В ГОСТЯХ У «КРЕЩАТИКА» РУССКИЕ ПОЭТЫ АМЕРИКИ | Выпуск 89 |
* * * Бывает – нужно просто переждать, не торопить несущееся небо, на вдох и выдох, справа или слева решений и даров не принимать. Дождаться, пусть уже не перемен, а дуновений в сторону исхода, сумел Вивальди, называя свои оды, ни разу не сорваться на рефрен. В процессе этом сомневаться грех, сомнения всегда чреваты срывом, Овидий, зная технику обрыва, в наитье проповедовал успех. Теория сравнений в пустоте, и относительно поставленной задаче, а в отражении всё видится иначе тем более – под кистью на холсте. У ожиданий, в век перипетий свои повадки, запах и оттенки, так созерцанье трещины у стенки, дарует осознание пути. февраль * * * Только поздняя сирень птица рода кардинала, грандиозное начало – опустившаяся тень... Неприкаянность сирен, словно суть иносказаний, происходит в состоянье нивелировавшим в плен. Если больше ни к чему сострадание и память, то куда письмо отправить, а верней ещё, кому… Не пришедшая весна уступает место лету, что уже по всем приметам болью входит в города. Високосие шалит у виска, левей и ниже, не спасает многокнижье, и безрадостен пиит. Времена – хоть отбавляй, вопреки постмодернизму, преломляет взгляд сквозь призму с перехлёстом через край. май * * * Я вышел из Египта налегке, в толпе таких же – ни левит, ни коэн. Мы шли по направлению к реке, Но ненароком собрались у моря. Про то, что было дальше – не секрет, хотя интерпретации разнятся, об этом. И том, что сорок лет к Обетованной было не добраться. Тогда я всё же видел Ханаан, мне те холмы и камни часто снились. Во все века, красоты разных стран, как зеркала об этот образ бились. И всякий раз, погромы и война, кровавые наветы, рвы с телами, волшебный образ заживлял сполна, всё то, что нелюди толпой творили с нами. Я снова у еврейских стариков рос, набираясь мудрости и знаний, и всякий раз, уверен был, что ров, лишь временной обход из подсознанья. И поднимаясь в Иерусалим, не ведая сомнения и горя, простую истину, что – ани егуди[1], я знал, как и тогда, в толпе у моря. апрель * * * Если утренний кашель сигарет прежних лет всех вокруг ошарашит, и случится запрет на общенье стихами, или там – без стихов в налетевшем цунами быт бывает суров... В современном раскладе, стоить взвесить все «за»; есть ли бреши в ограде, кто коза-дереза? кто опасен, что важно, где читать, с кем рулить, ей, в заботах отважной, чьи советы забыть… Так как раньше не будет! Вместе с тем, как всегда – не изменятся люди, нас лепили года: То есть рвач и паскуда, вряд ли станет святым, а подлец беспробудный вновь продаст за алтын. Бремя всех экзистенций не отменит печаль. Раз случившись, Освенцим – не античная даль. Слишком быстро забылось, в неких светских кругах, как с утра чифирилось в пермских тех лагерях. Не читающих книги, больше тех, кто не смог прокаженной Фемиде настучать слов на срок. Пандемия, война ли, не изменится счёт. Это значит – едва ли, что Мессия придёт. Он ведь всё это видит на экране веков, также сослан Овидий, вечно терпит Иов. И покуда не узнан – Бог живёт меж людей, неподъёмной обузой будит образ теней... Вот и утренний кашель сигарет прежних лет, будет признан «не нашим»… И случится запрет. апрель |
[1] (вернуться) я еврей (иврит).
|
|
|