Николаев

1

Когда в поселке Николаевка, Николаевской области в семье Николая Николаевича Николаева родился сын, то Николаев недолго думая назвал сыном Николаем: «Пусть…» – сказал он и махнул рукой. Младенец заплакал в тоскливом предчувствии.

Через 33 года, после описанного выше события, Николай Николаевич Николаев вышел из дома и сел в автомобиль, принадлежавший фирме, на которую он работал. Он завел машину и вскоре аккуратно выехал на трассу, влившись в нервный утренний транспортный поток.

За 33 года Николаев не приобрёл ни значительного чина, ни весомого положения в обществе. Он был клерком среднего звена в фирме средней руки. Начальство ценило Николаева за абсолютную предсказуемость.

Работа Николаева требовала постоянных разъездов по Николаевской области. Так случилось, что за пределы Николаевской области по работе Николаев до этого дня не выезжал. Не выезжал Николаев за указанные пределы и частным порядком. Он считал… впрочем, Николаев ничего не считал, так как никогда не думал на эту тему. Но вчера, неожиданно, его командировали в соседний областной центр. Николаев повторил задание шефа и выразил готовность исполнить его. В эту минуту Николаев никаких эмоций не испытал.

Ночью он не мог заснуть. Непонятно откуда появившиеся неприятные мысли обволакивали его липким, холодным потом. К утру он всё-таки забылся бессмысленным сном, но его тут же разбудил будильник. Николаев оделся, умылся, обиделся на шефа за неожиданную командировку, равнодушно съел завтрак и отправился в путь. Погода в этот день была ясная. Настроение Николаева было хмурое.

Чем ближе к границе Николаевской области приближался Николаев, тем сумрачней становился он. Наконец, тревожные ожидания сменились тяжелым отупением. Николаев остановился возле указателя, на котором слово Николаев было перечеркнуто багровой полосой. Николай Николаевич порывисто вышел из салона автомобиля. Он судорожно провёл ладонью по горлу. Удушьем перехватило дыхание. Ему показалось... «Показалось», – потрясённо пробормотал Николаев и снова сел за руль.

Замелькали пейзажи чужого края. Казалось, внешне они ничем не отличались от пейзажей Николаевской области, но Николай чётко улавливал враждебный настрой каждого миллиметра этой неизвестной ему земли. Спёртый воздух незнакомой области раздражал Николаева и его носоглотку. Он прикрыл окно автомобиля. Не помогло. До указанного в командировочном листе места прибытия оставалось меньше ста тридцати километров. Николаев сжался от жалости к себе и почувствовал себя зародышем перед абортом. Прохладное утро кончилось. Начался жаркий день.

2

В городке, куда прибыл Николай Николаев, была всего одна гостиница. Называлась она «У Нильса». Сам хозяин вышел встречать Николаева. Рослый рыжебородый мужчина протянул руку и поздоровался:

– Нильс, – дружелюбно представился он.

– Николай Николаев, – запинаясь, ответил на приветствие Нильса Николаев. – У вас есть свободные номера?

– Два номера свободны, – склонив голову на бок, доложил Нильс. – Один без окон, но с телевизором, другой с окнами, но без телевизора. Оба в одинаковую цену.

– Мне без телевизора... с окнами...

– С видом на помойку – торопливо перебил Николаева Нильс.

– Тем лучше, – неожиданно для себя ответил Николаев.

Подымаясь по лестнице и глядя в широкую уверенную спину Нильса, Николаев досадовал, что выбрал номер без телевизора. Но всё это получилось как-то само собой. Какое-то странное чувство сковывало Николаева, как будто он боялся рассердить Нильса своими необоснованными претензиями. Хотя в чем необоснованность этих претензий Николай Николаевич не понимал. «С телевизором и без окон конечно лучше. И с улицы шуму меньше и вообще как-то...» – раздражённо рассуждал про себя Николаев. – «Так почему я не сказал, что лучше с телевизором и без помойки за окном? Как будто боюсь кого-то. А, между прочим, денежки плачу я!»

– Вот ваш номер, – перебил пыльные мысли Николаева Нильс. – Без телевизора и с окнами на помойку.

– Отлично, то, что нужно, – бодро ответил Николаев хозяину отеля и вступил в свои апартаменты.

Нельзя сказать, что гостиничный номер был скверным и не ухоженным. Большую его часть занимала двуспальная постель и шкаф. Картина с лошадью украшала васильковую стену. В углу стоял столик, на котором не было телевизора. Вид из окна открывал неаппетитную панораму на помойку. Николаев распахнул окно и тут же захлопнул его. Он заметил, как от хлынувшего гнилостного запаха поморщилось лицо Нильса.

– Не убирают черти, – зло произнес хозяин гостиницы.

– Ничего, не беспокойтесь, меня все устраивает, – уверенно произнёс Николаев и отсчитал деньги за две ночи.

Нильс еще потоптался по номеру, пробормотал что-то невнятное и вышел.

Поведение Нильса взбодрило Николаева, придало ему уверенности. Ему было приятно видеть, что Нильсу неудобно перед ним за сомнительное качество предоставляемых им услуг. Он посмотрел на себя в зеркало, попытался придать себе беспечный вид, расстегнул и застегнул пуговицу на пиджаке, после чего вышел из номера. Цель у Николаева была, но он её пока не осознавал.

3

Ступая по скрипучему полу, Николаев бодро зашагал в гостиничный холл, но постепенно он начал ступать все более осторожно, прислушиваясь к каждому скрипу, и каждый скрип половицы казался ему громче предыдущего. Он неожиданно вспомнил, что он находится не в Николаеве, а в другом городе и непонятное оцепенение перехватило его дыхание, как тогда, когда он увидел надпись Николаев перечёркнутую алым рубцом. Он развернулся в твердом намерении проследовать к себе в номер и заснуть, потом проснуться, быстро и качественно исполнить поручение и уехать в Николаев. Он даже занес ногу, но… половица громко скрипнула под занесённой, но не ступившей на нее ногой Николаева. Николаев пискнул. За спиной у него послышался неприятный голос:

– Кто вы?

– Я? – испуганно спросил Николаев и нервно обернулся.

Перед ним, держась за ручку скрипучей, как голос старухи двери стояла девочка с неестественно взрослым лицом, которая на резкий ответ Николаева сказала: «Ой» – и закрыла дверь. Это «ой» одновременно и обрадовало Николаева, но и насторожило. С одной стороны он понял, что она его испугалась, но с другой он, прислушавшись, услышал непонятную возню за дверью и противные голоса. Неожиданно Николаеву захотелось ворваться в незнакомый номер и задушить собственными руками всех кто там есть. «Что это? – подумал взволнованно он. – Никогда такого со мной не было. Пойду-ка я спущусь в холл и все выясню», – мужественно и уверенно решил Николаев и двинулся по пустому коридору.

