Случаи из практики

1. МОИСЕЙ, МАГОМЕТ И ДРУГИЕ

Так в моей жизни всё сложилось, что в течение ряда лет занималась я редакторской, а бывало, и корректорской работой. И так часто при этом приходилось сталкиваться с некомпетентностью и недобросовестностью людей, призванных нести культуру в массы…

Когда в конце 80-х один хозяйственник, ставший на волне перестройки политическим лидером, в выступлении по телевидению заявил, что «Христос сорок лет водил народ по пустыне», эта ошибка или даже оговорка была, в общем-то, простительна. Но когда несколькими годами ранее в брошюре общества «Знание», написанной образованным, по определению, автором, я с изумлением прочла, что Соломон ублажал своей игрой царя Саула, то впечатление было шокирующим. Ведь если общество «Знание», призванное служить эталоном, выпускает в свет подобные откровения и путает Давида с Соломоном, чего же ждать от обыкновенных смертных! Это были первые перестроечные годы, когда цензура еще существовала, но уже работала с ленцой, не чувствуя былой ответственности. Тогда мечтали о конце идеологической цензуры и в кошмарном сне не могли представить, к чему приведет ее полное отсутствие.

Как стало понятно post factum, без своей надсмотрщицы, не дававшей ей опускаться ниже определенного уровня, наша свободная от цензуры культура начала тяжело болеть. При культурной цензуре и некомпетентный автор, и недобросовестный научный редактор не могли бы рассчитывать на гонорары и выход в свет учебного пособия по истории Отечества, из которого школьники должны были, в частности, узнать, что одновременно с языческими славянскими племенами уже существовали народы, верившие в единого Бога: евреи – в Моисея, а мусульмане – в Магомета. Очевидно, ни автор пособия, доктор наук, ни научный редактор не ведали, что творили, т.е. не понимали разницы между Богом и пророками. К счастью, уже на последнем этапе подготовки рукописи к печати мне удалось вернуть Моисея с Магометом на их законное место.

2. ФАКС ИЗ АНГЛИЙСКОГО КОНСУЛЬСТВА

Эта абсурдная, но характерная для нашего «постперестроечного» сознания история произошла летом 1996 года, когда в Петербург приезжала с визитом принцесса Маргарет, младшая сестра английской королевы. Я тогда недолгое время работала корректором в одной питерской газете, имевшей репутацию прогрессивного нового издания, свободного от тоталитарного идеологического балласта.

В тот день среди прочих материалов на мой рабочий стол легла и эта заметка о визите высокой гостьи. Там было, в частности, сказано, что принцесса Маргарет – дочь королевы Елизаветы и короля Георга IV. Хотя в мои обязанности не входило знание генеалогии королевского дома Великобритании, я сразу поняла, что с этой информацией не всё в порядке: каким образом Георг IV мог быть отцом ныне здравствующей принцессы, если Георг V, как вспомнилось, был кузеном последнего российского императора? О королеву Елизавету я сначала тоже «споткнулась». «Энциклопедический словарь» разрешил мои сомнения: оказалось, что есть две Елизаветы: и нынешняя королева, и королева-мать; а вот отцом принцессы был, конечно, не Георг IV, a Георг VI. Было очевидно, что это элементарная опечатка, и я, не предвидя никаких сложностей с выяснением данного вопроса, обратилась к сотруднику, ответственному за выпуск номера, а тот, поскольку этот текст был составлен на основании факса из консульства Великобритании, направил меня к автору заметки – молодой журналистке из отдела Культуры. И тут началось «очевидное – невероятное». Журналистка заявила мне, что принцесса Маргарет, несомненно, дочь Георга IV, потому что именно так написано в факсе из Английского консульства. Я очень удивилась такой странной логике и стала объяснять очевидные вещи: что Георг IV появился в русском варианте текста в результате перестановки палочки – римской единицы. Но молодая журналистка категорически не желала воспринимать мои слова – это было видно по ее лицу. В качестве последнего довода я предложила ей заглянуть в «Энциклопедический словарь», но такого «оскорбления» она вынести уже не могла. «Послушайте, вы, – даже покраснев от возмущения, обратилась она ко мне, всем своим видом показывая, что только хорошее воспитание и демократические взгляды не позволяют ей прямо послать меня куда-нибудь подальше, – я отвечаю за каждое слово, за каждый знак в этой заметке, составленной по факсу из Английского консульства, а в нем напечатано – Георг IV, можете сами убедиться». – И она протянула мне оригинал факса. Там было сказано, что принцесса Маргарет – младшая сестра королевы Великобритании Елизаветы II. (В заметке, предназначенной для публикации в газете, этой информации уже не было – журналистка почему-то сократила ее как маловажную, создав этим путаницу с двумя Елизаветами.) Нелепая опечатка в виде Георга IV также присутствовала в этом тексте. Я поняла, что ничего доказать в отделе Культуры мне не удастся, и снова пошла к сотруднику, ответственному за номер. Он, однако, сразу заявил, что за текст отвечает автор заметки и только с ней нужно решать этот вопрос.

