| ПОЭЗИЯ | Выпуск 87 |
Мне было двадцать лет, когда я послал стихи Тарковскому, и завязалась переписка. Через год я приехал из Средней Азии в Москву и состоялось личное знакомство, причем приятельство началось в первый день. Уже немолодой Арсений Александрович в ту пору находился на пороге своей столь не поспешавшей славы, но ей еще предстояло наступить, и он очень дорожил вниманием покуда редких читателей, особенно молодых. Дружбы, которые завязывались в этом промежутке, оказались длительными и прочными. И, конечно, я вправе отнести себя к состоящей из трех-четырех молодых стихотворцев группе поздних, и, вероятно, последних друзей А.А. (у очень известных людей, особенно покойных, сразу оказывается много друзей). В молодости я бывал в доме Тарковских, если не изо дня в день (что тоже бывало), то не реже, чем раз в неделю. На протяжении более двух десятилетий было бессчетное количество встреч, случались совместные поездки и выступления. Именно потому в эпоху, когда А.А. стал культовой фигурой и мемуарные очерки пишутся даже о единственной встрече со знаменитым поэтом, писать воспоминания мне было трудно. Все же, в основном, они написаны (ждут какого-то толчка – решительного завершения, окончательного оформления, жесткого редактирования). Некоторые главы в беге лет нашли себе место на страницах журналов. Вызвали заинтересованные отклики, а также и отдельные протесты (должен сказать, также доставившие мне удовольствие – я, во всяком случае, был искренен и ничего не выдумывал, а недоброжелатели имеются не только у меня, они, хоть это и странно, и прискорбно, бывали и у благороднейшего из людей – Тарковского). Сейчас же я показываю некоторые из своих стихов разных лет. Первое среди них написано еще при жизни А.А. – в страхе перед близящейся потерей. Но он прожил ещё три года.
|
Тарковский Тарковский. Все не усвою, Что будет черта предела. Его деревьев листвою Юность прошелестела, Под ветром цветы качались На подмосковных дачах, Плеча моего касались Кончики пальцев зрячих. Всегда обреченно-вяло Звучал этот голос пылкий... О, как бы мне не хватало Косой малоросской ухмылки! Его мастерства и страха, Суровости и сиротства, Усталости и размаха, Склероза и благородства. 1986 Сон о Тарковском Мне снилась Польша, снился пыл, С которым в странном сне Я о Тарковском говорил И о другой стране; Всю проживал его судьбу И видел наяву Ту енисейскую избу, Как будто в ней живу. В той ссылке по воду чуть свет И наколоть дровец С Пилсудским в очередь семь лет Ходил его отец. Влилось полвека в черноту. И сын десяток роз На поседелую плиту Пилсудскому принес. Ах, эти розы хороши, Как первая любовь! ...Все прошлое его души Меня пронзило вновь. Голицыно и Дагестан, Махновщина, Ингул, И этот нынешний дурман, В котором я уснул. Все перепуталось в тайге, И выплыло рывком – Как на единственной ноге Он прыгал с молотком. Как бодро мебель мастерил И что-то вслух читал, И сонм исчисленных светил Над нами пролетал. Как жизнь, тянулся этот сон В сиянье долгих зим, Был сердцу непосилен он И непереносим. Как встреча вновь с его лицом И волны под крыльцом, Как мысль о жизни пред концом, Ее простым венцом. 1997 Старость Тарковского И голос вдумчивый и пленный, И музыки нездешней смесь С хохлацкой придурью блаженной, И стыд, что оказался здесь. Всю жизнь – боязнь ночного стука И мужество отдельных строк. Но старость – точная наука, И был преподан мне урок. Без сожаленья и укора Смотреть, смягчая взгляд прямой И втайне радуясь, что скоро Начнётся этот путь домой. 2016 С Тарковским Мимо россыпи книжек в берлоге И пластинок, лежавших вповал, Бодро прыгал поэт одноногий, Заколачивал, красил, сновал. Золочёные львиные морды Прикреплял к этим книжным шкафам И потом, ремеслом своим гордый, Удивлялся творенью и сам. Всё мне чудилось даже, что зрячи Эти крепкие руки, и вдруг В сердце юноши отклик горячий Вызывало касание рук. Но печалился он поневоле, Оттого, что, минувшим полны, Начинались фантомные боли От убитой ноги и войны. 2017 Ната Вачнадзе Чернота, окрыленная светом… А.