Спустившись в холл, Николаев увидел Нильса. Нильс, угрюмо посмотрел на него и, прищурившись, сказал: «Ваше лицо мне знакомо. На кого-то вы похожи». – Ни говоря, ни слова угрюмому Нильсу, Николаев, неожиданно для себя вышел из гостиницы, сделав вид, что именно это он и собирался сделать. Неприветливый взгляд Нильса и его слова смутили Николаева, и это смущение переросло сначала в раздражение, после в злобу, перехлестнувшуюся в ярость. «Сволочь! – думал Николаев о Нильсе, мысленно пиная его ногами. – За кого он меня принимает?» – У Николаев сжимались и хрустели кулаки. Нильс встал на карачки перед разъярённым Николаевым и попытался что-то пролепетать в своё оправдание, но Николаев сбил его ударом ноги по лицу, после чего накрутил его рыжую окровавленную бороду себе на кулак и потащил по улицам. Николаев огляделся, куда бы бросить Нильса для окончательной расправы. Предвечернее солнце заливало улицы городка. Редкие прохожие сновали по улицам, не замечая Николаева. И только девочка с неестественно взрослым лицом испуганно смотрела на него. И Николай Николаевич Николаев вспомнил это лицо. Именно это лицо недавно сказало «ой!».

4

– Ой, вам нехорошо? – участливо спросил Николаева неприятный голос.

– От чего же нехорошо? – спросил, мгновенно стряхнул с себя морок ярости, Николаев.

– Мне показалось. Вы шли как-то... мне показалось.

– Бывает, – смутился Николаев.

– Я Колета, – представилась стоящая перед ним, церемонно присев.

– Я Николаев, – ответил вежливо Николай, внезапно поняв, что перед ним стоит карлица.

Эта догадка ввела Николаева в ступор. Он внимательно оглядел свою новую знакомую, от чего та внезапно покраснела.

– Мне двадцать семь лет. Я просто маленькая, – смущенно сказала она, глядя снизу вверх на Николаева.

– Гм... – не нашёлся, что ответить Николаев.

– Я артистка, – продолжила свой рассказ Колета, – я выступаю в цирке... лилипутов, – добавила она, запнувшись на слове лилипут, – нас так большие называют, – надменно закончила она.

– А я приехал сюда в командировку, – промямлил Николаев. – Я Николаев из города Николаев, – отрекомендовался он.

– Артистично звучит, – улыбнулась Колетта.

– Не артистично, – раздражённо ответил Николаев. – Очень даже звучит весомо. Я представляю известную в Николаеве фирму и нахожусь здесь в командировке. На завтра у меня запланировано несколько важных встреч...

– Смотри, это та лилипутка из цирка, – перебил Николаева грубый голос.

– Пошли с нами, девочка. Ты как раз достанешь мне до... – толпа молодых людей заржала, утопив в похабном хохоте оскорбительное слово.

– А это кто с тобой? Тоже клоун?

– Я его раньше не видел.

– Он не из нашего города.

Колетта съёжилась от ужаса. Николаев мгновенно вспомнил, что он в чужом городе и задрожал мелкой дрожью. Испуг вместе с яростью ощутил он. Он неотчетливо видел перед собой какие-то цветные тени, слившиеся в одну невыносимо-ядовитую палитру. Туман…

– Псих какой-то, – сказал кто-то в тумане.

– Идёмте, еще бросится.

– Эй ты, припадочный, вали отсюда.

– Пойдёмте отсюда.

Николаева почувствовал, что к нему кто-то прикоснулся. Резко одёрнув руку, он шарахнулся от этого прикосновения в сторону.

– Ты куда прёшь!

– Да он точно ненормальный, посмотри на его глаза.

Николаев понимал, что тот, кто до него дотронулся, может сделать это еще раз. Его передёрнуло от омерзения. И тут же к нему прикоснулись еще раз.

– Не связывайтесь ними, идемте в гостиницу.

– Да кому он нужен, пусть валит... что ты дёргаешься припадочный? Кто тебя трогает?

«Голоса, – подумал Николаев. – О чем они говорят? Может, позвать их на помощь. Если еще раз дотронется до меня... где я?.. где гостиница и почему такой туман? В тумане мало воздуха, надо выбираться из него. Как это меня занесло сюда и кто в тумане. Скользкая рептилия. Два раза хвостом коснулась. Может быть, она следит сейчас за мной? Она слетит сейчас за мной. Она близко. Она говорит. Что она говорит?..»

– …испугались вас. А вы не из робкого десятка. Можно, я расскажу про ваш поступок Клаусу?

– Какому Клаусу? – внезапно опомнился Николаев.

5

– А вот и гостиница. Мы недалеко зашли.

Николаев увидел перед собой парадное и припомнил, что это парадное гостиницы, в которой он остановился. Тут же перед взором Николаева явился бородатый мужчина, с зубочисткой во рту и облокотился о дверной косяк.

– Может быть, всё-таки смените номер. Там телевизор. Правда, окон нет. Но может это и к лучшему. Не убирают помойку черти.

Все встало на свои места. Николаев ощутил себя в привычной среде. Да, это была привычная, безопасная среда, без радужных, рычащих пятен перед глазами, без тумана, в котором к нему мог кто-то прикоснуться. Он увидел перед собой симпатичного, иногда некстати угрюмого рыжебородого Нильса, а также девочку с взрослым лицом и немного порочным голосом – Коллету. Он улыбнулся ей и приветливо кивнул Нильсу.

– Нет, Нильс, спасибо, я останусь в своём номере. Я привык к нему.

– Ну, в своём, так в своём – согласился Нильс. – А вот и Клаус.

Николаев насторожился, увидав перед собой точную копию Коллеты, только в несколько грубом исполнении к тому же в мужском платье. Копия свысока посмотрела на Николаева, и надо сказать, что это ему блестяще удалось, несмотря на сказочно малый рост.

– Клаус, – официально представила своего двойника Коллета. Клаус слегка наклонил голову и уверенно произнес, глядя на Николаева:

– С кем имею?

– Николаев, – автоматически ответил Николай Николаев.

– Николаев? – переспросил Клаус.

Николаев, не отвечая на, как ему показалось, хамский переспрос, быстро зашел в гостиницу и скорыми шагами начал подыматься к себе в номер.

– Простите, – услышал у себя за спиной Николаев. – Не сын ли вы Николаева?

– Нет, – кратко, через плечо ответил навязчивому собеседнику Николаев.

– Как это нет? Но почему же вы тогда Николаев? На каком основании?

«Действительно, глупо получилось, – размышлял Николаев у себя в номере, вспоминая стычку с Клаусом. – Раз я Николаев, то конечно и сын Николаева. Какого чёрта я соврал? А какого чёрта он спрашивает? Разве непонятно, что раз я Николаев, то и отец мой тоже Николаев». 

Николай прошёлся по гостиничному номеру и посмотрел в окно. Помойка похабным развратом предстала перед его глазами. Коробки, объедки, пакеты, разбитый полосатый арбуз, сломанная насмерть кукла, смотрящая в небо всё еще живыми глазами, крыса, и ещё одна, копошащиеся в этом месиве. Николаев отвел взгляд и отошел от окна. Неприятный разговор с Клаусом всё больше и больше расстраивал его. Он с ненавистью вспоминал надменный взгляд Клауса и его самоуверенный тон. «Ах, да, – вспомнил Николаев, – он же артист, эта Калетта говорила, что они артисты. Может, он подумал, что Николаев это артистический псевдоним? – от ярости Николаев затрясся. – Сволочь, карлик вонючий!» – обозвал Клауса про себя Николаев, но не успокоился на этом.