Ситуация становилась безвыходной, у меня от этого явного абсурда разболелась голова, и я уже не понимала, что еще можно предпринять. Вернувшись в корректорскую, я решила посоветоваться с коллегами, но те отнеслись к этой ситуации философски и начали объяснять мне, что я напрасно так переживаю; они, мол, тоже раньше пытались доказывать свою правоту, но потом это им надоело. Ну и пусть номер выйдет с такой безобразной опечаткой. Ведь я указала на ошибку, а меня не захотели слушать. Значит, виновата будет журналистка – автор заметки, ее накажут, и правильно сделают. Да, “непробиваемость”, негибкость мышления и самомнение молодой журналистки «новой формации» просто поражали, и мне, честно говоря, тоже хотелось, чтобы ее некомпетентность стала очевидной. Но еще больше мне хотелось, чтобы текст, с которым я работала, вышел без такой безобразной ошибки. Пока я пыталась пробить головой эту “китайскую стену”, верстальщики уже набирали полосу завтрашнего номера с этой информацией, где по-прежнему не сдавал своих позиций Георг IV. Действовать нужно было быстро. Я решила сделать последнюю попытку: обратилась к старшему корректору и попросила ее все-таки попробовать «достучаться» до сотрудника, ответственного за номер. Она согласилась и вскоре привела его в корректорскую, где он лично прочитал в «Энциклопедическом словаре» годы жизни Георга IV и Георга VI, после чего лишь развел руками и стал рассуждать вслух: «Это сколько же лет должно быть принцессе Маргарет, если она дочь Георга IV?..» Выходило, что очень много, современные люди столько не живут. Будучи неглупым человеком, он понял всю абсурдность ситуации. Послали за автором заметки, но та уже покинула редакцию. Вместо нее прибежала одна из начальствующих дам и запричитала: «Нет, нет, нет, это факс из Английского консульства, дипломатический документ, мы не можем, не имеем права менять в нем ни одной буквы!». После этих слов, прозвучавших, очевидно, как пароль или секретный код, я увидела вдруг на лицах присутствующих такую растерянность, а точнее – элементарный страх, что не поверила своим глазам. Наступило гнетущее молчание. Куда там последней немой сцене из «Ревизора»! Мне показалось, что сцена, которую я наблюдала в этом натуральном театре абсурда, превзошла ее по силе выражения эмоций «прогрессивно мыслящих» журналистов новой России, можно сказать, культурной элиты страны. Такое не придумать, наверное, и гениальному писателю, так достоверно не сыграть и очень талантливым актерам. Да, рабская составляющая натуры «демократических» журналистов, не выдавленная по капле (не захотели они последовать примеру А.П. Чехова!), обнаружилась во всей красе перед Господином Факсом Из Английского Консульства, текст которого был, оказывается, настолько священным, что даже явный абсурд в нем не подлежал исправлению. Прошло какое-то время, прежде чем ответственный за номер сотрудник пришел в себя и принял волевое решение. Он заявил: «Исправлять не будем, раз нельзя, но сокращать-то можно. Поэтому убираем абзац про родителей принцессы. Неважно, кто она и откуда»… Вот в таком виде и была напечатана эта многострадальная заметка, составленная по факсу из Английского консульства: мол, приезжает к нам откуда-то какая-то принцесса Маргарет (ведь информация о том, что Маргарет – сестра английской королевы, еще раньше была вычеркнута из текста).

