живей..., И – смерть ли это, или ускользанье В арабской каллиграфии червей... * * * Вон из города! Или – лифтом – все выше и выше, куда выталкивает взашей из милой рутины, из теплой ниши боренье броуновских злых малышей. Мы все такие – на виде с крыши, кроме недвижных бомжей у стены… – алые буквы, как адские мыши, бегут и бегут по хребтам жестяным... * * * О, город на воде! Шум раковины. Троя. О, рококо! Шум раковины. Торт. Эксперимента следствие второе – в нём вылетали души из реторт. Летел прозрачный призрачный кораблик в себе в волнах в раздутых парусах и не разбит пока и не ограблен и сердце тикало в игрушечных часах. Ах, как легко сошёл летучего голландца со стапеля с ума плавучий остров строф… О, остров! город! торт! – под жирным слоем глянца чернее вмятины затёртых катастроф. Мой город на воде! Шум раковины. Троя. Отмой и рококо! Шум раковины. Торт, покачиваясь, втянутый игрою, в чудовищный вплывает натюрморт. * * * И пыль, и сушь, и пылевых клещей – Как полевых на поле командиров На палевой поверхности вещей – В мундирах хаки, в земляных мундирах. Их множество сильнее одного Волшебника, который знает фокус, Как выгонять себя из ничего, И из укрытья стрелы мечет крокус. |
|
|
|