Внезапно он понял, что хочет увидеть этого коротышку. Николаев не осознавал в полной мере, зачем ему это надо, но желание посмотреть, а лучше подсмотреть за Клаусом в Николаеве разгоралось всё большим задором. «Нет, это идиотизм, – прошептал Николаев. – Лучше лечь спать. Действительно, встал я рано, устал от поездки, да и все эти истории…» 

Николаев вспомнил липкий туман. Ему стало зябко. Николаев снял верхнюю одежду и, не приняв душ, лёг в кровать. Во время всех этих процедур Николаев постоянно невольно думал о Клаусе. Эта навязчивость злила Николаева все больше и больше. Наконец, мысленно плюнув в лицо Клауса и закрывшись до подбородка одеялом, Николаев заснул.

6

Николаев проснулся. В дверь стучали. «Это карлик Клаус», – сразу подумал Николаев. Еще подумал Николаев о том, как сейчас себя вести. «Ведь это Клаус. Выйти к нему вот так в трусах с заспанной физиономией и грубо оскорбить или заставить ждать пока оденусь, после чего выйти и потребовать объяснений». Николаев уже натягивал брюки и поэтому принял решение номер два. Оскорблять в брюках Клауса Николаеву показалось невозможным, к тому же он достаточно проснулся, чтобы подумать о последствиях предполагаемых оскорблений. Подходя к двери, Николаев взглянул на часы. Стрелки показывали без десяти минут шесть. Николаев вспомнил, что завёл будильник на без десяти минут семь, и ярость вспыхнула в нём с новой силой. Он рванул ручку двери и пришёл в неописуемый ужас.

Перед ним действительно стоял Клаус, только гигантского роста. Николаев сделал невольно несколько шагов назад, не понимая, отчего он за ночь сделался вдвое меньше лилипута Клауса. Он даже нервно оглянулся в мелькнувшей догадке, что и мебель увеличилась вместе с чудовищем-Клаусом, а он – Николаев – уменьшился, и еще будет уменьшаться, по каким-то диким, ему неведомым причинам, которые, безусловно, кроются в этом скверном городишке с видом на помойку. Но мебель оставалась прежних размеров, пропорциональных нормальному Николаевскому росту, что немного успокоило Николаева. Ещё несколько секунд Клаус и Николаев смотрели друг на друга, после чего Клаус сделал шаг на встречу Николаеву и поклонился. Николаев зажмурил глаза. Он был уверен, что сейчас Клаус ему откусит голову. Но Клаус почтительно сказал:

– Здравствуйте, меня зовут Миклош.

– То есть? – сел на стул Николаев.

– Видите ли, я пришёл извиниться за некорректное поведение брата и надеюсь, вы примети мои извинения. Брат угнетён этим инцидентом, он не может... понимаете, он не может...

Николаев сглотнул пересохшей глоткой горячий воздух. Он ничего не понимал.

– Может быть, вы ошиблись номером? – внезапная догадка осенила его. – Мой без телевизора и с видом на помойку.

– Так точно, на помойку, – мягко подтвердил Миклош, – но я не мог ошибиться, – продолжил он, приложив огромную руку к груди. – Нас тут из постояльцев всего четверо – я, моя сестра Колетта и мой брат Клаус. Мы близнецы...

– Постойте, как близнецы? – перебил гиганта Миклоша Николаев, – как брат и сестра?

– Так вот, – горько опустил руки по швам Миклош. – Мы, с вашего позволения... феномены... генетическое... гм... разнообразие человечества.

Николаев сообразил, о чем речь и перевел дух. Извиняющийся тон гиганта тоже действовал на Николаева успокаивающе. Николаев встал со стула и внушительно прошелся по комнате и, тщательно обдумав, что сказать, сказал:

– Всё-таки рано вы меня разбудили для извинений. У меня сегодня важный день, деловая встреча. Я деловой человек! Я хотел выспаться!

Гигант Миклош всплеснул руками.

– Извините, я не знал. Клянусь, я не знал!

– Ничего, ничего, – успокоил гиганта Николаев, испугавшись такой бурной реакции. – Я привык так рано вставать. Работа на фирму, знаете ли. Большая ответственность.

– То есть как рано? – улыбнулся Миклош, оскалив ровные белоснежные резцы.

Эта улыбка не понравилась Николаеву.

– То есть вы считаете, что шесть часов утра это не рано? – как можно холоднее сказал Николаев.

– Но сейчас шесть вечера, – серьезно ответил Миклош.

– Ровно шесть часов, – раздался серьезный, как бой городских часов, голос Нильса. – Номер сменить не желаете? – Нильс выступил из дверного проёма и серьёзно посмотрел на Николаева.

– Нет, – с уверенной угрюмостью ответил Николаев Нильсу. – И вообще, что вы от меня хотите?

– Собственно ничего, – ответил за Нильса Миклош. – Клаус, Колетта и я имеем честь вас пригласить провести этот вечер вместе. Как-никак вы спасли Колетту от хулиганов, и мы, – Миклош запнулся, – словом у нас есть пару бутылок вина...

– Идемте, – ответил на предложение Миклоша Николаев, глядя в упор на Нильса.

7

Шагая по коридору рядом с гигантом, Николаев неожиданно опять почувствовал себя унизительно маленьким. Минутой ранее, находясь в своём номере, Николай Николаев чувствовал себя значительно увереннее, если не брать во внимание первые минуты шока. «Но ведь это всего лишь от недоразумения, – думал Николаев. – Всё-таки свои стены... хоть даже и временные... куда надёжнее».

Николаеву внезапно захотелось вернуться к себе в номер, без объяснений, просто, вот прямо сейчас развернуться и уйти. Он даже обернулся в полкорпуса... и неожиданно увидел идущего позади себя рыжебородого Нильса. Николаев поморщился, вспомнив, что Нильс не раз уже предлагал ему съехать с номера. Эта навязчивость хозяина гостиницы расстроила Николаева. «В самом деле, ну и что, что он хозяин гостиницы, – свирепо думал Николаев. – В данный момент я полноправный хозяин своего номера, так как я уплатил за него. И что он привязался ко мне с этим телевизором и помойкой. Может от телевизора меня воротит, а от помойки наоборот... гм, надо будет поговорить с ним об этом, – Николаев еще раз оглянулся на шагающего за ним Нильса. – Тем более что он, наверное, направляется вместе с нами».

– Нильс, вы конечно с нами? – вслух уточнил маршрут Нильса Николаев.

– Конечно, конечно, – ответил за Нильса Миклош, – как же без хозяина.

– А знаете, что? Давайте проведем этот вечер у меня в номере, – внезапно заявил Николаев, – в моей комнате, с ударением добавил он, бросив незаметный взгляд на Нильса.

Нильс молча развёл руками. Миклош растерянно пробубнил:

– Ну, если вам так удобно, то я приведу Колетту и Клауса.

– Да, пожалуйста, – сердечно поблагодарил за эту услугу Николаев. – Мы вас с Нильсом будем ждать.

Николаев с Нильсом как по команде развернулись и пошли обратно. Клаус громко удалялся от них в противоположную сторону. Пол ветхой стариной скрипел под их шагами.

Придя в номер Николаев первым сел на стул, но потом, как бы спохватившись, предложил кресло и Нильсу. Нильс поблагодарил и присел. Николаев встал и подошёл к окну.

– Может, свет включим? – предложил Нильс.

– Да свет, – согласился Николаев, – уже смеркается.

– И помойки так не будет видно, – вздохнул Нильс.