Я не хотела больше идти на эту неблагодарную службу, но все-таки пришла – и даже получила награду: журналистка, автор заметки, изволила со мной поздороваться (что, надо сказать, не было принято в этой «демократической» газете). Таким жестом (который был использован лишь единожды, что подчеркивало его исключительность) сотрудница отдела Культуры на доступном ей языке, вероятно, выражала мне благодарность: ведь я своей настойчивостью отвратила от нее заслуженное наказание – не считать же наказанием творческую командировку в Нидерланды. Через некоторое время я услышала по радио, что она получила за серию статей о Голландии премию на конкурсе молодых журналистов. Такая вот история с географией.

3. ПОСОБИЕ ПО ФИЛОЛОГИЧЕСКОМУ АНАЛИЗУ

Хочу рассказать еще об одной из ряда вон выходящей истории (хотя все эти «из ряда вон выходящие» истории уже выстраиваются в ряд), характеризующей нашу постсоветскую культурную ситуацию, ее атмосферу. Данный случай выделяется из общего ряда только своим масштабом. В конце 1996 года в издательстве, специализирующемся на выпуске учебной литературы, где я в то время брала работу, мне дали на корректуру «Пособие по филологическому анализу», предназначенное для студентов филологических факультетов университетов, будущих специалистов по языку и литературе. Уж сколько безграмотных опусов проходило через мои руки – не сосчитать, но такого перла я еще не встречала: ошибки буквально налезали друг на друга – и смысловые, и стилистические, не говоря уж об орфографии и синтаксисе. Было совершенно очевидно, что рукопись не проходила еще вообще никакой, даже самой общей, редактуры. Я позвонила в издательство и поинтересовалась, почему мне дали сразу на корректуру такой текст, ведь рукопись сначала должна быть отредактирована. И вдруг услышала в ответ, что эта рукопись вообще не требует редактуры, так как написана крупнейшим и всемирно известным специалистом по филологическому анализу, академиком Ш. Действительно, авторов было двое, и первым значился этот очень авторитетный филологический аналитик. Такая ситуация меня заинтересовала, и я продолжила чтение текста, хотя легче было полностью его переписать, чем править.

В пособии цитировались стихотворения и прозаические отрывки, которые затем разбирались с точки зрения филологического анализа. При этом все цитаты классиков содержали грубые ошибки. Можно было, конечно, обвинить в этом тех, кто перепечатывал текст, но разве авторы не должны были прочитать рукопись перед тем, как отправить ее в издательство? В таких размышлениях я пребывала, пока не дошла до текста небольшого стихотворения Марины Цветаевой, где насчитала шесть ошибок, в том числе подстановку слов, которых и в помине нет у поэта. Но «бомба» была заложена даже не здесь – ведь многочисленные опечатки в цитатах составляли характерную особенность этой филологической рукописи. Мое терпение кончилось, когда я с ужасом увидела, что эти ошибки-опечатки анализируются в пособии как особенности стиля поэта. Это был уже просто какой-то запредельный абсурд. Я снова позвонила в издательство и предложила составить «Сопроводительную записку» – с перечислением основных претензий. В издательстве согласились, и я составила этот документ, где по пунктам указала номера страниц и характер ошибки – более развернутые замечания оказались бы по объему не меньше текста пособия. С этой «Сопроводительной запиской» и рукописью представители издательства поехали в Москву (именно там проживали авторы пособия).

Можно себе представить конфуз академика Ш. Он, оказывается, находился уже в преклонном возрасте и был очень болен, поэтому полностью положился на своего соавтора, а тот, вероятно, поручил студентам собирать материал для пособия, а может быть, и текст писать. При этом соавтор академика оказался настолько недобросовестным, что даже не проверил этот сырой кое-как сляпанный текст и отослал рукопись в Петербург, где ее и должны были напечатать без всякой редактуры. Лишь по счастливой случайности удалось спасти эту книгу, и на седую голову академика не пал публичный позор.

Имеющий уши да услышит! Несмотря на лавинообразную энтропию, так хочется не терять надежду, что добросовестность (добрая воля и совесть!) станет в конце концов общим принципом для всех, кто пишет на русском языке, великом и могучем.