Т. В сизых сумерках Тифлиса, В зыби чёрного вина Мне грузинская актриса Всё мерещится одна. Я её не видел въяве И влюблялся лишь в кино. Был я мал, она уж в славе, Это была так давно. Так вот в звуках мухамбази[1], Разрывающих сердца, Сохранялась на Кавказе Прелесть древнего лица. Не такую ли к Тимуру В паланкине привезли? Что там, прочь литературу, Не в такой уж ты дали! На тебя ещё Лаврентий, Щурясь, глянул, гамадрил. Рвался к блеску и легенде Кто бы позже ни царил. На безногого поэта, На российского поэта Пала тень ресниц твоих… Что сказала власть на это И какой родился стих? Над земным его скитаньем, Расцветая, встала ты Невозможным сочетаньем Красоты и доброты. Лёгкой девочкой подростком Вечно ты к нему летишь По ступеням и подмосткам Мимо взвихренных афиш. 2018 * * * Генеральская дочь и праправнучка Екатерины. Кто-то в этой семье переписки, конечно, лишён. Вот и юность в краю, где злорадно вопили павлины И текли в паранджах вереницы медлительных жён. Скорпионы в самане, нирвана при майском укусе И поэт-инвалид, отодвинутый к стенке протез, Эти скудость и страсть, эти жгучие ночи в Нукусе, Тот ещё Ашхабад, что затем во мгновенье исчез. Дальше долгие годы и старость, и скупость, и склоки, Но и тайная жажда, томившая и на Востоке, Где уже и весной выгорает в пустыне трава, И борьба за любовь и за эти любовные строки, Обращённые к той, что в его сновиденьях жива. Все бранили её. Я любил эту властную даму. …Голосами ушедших надтреснуто память хрипит. Словно вестник с копьём, я с букетом вступил в эту драму. Был оформлен актёром. Придумал меня Еврипид. 2018 * * * Так ясны чудеса вознесений, И сегодня в предутреннем сне Житель рая Тарковский Арсений Отчего-то привиделся мне. И, поскольку он был музыкален, Нескончаемый льётся мотив, Средь заоблачных опочивален То волнуя, то чуть усыпив. Оттого ли, что в поздние годы Слушать Шёнберга долго привык, Прозревают струистые воды, Обретают растенья язык. И, внимая теченью напева, После стольких туманов и вьюг Прорастает эдемское древо И цветы распускаются вдруг. Серебристая и золотая Здесь и нота Вивальди слышна, И согласно звучат, нарастая, И встречаются все времена. 2018 * * * Себя в ту пору изводя и пряча, Считая прегрешения свои, Я жил тогда на запустевшей даче Без будущего, дома и семьи. Там ел и пил я из чужой посуды, Заглядывал в хозяйский телескоп И, пыльных книг перебирая груды, Испытывал от призраков озноб. Кого я ждал, ко мне не приезжала, И навещали те, кого не звал, И мошкара заблудшая жужжала, Порхала моль, и время шло в отвал. Так жил я, предстоящего не зная. Пожалуй, мог бы спиться. Но, строга, Стояла в изголовье запасная Сосновая Тарковского нога. И я прошёл через его Солярис, Чтоб яркие и тусклые года Его улыбкой щедрой озарялись, И вот я вышел в это никуда. Но долго в утлой памяти детали Держались, переменам вопреки, И рукописей выцветших летали И рассыпались в воздухе листки. 2018 Мемуары Тарковский, при всех доживавший так трудно, Читавший, писавший, лежавший прилюдно И женщину эту полвека любивший, Бежавший из прозы, его окружившей, К ней, руки во тьме на себя наложившей. Отставив свою деревянную ногу, Вздыхая, взывавший к незримому Богу. Пронзающий душу, недужный, негромкий, Всё снова искавший былого обломки. И вдруг, озорной, ковыляя, снующий, Тугие тетради свои достающий, Глазами скользящий по блеклому шрифту И, палкой стуча, провожающий к лифту. 2018 * * * А.А.Т. И, возвращаясь к разговору, Забудь, что страшный мир дремуч, И в память, прямо в эту пору, Впусти закатный первый луч! Он в комнату скользнёт с балкона И чью-то грусть внесёт извне, И чуть засветятся икона И маска Гете на стене. И вновь ты счастлив, как ни странно, Проживший, кажется, века, Гость и приятель меломана, Печальника и шутника. Тебя он поучал не строго И место дал в своей судьбе, И эту музыку, и Бога Так просто подарил тебе. 2019 * * * Чтец Феогнида и Горация, И легкомысленнейший стоик. Просительные интонации, Наверное, от школьных двоек. То детство, бланманже, гимназия, То чёрствый хлеб и явь террора, А дальше и война, и Азия, Тоска, подстрочники, контора. А всё-таки и в позднем возрасте, Случайно выпавший из детской, Питал он отвращенье к взрослости, К любой, особенно к советской. Он так ребёнком и останется, И потому на встречу с нами Его душа, ночная странница, С блаженными приходит снами. |
[1] (вернуться) Мухамбази – напевная твёрдая форма грузинского стихосложения.
|
|
|