– Это неважно, Нильс.

– Не убирают черти, – в очередной раз пожаловался хозяин гостиницы.

– А вы знаете, я даже люблю помойку.

– Чем же она хороша? – испуганно удивился Нильс.

– Всем – вдохновенно ответил Николаев. – Во-первых, рассматривать люблю, кто по помойкам роется, крыс там всяких, кошек... Люди интересные иногда попадаются, – добавил Николаев. – И во-вторых, – Николаев сделал паузу и не сразу ответил, что же ему нравиться во-вторых. Он напряжённо прислушался в надежде услышать шаги гостей, но в коридоре пока было тихо. Николаеву захотелось непременно ответить, почему он доволен номером с видом на помойку во-вторых, но в голову ничего не приходило. Внезапно, он почувствовал жжение у себя на щеке и инстинктивно хлопнув рукой, раздавил комара. – И во-вторых, нет соблазна открыть окно. Комары, знаете ли...

Нильс с уважением посмотрел на Николаева. В комнате бесшумными тенями появились Колетта, Клаус и Миклош. В правой руке у каждого была бутылка вина, в левой они держали по коробке консервов.

8

Николаев обрадовался компании. Прежде всего, он с удовольствием отметил, что Клаус и Колетта «нормального» роста, т.е. чуть выше его колена, да и Миклош, стоявший между ними, уже не казался пугающим недоразумением, но был он, прежде всего, человеком хоть и с аномальным телостроением.

Вино разлили по бокалам, которые суетливо принёс Нильс, и выпили за знакомство и встречу. Постепенно незначительный разговор перерос в солидную, содержательную беседу. Тему беседы задал Клаус:

– Вы только не обижайтесь, но с фамилией Николаев я уже сталкивался.

Николаев удивлённо поднял брови.

– Видите ли, я был знаком с человеком, носящим такую же фамилию, – Клаус сделал паузу. Поставил бокал с вином на стол и значительно закончил: – И этот человек, клянусь громом, не был прохвостом.

Николаев бронзовым взглядом смотрел на Клауса и ждал продолжения.

– Это был лучший директор театра, которого я знал когда-либо, – расставил все точки над «і» Клаус и вновь взял со стола бокал с рубиново-красным вином.

Николаев почувствовал, что ему не хватает стула, что он значительно вырос. Огромное, как мир, слово – «директор» встало рядом с его фамилией и впервые не заслонило фамилию, а наоборот, придало ей ослепительный блеск. Буквы засияли золотом, как буквы на двери главного кабинета. «Этот Клаус славный малый», – покровительственно подумал Николаев и вслух предложил выпить за своего нового знакомого. Все выпили. Колетта открыла бутылку белого вина.

– Спасибо вам за то, что вы выручили меня из беды, – кокетливо сказала она.

– Да, – перебил сестру Клаус, – это был мужественный поступок.

– Мужественный, – громко подтвердил слова брата Миклош, ударив себя в грудь рукой, издав барабанный гром. Нильс отрыгнул, но тут же извинился, сообщив обществу, что хотел сказать «да» в знак подтверждения мужества Николаева. Николаев выслушал эту новость с настороженным вниманием. Что-то неприятным дискомфортом вмешалось в беседу. Заёрзав на стуле, он внимательно оглядел собравшихся.

– Эти люди, – горячо обратилась к Николаеву Колетта.

– Точнее, нелюди, – брезгливо вмешался в разговор Клаус.

– Люди, люди, как все люди, – заспорила с братом Колетта. В глазах её показался испуг. – Люди, – обречённо повторила она и, сложив кулачки у себя на груди, быстро защебетала: – Они что угодно могли со мной сделать. Если бы не вы. Если бы не вы.

– Да, мы благодарны вам, – опять перебил сестру Клаус. – Отогнать крыс от беспомощной артистки... гм... тем более в чужом городе.

Николаев мгновенно догадался, о чём идёт речь. Крысы, и помойка за окном. «Значит не только за окном, – тоскливо подумал он. – И город чужой. Город – помойка в тумане, в котором живут крысы».

– О Николаев, где ты! – невольно вслух вздохнул он.

– Вы здесь, – услышал он голос Колетты.

– Ну что же, – глухо отозвался Нильс, – в каждом городе можно встретить разных людей, в том числе и нехороших, – он грузно подошёл к окну и, глядя во мрак, продолжил: – Вот вы, господа артисты, бывали в разных городах и неужели только в этом городке вам встретились плохие люди?

– Нет, дорогой Нильс, – ответил Клаус, – нехороших людей можно встретить везде. Хороших вот нечасто! – Клаус вышел на середину комнаты и торжественно обратился к Николаеву: – Господин Николаев, вы мужественный человек, к тому же, по-видимому, деловой человек. Не хотели бы вы стать директором нашего театра. Наш театр прибыльное дело – убедительно закончил он.

Пауза.

10

Хлопнула третья пробка, и розовое вино из бутылки Миклоша в тишине полилось в бокалы.

Слово «директор» Николаев расслышал чётко, и слово это задавило его волной необъяснимого испуга и удушливой радости одновременно. Это было парализующее волю состояние, которого Николаев никогда ранее не испытывал. И в этом эффекте ему не было комфортно. Как будто вместо родного серого костюма, купленного за умеренную цену, его переодели в дорогой, но сшитый не по мерке смокинг. Николаев подозревал, что в этом смокинге покажется смешным, что над ним втайне будут смеяться, что над ним уже смеются... он пристально оглядел компанию. Все почтительно смотрели на него. От его буравящего взгляда отшатнулся великан Миклош. Николаев понял, что Клаус не шутит. Но тут же усомнился в этом. У Николаева заболел висок, навалилась страшная истома. Он вспомнил, что ему нужно рано вставать и ехать с отчетом к деловым партнёрам его директора.

– Понимаю, – услышал он голос Клауса, – вам нужно подумать.

– Да, нужно подумать, – обрадовался Николаев.

– Такие решения сиюминутно не принимаются. Это было бы верхом легкомыслия.

Николаев кивнул головой.

– Предлагаю допить вино и, пожелав друг другу спокойной ночи, разойтись по номерам. Полагаю, нам всем есть о чём подумать.

Вино допили в скучной паузе. Разошлись все скоро, как будто растворились. Николаев остался один. Он прямо сидел на стуле и думал.

«Что делать? Так. Директор. Сидеть здесь или директор. Клаус этот ничего, кажется деловым человеком. Я им конечно нужен. Кому я только не нужен. Вот и директор отправил меня, значит и ему нужен. Дело ясное, дело ясное. Куда ясней, чем этот день. Кстати, уже ночь. Надо ложиться. Так вроде я лежу. Когда это я успел лечь и постелить себе. Что делать? Что делать? Спать... не спится. Пить хочется».

Николаев встал с постели и пошел к столу, на котором стояла бутылка минеральной воды. Отхлебнув «колючей» жидкости, он подошёл к окну и стал всматриваться во мрак помойки, которая чудовищем развалилась перед его окном. Ничего не было видно, но Николаев чувствовал всем разумом, что там за окном она, и в ней копошатся крысы. Он представил, как утром от помойки исходят зловонные пары испарений и ядовитыми гадюками расползаться по всему городу. Он вспомнил, как одна из таких гадюк прикоснулась к нему в тумане, и тут же почувствовал это прикосновение. Дрожь омерзения пронизала всё тело Николаева. В окно брызнули капли дождя. Молния на мгновение грозно осветила помойку. Николаев успел рассмотреть копошащихся в ней огромных крыс с лицами Клауса, Колетты, Миклоша и Нильса.

