| ПОЭЗИЯ | Выпуск 82 |
|
* * * Мерцающее утро. Долгий вход в рассвет по затаившим радость крышам. Зима молчит мелодией глухой и, кажется, сама себя не слышит. Но сразу видно – немота бела, узорчатые лапки галок – звонки. Кто ожерельем ходит по делам, пустые не устраивает гонки. Кто положил зерно на теплый люк, тому простятся злые прегрешенья. Не знаю, кто он, но уже люблю его лицо, дыхание и шею. Он шел во сне по зимней немоте, чтоб накормить растрепанную стайку, Он был Тобой, ходячий райотдел, сосредоточенный на жизни сталкер. Поцеловав повеселевших птиц, сминал пакет и нес до ближней урны. Свет замечал и начинал расти. Иначе и не наступает утро. * * * Ребенок с возрастом перестает нудить, требовать, чтобы ему уступили место в маршрутке, понимает, что мамы нету, что он один, что она умерла, что какие шутки. Вот он едет растерянный и седой, в старом тертом пальто, с незастегнутой сумкой, совершенно такой же уже, как до обретения им рассудка. * * * как же мне выжить если она смертельна жизнь на минуту раньше меня с запасом смелости умирают во мне растенья но постепенно чтобы не вся и сразу первыми с красноватой резной бравадой как оловянный солдатик нет деревянный так одноного сдержанными дровами огненно очень прямо и остается мелкая живность вроде мышки-полевки белки заблудшей кошки эти боятся смотрят так и уходят глядя с испугом можно конечно можно можно идти остается вода и рыба но и они замерзают и воздух с гулом выдохнув поднимается голем глыба памяти возвратилась ура проснулась все что я знала до вспоминаю после соединяю если менять местами если вдохнуть обратно весь этот воздух все оживут но снова меня не станет * * * все солнечные дни открылись в ноябре, ноябрь из окна – почти что чашка чаю, аквариум теней, плывущих на ребре по воздуху, который соткан из печали ну что же ты, начнись! с разбегом в сорок лет получится взлететь и в небе помаячить ну что же ты, очнись, тяни другой билет – кленовый, например, какой-нибудь поярче не липовый, тяни, моя другая жизнь расходится вверху далекими кругами …по воздуху воды, минуя этажи и крыши, где рыбак всем рыбам помогает * * * Пока Ты воскресаешь, я пеку куличики. Пока под плащаницей свет фотовспышки печатлеет лик, зрачки сужаются, теплеют сухожилья, приметы жизни проступают сквозь заботливую бледность, я всыпаю по горсточке пшеничную муку, размешиваю с нежностью пшеничной. Тем временем ожившее болит, и голова, как будто бы кружился на карусели, замечая вскользь цветное и тенистое, вскипает, а я взбиваю высоко белки и погружаю в праздничное тесто, Ты растираешь пальцами виски, приподнимаешься и сходишь с места. И плащаница, за ногу схватив, проделывает ровно полпути по полу осветившейся пещеры. Свершившееся входит в область веры. И только что, как отодвинул смерть, сдвигаешь камень и выходишь в свет. * * * Дождь, любивший меня по дороге к метро (говорила ему: если любишь – женись!), расплескал под ногами прозрачную кровь, серебрящуюся детородную слизь. Был и голубь под аркой, и ангел в окне с немигающим нимбом сырых фонарей, вот и я понесла, вот и зреют во мне подорожник, чабрец, зверобой и кипрей. Водяные от мужа скрываю глаза, засыпаю под утро и вижу во сне: стебельки и листочки ползут прорезать трафареты для жизни сквозь смерть. |
|
|
|