«Пить хочется, – подумал Николаев, проснувшись от звонка будильника. – Так бывает, – вспомнил он, – если выпить вечером вина». Еще он вспомнил, что он директор. Больше он ничего не помнил.

11

Серое утро угрюмо разлилось по номеру. По окну стекали капли недавнего дождя. Город мутным пятном проступал в оконном проёме. Николаев отчего-то вспомнил, что в детстве у него были глисты. Он подошёл и подставил ухо к окну, словно к брюху больного и прислушался. В городе было тихо.

Николаев начал собираться на встречу с деловыми партнёрами фирмы. На нём было несвежее, озабоченное лицо и свежая рубашка. Что-то волновало его, и Николаев не мог понять что. С «директором» это чувство не было связанно. С помойкой тоже. Николаев снова подошёл к окну и внимательно оглядел её. «Помойка как помойка, – подумал он, – крыс что-то не видно», но чувство тревоги его не отпускало. Наконец он надел серый костюм и немного успокоился. Посмотрев на себя в зеркало, он окончательно пришёл в себя. Перед его взглядом предстал молодой перспективный руководитель, которого уважают и трепещут артисты. Николаев стряхнул с себя тревогу и спустился в холл.

В холле за стойкой стоял Нильс. Взгляд его замер при виде Николаева. Он даже не сразу ответил на его поклон.

– Здравствуйте, Нильс, – приветствовал его Николаев.

– Вам бы это... – замялся Нильс.

– Номер меня устраивает, – по-директорски уверенно опередил Нильса Николаев и вышел из гостиницы.

– Кого-то вы мне напоминаете, – услышал Николаев у себя за спиной, но это не расстроило его.

Утренний город напомнил Николаеву Николаев, что окончательно примерило Николаева с действительностью. На улицах никого не было. Николаев завел мотор своей машины и поехал на встречу. Местом встречи, назначенным деловыми партнерами, была гостиница, в которой остановились они. Через восемь минут Николаев припарковался у её входа. У входа стояла излишне полная женщина, которая с любопытством взглянула на Николаева:

– Здравствуйте, – обратилась она к нему.

– Здравствуйте, – поприветствовал женщину Николаев, – у меня здесь назначена деловая встреча, – делово отрапортовал он и значительно посмотрел на даму.

– Я в курсе, мне сообщили, – улыбнулась женщина, – пройдите в холл.

Николаев солидно двинулся в холл, желая скоро и качественно решить все вопросы. В холле гостиницы никого не было. Николаев недовольно оглянулся, желая узнать у полной дамы, где деловые партнёры, но за его плечом тоже никого не было. Неприятное чувство вновь заполонило всё естество Николаева. Растеряно он снова вышел на улицу. Дама строго посмотрела на него и, предупредив вопрос, сказала:

– Они еще спят, велели вам подождать.

– Как велели?

– Так и велели.

– Но я... – прошептал Николаев растерянным голосом.

– Ничего не знаю, – перебила Николаева женщина, – гости просили так передать. Если желаете что-то заказать...

– Я не желаю, – ответил Николаев, почувствовав, что голос у него дрогнул.

– Как хотите, – равнодушно отвернулась от Николаева женщина.

Николаев рассерженно вернулся в холл и как можно нахальней развалился на стуле. Дух его был сметён. Он мстительно вспомнил, что деловые партнёры не из Николаева и что женщина эта ненормального веса. О ненормальной он думал всё более и более зло. Зло вспыхнуло безумным огнём в глазах Николаева. Он также вспомнил, что город этот не Николаев и даже не Николаевка, в которой он родился, и снова он увидел перед собой знак, на котором слово «Николаев» было перерезано алым шрамом. Николаев провёл рукой по горлу и почувствовал жажду. В эту же секунду он увидел перед собой рыхлое лицо женщины, которую он ненавидел.

– Пить, – хмуро скомандовал он.

– Есть только пиво, – гнусно осклабилась она, – вино и водку вылакали всю вечером.

– Пить, – повторил Николаев.

Женщина исчезла. Остались жажда и ярость.

12

Рядом с Николаевым что-то грюкнуло. Николаев поднял взгляд и увидел перед собой бокал пива. Николаев в два мощных глотка отпил половину бокала, отрыгнул и почувствовал себя свирепо. Почувствовав себя именно так, Николаев испугался. Он вспомнил, что сейчас, в любом случае он будет разговаривать с деловыми партнёрами фирмы... с этими тварями, хамами, недочеловеками, которые не изволили ещё проснуться и которые даже не из Николаева, да что там, они даже не из Николаевки.

Николаев провел ладонью по горлу и ощутил на ладони влагу. Он резко вспомнил перечёркнутый кровоточащим шрамом Николаев и испуганно осмотрел ладонь. Но на ладони была не кровь. На ладони был пот. Николаев недовольно поморщился. Он представил как деловые партнёры, одетые во всё белоснежное, свежее и чистое увидят его набухший от влаги, посеревший воротничок. Но следующей мыслью он возмутился: «Что это я переживаю, даже не переживаю а пресмыкаюсь перед этими. Кто они вообще такие? Подумаешь, деловые партнёры. Я, между прочим, для них тоже деловой партнёр, и еще неизвестно... – Николаев проглотил еще один глоток пива и внезапно скукожился от мысли посетившей его: А почему это директор послал меня на встречу с такими ничтожествами? Что он имел в виду?» 

Николаев огляделся по сторонам. Пустой зал поразил его. Он вспомнил, как однажды по делу посетил театр, как увидел сцену с актером и как на этого актёра смотрели люди из кромешной темноты зала... и ещё он вспомнил, как смеялись они над ним. Он поёжился. Он представил, что он и есть такой вот несчастный актёр на сцене и что на него сейчас смотрят миллионы паучьих глаз во главе с его директором. Они зло наблюдают, как он пришёл на встречу с деловыми партнёрами и ждёт их, и как деловые партнёры нагло спят, храпят, причмокивают и бормочут во сне, хотя они даже не из Николаева. «Он мог бы кого-нибудь другого послать, а не меня, – напряжённо думал Николаев. – Подумаешь. Кто они такие вообще? Проспали встречу со мной... а кто я для них такой? – затрясся Николаев. – Они, наверное, вообще за насекомое меня считают. – Николаев прикончил пиво и тупо уставился на пустой бокал. – И директор, наверное, думает, что я пустое место, раз послал меня на встречу из Николаева в этот мерзкий городишко!»

И в этот момент Николаев обмяк, как спустившийся воздушный шарик. Ему стало всё безразлично. Он равнодушно посмотрел на муху, которая прогуливалась по окаёмке пивной кружки, и решил заказать себе еще пива.

– Пива, – потребовал он.

– Последняя бутылка осталась, – отозвался откуда-то женский голос. И тут же появившаяся неприятная женщина поставила перед Николаевым открытую бутылку пива.

– Налейте в бокал, – потребовал Николаев, согнав ладонью муху.

– Сами налейте, – услышал он удаляющийся голос.

Николаев сам налил пиво в бокал, отхлебнул и откинулся на спинку стула. «Что это я психую из-за дураков? – подумал он, – они ведь дураки, и директор наш... дурак», – додумал осторожно Николаев и оглянулся. В холле никого не было. Николаев поудобнее уселся на стуле и солидно погрузил губы в пивную пену. «Подумаешь, директор, я вот сам, может, скоро стану директором у актёров. А то тоже мне, из меня клоуна, делают, актёришку. Вот дождусь этих...» – за спиной Николаев услышал шаги.

13

– Николаевна, пива принеси. Бошка трещит после вчерашнего, – крикнул кто-то повелительным голосом.

– Пива нет, – отозвалась полная дама, – вот клиент всё пиво и выпил, а теперь сидит и вас дожидается.

Воцарилась неприятная пауза, в результате которой Николаев твёрдо решил убить Николаевну. Решение это оформилось мгновенно и намертво застыло из аморфных переживаний в стальной клинок. Это решимость предала Николаеву уверенности в себе. Николаев отхлебнул из бокала и солидно представился:

– Николаев.

– Эх, Николаев, что же ты всё пиво уничтожил.

– Здоров ты, брат. Ловко с пивом управился, – прозвучал второй голос рядом с первым.

– Да и было-то всего две бутылки, – проскрипел из заросшего паутиной угла голос Николаевны.

– Две бутылки для начала неплохо, – оценил упущенную возможность первый голос.

– Да, – подтвердил второй, – холодное, небось, – аппетитно предположил он.

– Всю ночь в холодильнике простояло, – проскрипела из паутины Николаевна.

– Ну и оставила бы нам, – раздражённо выпалил первый голос.

– Клиент всегда прав, – злорадно заклацала челюстями Николаевна.

– Ладно, где твои бумаги, давай посмотрим, – спокойно примирительно сказал первый голос.

– А пусть вот он за пивом и бежит вам, – внезапно вмешалась Николаевна.

– А может, ты действительно за пивом сбегаешь, пока мы смотреть будем? – предложил второй голос.

– Пусти бумаги-то.

– Ты чего молчишь?

– Может плохо ему?

– Это нам плохо после вчерашнего.

– Может и он после вчерашнего.

– Эй, Николаевна, принеси водки.

– Водки тоже нет.

– И водку тоже он?

– Водку вы вчера всю выпили. Он водку не пил.

– Эй, как тебя там, Николаев, ты что молчишь?

– Слушай, давай его директору позвоним.

– Давай.

– Это же николаевская артель.

– Ну да.

– Николаев из Николаева, гм, что-то здесь не так.

– Николаевна... тьфу ты чёрт, что это все вокруг Николаи какие-то. Хорошо, что мы не Николаи.

– Тебя не Николаем случайно звать?

– Ну что молчишь то?

– Эй, Николаевна, он, когда пиво заказывал, говорил с тобой?

– Говорил.

– Так он и с нами говорил, он же представился, мол, Николаев, помнишь?

– Точно, говорил.

– Даже не верится.

– Слушай, бумаги вроде в порядке, давай подпиши и пусть идет, молчит куда подальше.

– И то верно.

– В Николаев только позвони…

– Да вот звоню... молчат.

– И они молчат.

– Знаешь что, ну их... этот Николаев с Николаевым. Вон, смотри, Николаевна за пивом сбегала.

– Надеюсь, не николаевским.

– Не хотел бы я в Николаеве поселиться, странные там люди...

– Тихо.

– Слушай, ты кого нам прислал? Молчит и смотрит на нас.

– Ладно, ладно, мы не в обиде.

– Эй ты, Николаев из Николаева. Дело сделано, можешь ехать домой, в Николаев.

14

Ехать домой в Николаев Николаев передумал, хотя еще полчаса назад он страстно мечтал об этом. Теперь у него была другая цель, как можно скорее убить Николаевну. Он с холодным расчётом представлял, как медленно перережет её белое горло, как сначала вскроется жёлтый жир и после из разрезанного горла хлынет алая кровь. Николаев даже решил выпить эту кровь после убийства. Но перед убийством, он решил уладить все свои дела в гостинице и немного отдохнуть. С этими мыслями Николаев ехал по улицам города, в котором жила Николаевна. Сосредоточенно глядя на дорогу, он скрупулёзно обдумывал план убийства, и план ему рисовался следующими картинами: во-первых, в гостинице он, не вызывая подозрения, пакует свои вещи, далее заказывает обед, пригласив всю труппу театра. Во время обеда крадёт самый большой нож. После притворяется пьяным, идет в свой номер гостиницы. Оказавшись в нём, он, недолго думая, через окно попадёт на улицу. Брезгливо морщась от запаха помойки, он доберётся до своего автомобиля и на автомобиле быстро доедет до гостиницы, где работает Николаевна и... перережет ей горло. В это время деловые партнёры должны спать в состоянии алкогольного опьянения, напившись пива и водки. Этим состоянием и воспользуется он – Николаев. После убийства Николаев решил подбросить нож деловым партнёрам, чтобы свалить всю вину на них, но... Николаев быстро одумался, поняв, что нож легко опознает Нильс, ведь нож будет украден у него. Николаев не успел додумать свой страшный план. Николаев затормозил возле крыльца своей гостиницы.

На пороге стоял Нильс и точил огромный нож. Нож божественным, жертвенным золотом блеснул в лучах солнца. Николаев сглотнул слюну в сладком предчувствии. Он представил, как перечёркивает глотку Николаевны алым разрезом, после чего он подставляет стакан под распоротое горло, и стакан наполняется густой, тягучей красной жидкостью.

– Вкусная, наверное, – неожиданно для себя сказал Николаев в слух.

– Что вкусная? – спросил Николаева Нильс.

– Ээээээ… свинья, – улыбнувшись, ответил Николаев.

– Свиньи да, вкусные, – уверенно подтвердил Нильс, продолжая точить нож.

– Да, жирная свинья по имени... – Николаев запнулся. – Впрочем, неважно как звать свинью.

– Да, неважно, – согласился Нильс, – другое дело люди, – рассудительно добавил он, пробуя большим пальцем остроту заточки ножа.

– Не понял? – притормозил Николаев. – Что люди?

– Ну, каждое имя, что-то да значит, – ответил Нильс.

– Это верно, я читал об этом, – согласился Николаев, заинтересовавшись темой.

В это время из холла гостиницы вышла Колетта и прислушалась к разговору. Сначала она хотела поздороваться со всеми и пройти мимо, но неожиданно её увлекла тема беседы. Лицо её исказилось гримасой внимания.

– Имя, как физиономия у близких родственников, – солидно рассуждал Нильс. – Есть схожесть в чертах. Конечно, можно убедительно возразить, что не все Нильсы с одинаковым характером и привести примером разные судьбы Нильсов, но что-то их всё-таки объединяет.

Николаев вспомнил Колю-грузчика, работавшего у них на фирме, горького пьяницу, отсидевшего большой срок за немотивированное убийство и сурово возразил Нильсу:

– Нет, такая трактовка слишком примитивна. Есть и антиподы среди носителей одного имени. – Николаев двинулся к входу гостиницы.

– Наверное, есть, – почесал затылок Нильс, – может их случайно назвали таким именем.

Николаев вспомнил ненавистную Николаевну и понял, что ее отца, от которого она получила своё отчество, совпадавшее с его отчеством, она получила случайно. Вернее, имя «Николай» её отец получил по ошибке. – Николаев снова остановился.

– Это может быть. Это случается. Я знаю пример.

– Называют детей, как хотят, – поддержал тему Нильс.

– И это верно, – согласился Николаев.

– Раньше говорят, к этому ответственно относились, – продолжил Нильс. – Называли детей строго по календарю.

– Да, это верно, – проявила себя Колета, – вот мы, к примеру, родились все 19-го декабря, в день святого Николая, вот нас и назвали в его честь. Только Миклош годом раньше, чем мы с Николасом.

Нильс и Николаев равнодушно посмотрели в сторону Колетты.

– Не вижу связи, – возразил ей Николаев, – вас звать Колетта, а ваших братьев Миклош и Николас... хотя, – Николаев пощёлкал пальцами, – Николас действительно... действительно, есть что-то.

– Да нет же, – брызнула смехом Колета, – все три имени это аналог имени Николай.

– Как это? – недоверчиво спросил Николаев.

– Так это, – смеясь, ответила Колета, – одни люди называют Николаев Миклошами, другие Николасами, а у девочек имя Николай это Колетта, как у меня.

– Чёрт побери, и Нильс это тоже Николай, – неожиданно взволнованно вмешался хозяин гостиницы – как это я раньше...

– И Нильс тоже? – хором спросили его Николаев и Колетта.

– Да, – с достоинством отметил Нильс.

– А когда вы родились? – с любопытством спросила Колетта.

– Я? В феврале. 16-го числа, – озадаченно ответил Нильс.

– Значит, вас назвали не в честь святого Николая, а просто Николаем.

– Позвольте, позвольте, – возмутился Нильс, – выходит я случайно. Знаете что, – смущённо забормотал он, – у меня есть календарь, там записаны все имена, на каждый день, идемте, посмотрим... идемте, посмотрим, – взволнованно запричитал он, направляясь в холл гостиницы. Колетта двинулась за ним. Николаев, ошарашенный этим разговором, тупо смотрел им в след.

15

Николаев вдруг почувствовал невероятную симпатию к Нильсу и Колетте. Он также тепло вспомнил и о великане Миклоше и о харизматичном, уверенном в себе Николасе. Он вспомнил о предложении Николаса стать директором их труппы и тут же поставил точку в своей серой карьере клерка среднего звена в фирме средней руки. Точка ало расплылась каплей крови на белом теле Николаевны носившей своё отчество по ошибке. «Наверняка какая-нибудь... Олеговна или...» – Николаев вспомнил, что прежде чем стать директором, ему нужно убить её. Эта мысль вывернулась страстным чувством ненависти, которая толкнула Николаева в гостиницу для осуществления своего плана.

В холле гостинице вокруг стола стояли Миклош, Нильс, Николас и Колетта. При появлении Николаева они дружно оглянулись на него и почти одновременно заговорили:

– А вот и сам Николай Николаевич Николаев.

– Да, вот он.

– Вот и он.

– Представляете, Нильс по праву носит имя Нильс.

– Да, я ношу его по праву.

– Оказывается 16-е число февраля это день Николая Японского.

– Что вы на это скажите?

– А какого числа вы родились?

– Ну что ты спрашиваешь, не ясно, что ли!

– Я даже не знал, что родился в такой замечательный день.

– И я не знала, поэтому и спросила. Признаться, мне было неловко за свой вопрос. Мало ли как всё обернулось бы.

– А обернулось вот как.

Всё это многоголосие обрадованно обратилось к Николаеву. Как к безусловному авторитету. Николаев с трепетом почувствовал это. Он понял, что от него ждут слова. И Николаев после небольшой, солидной паузы сказал:

– Ну что же, я рад друзья, что и Нильс оказался в какой-то мере Николаем. И что вы все, лучше сказать мы все, в какой-то мере объединены именем этого святого... м-да, то есть этим святым именем.

Николаев обернулся к Николасу.

– Я подумал над вашим предложением, Николас.

В холле гостиницы стало страшно тихо. И в этой тишине, Николаев улыбнулся.

– Я принимаю ваше предложение, но...

Николас взволнованно вышел вперёд и вопросительно повторил за Николаевым:

– Но?

– Но прежде мне нужно завершить одно очень важное дело.

– Важное дело, – повторил за Николаевым Николас.

– Да, важное дело.

Николаев прошёлся по холлу.

– Это не касается моей предыдущей работы.

Николаев неожиданно брезгливо вздрогнул, вспомнив о работе в фирме.

– Это сугубо личное дело, – сухо сообщил он.

Николаев остановился возле окна и, заложив руки за спину, устало взглянул на улицу. Улица под его взглядом продолжала оставаться улицей. К окну подошёл рыжий мальчик и посмотрел на Николаева. Николаев сверху вниз тоже посмотрел на мальчика. –«Интересно, как его зовут», – подумал он.

– Простите, можем мы чем-то помочь вам в вашем деле? – услышал Николаев у себя за спиной.

Он оглянулся. Миколош, Нильс, Николос и Колетта стояли перед ним в шеренге по росту. Они внимательно смотрели на Николаева и ждали его ответа. Николаев подумал, что нужно как можно быстрее кончать с этим делом, убить Николаевну и выпить стакан её крови. Он коротко и спокойно, без волнений сообщил о своих планах стоящей перед ним компании.

Воцарилась мёртвая тишина, и стержнем этой тишины был Николаев. Николаев физически ощутил, что эта пугающая всех присутствующих космическая пустота исходит от него. Он понял, что если он сейчас щёлкнет пальцем, то присутствующие немедленно отреагируют на этот щелчок каким-нибудь действием, то ли истерическим хохотом, то ли целованием его, Николаева рук. Молчать больше было нельзя. Все стояли на грани эпилептического припадка. Тишина кислотой разъедала мозги. И в этой тишине проскрипела входная дверь, и на пороге появилась Николаевна.

16

– Что же это вы? – проскрипела она вслед за дверью, – пива две бутылочки выкушать изволили, а денежки так и не заплатили. Хорошо, что те, что с вами говорили, знали, где вы живёте. Те вот приличные люди платили исправно и на чай оставляли. Предлагали и за вас заплатить, да уж как смеялись при этом. Но я ни за что с них деньги не взяла. Я не мошенница какая-нибудь, – неожиданно взвизгнула она, – мне надо, чтобы все было по-честному.

– Это Николаевна, – указал Николаев пальцем на женщину.

– Ну, я Николаевна, – сварливо подтвердила она. – И нечего на меня коситься. И что с того, что я Николаевна? Ишь, моего отца вспомнил, – заверещала она, – я не в ответе за него. И знать не ведала, что он творил.

– А что он творил? – выступил вперёд Николас.

– У него спроси, – злобно сверкнула глазами Николаевна, – наверное, знает, раз пальцем тычет на моё отчество. Ишь как смотрит, точно убить хочет.

Николаев отвел взгляд от тела Николаевны и посмотрел поочерёдно на Миклоша, Нильса, Николаса и Колетту, чтобы взглянуть им в глаза. Глаза у всех были разные. У Миклоша – зелёные, у Нильса – коричневые, у Николаса – серые, у Колетты – голубые. Но выражение этих глаз было однородное. Это было голодное любопытство. Прежнего доверия к Николаеву в них уже не было.

Николас облизнулся и подошёл поближе к Николаеву:

– Что вы знаете об этой даме? – спросил он Николаева.

– Ничего я о ней не знаю, – пренебрежительно ответил Николаев.

– Но вы за что-то её... – Николас осёкся.

– Это моё дело, – сказал Николаев, – попрошу не вмешиваться, – повысил он голос и отошёл от Николаса.

– Пожалуй, я могу рассказать об этой даме, – послышался голос Нильса.

– Что это ты можешь обо мне рассказать? – грубо ответила Нильсу Николаевна.

– Вернее не о вас, а о вашем родителе, от которого вы и получили ваше отчество, – повысил голос Нильс.

Все внимание компании переключилось на него. Нильс солидно начал:

– Когда-то в городе была одна гостиница, и принадлежала она отцу вот этой дамы. Так или иначе, люди, селившиеся в этой гостинице, начали пропадать. Однажды за чертой города нашли труп с погрызенным горлом. По городу поползли слухи о появлении чудовища, которое пьёт кровь.

– Кто пьёт кровь? – врезалась в рассказ о чудовище Николаевна, – ничего не доказано. Может, наговорили всё на отца.

– Это был её отец? – перебил Николаевну Николас.

– Действительно, ничего не доказано, – затрясся от воспоминаний Нильс, – я тогда был мальчиком, ребёнком, но когда его убили, убийства не прекратились. В ночь после его похорон был растерзан, да, да, растерзан один из тех, кто стрелял в него. Дальше больше, почти каждую ночь в городке стали пропадать люди. Все начали подозревать друг друга. Друзья становились врагами, мир ушёл из нашего города, и в город пришла тьма. И в этой тьме чудовище грызло глотки одному человеку за другим. Тогда старейшины города решили раскопать могилу её отца, – Нильс пальцем указал на Николаевну, – но раскопав её, – голос у Нильса задрожал от страха, – в могиле обнаружили не труп, – Нильс опёрся рукою о стену, – он был жив. Он дышал. Он смотрел на них. Рот его был перепачкан кровью, но он не мог подняться... и только осиновый кол...

– Сказки всё это, – громко объявила Николаевна, – нет никаких доказательств. Нет ни фотографий, ни видеосъёмки, есть только сказки.

– А фотография есть, я забыл о ней, но у меня есть, – уверенно сказал Нильс и включил свет. На город надвигалась грозовая

туча.

Шаги Нильса во тьму и из тьмы. Николаев сосчитал их ровно 40. Далее раздался крик Николаевны. Она орала, закрываясь от Николаева рукой. Николаев торжественно перевёл взгляд на фото и посмотрелся в него словно в зеркало.

17

Подымаясь по лестнице к себе в комнату и невольно слушая взволнованные разговоры оставшейся публики, он со скорбью думал, как это он мог опуститься до связи с ними. «В самом деле, как это я раньше не понял, что я зверь, чудовище, садист и маньяк, – Николаев вспомнил, как навязчивой истомой его томила мысль о кружке крови Николаевны. Николаев вспомнил и Николаевну: – Нет, её я конечно оставлю. Будет мне готовить похлёбку из человечины. Сестра всё-таки. Родная кровь. Хоть и сука. Впрочем, это к лучшему. Может, и её сожру когда-нибудь. Непременно сожру. – Николаев поёжился от страха к самому себе. – А этим червям каково... и это я у них директором... – улыбнулся он, – тоже мне Клаусы... Клоуны. – Николаева передёрнуло от омерзения. – Ладно, еще поговорим с ними об этом», – злобно, как крыса подумал он.

Мир зловонной помойкой лежал у его ног, и по этой помойке бегали всего лишь крысы, которые их мамаши, испуганно глядя на Николаева, робко называли всякими Нильсами, Николасами, Миклошами, Колетами, так и не рискнув посягнуть на полный титул – Николай Николаевич Николаев. Мир карликов и прочих ничтожеств больше не интересовал Николаева. Он пришёл к себе в номер, чтобы собрать вещи. Укладывая в чемодан свой серый гардероб, Николаев задумался о своём прошлом. Он вспомнил... и после того как вспомнил, он подошел к окну, открыл его настежь и выбросил на помойку чемодан с вещами. Помойка зашуршала. Николаев брезгливо закрыл окно. Окно не закрывалось. Зловоние начало заполнять комнату. Николаев приложил усилие. От сильного удара стекло по горизонтали треснуло, но не разбилось. Через него Николаев увидел расколотое небо.

Скорые шаги в коридоре, и тут же под дверью раздались голоса:

– Николаев, откройте.

– Откройте, мы тут выяснили кое-что.

– Позвольте, может ему плохо.

– Николаев, вы слышите нас?

– Нильс, у вас есть запасные ключи?

Николаев не прислушивался к этому гомону. Он только знал, что если сейчас они войдут к нему он...

В замке припадком задёргался ключ и дверь открылась.

– Ради Бога простите, я обознался, – Николаев узнал в вошедшем человеке Нильса. 

Фотографию он прижимал к груди и плачуще извинялся: 

– Простите меня. Я перепутал карточки. Это фотография знакомого моего отца. Он был мелким клерком из Николаевской области, из посёлка Николаевка, – добавил он. А тот зверь – совсем другой человек. Вот посмотрите на него, вылитая Николаевна. Простите, если обидел вас...

В последнее мгновение Николаев понял, что падает в обморок. Он затылком выбил половину расколотого окна. Другая половина, обрушившаяся гильотиной сверху, отрубила Николаеву голову. Николаев почувствовал, как голова легко отделилась от тела и откатилась на помойку, успокоившись рядом с разбитым полосатым арбузом и его же чемоданом с вещами. Там же на помойке бурной радостью зашевелились крысы. Глядя на это отвратительное зрелище Николаев вдруг ясно осознал, что перестал быть Николаевым и содрогнулся от жуткого воспоминания, что был им.

Зигзагами, как сдувающийся воздушный шарик он взлетал всё выше и выше в небо. Сознание, что он перестал быть Николаевым, наполняло естество его лёгкостью ветра. Он вдруг понял, какую ужасную жизнь он прожил. Жизнь в бетонном коридоре без ответвлений абсолютно предсказуемую в любом шаге. И эта жизнь закономерно привела его к такому концу. И только смерть освободила его и дала ему новый шанс, новый зигзаг. Он посмотрел вниз и увидел под собой город. Внезапно ему стало стыдно за себя, за то, что именно он, а ни кто-нибудь другой был Николаевым. Мгновенно чувство стыда налилось яростью и злобой. Ему захотелось ещё раз посмотреть на труп Николаева, чтобы убедиться в том, что лежащие на помойке останки теперь не имеет к нему, к новому, никакого отношения. Тут же по его желанию перед его взглядом открылась помойка, на окраине которой валялась голова. Стеклянными, бесстрастными глазами голова смотрела в небо. И этот взгляд упёрся в него. Страшная ненависть к этим глазам овладела тем, кто прежде был Николаевым, и налила его свинцовым гневом. И тогда рухнул, рухнул на помойку и от страшного удара рассыпался на тысячу частей. И в тот же миг каждая часть обернулась крысой. Суетливо, перебивая друг друга, они бросились и впились зубами в голову. То, что было Николаевым, превратилось в кричащую кровавую кашу. То, что могло быть – исчезло навсегда.

Июнь 2015 г. Буча