| В ГОСТЯХ У «КРЕЩАТИКА» РУССКИЕ ПОЭТЫ АМЕРИКИ | Выпуск 89 |
|
ПЯРНУ. ЛЕТ СПУСТЯ… В не очень красивом Салерно Не очень красивый вокзал. Игорь Чиннов Родные балтийские волны меня увлекают туда, где даже скамейки виновны, где гулко гудят провода, где пахнет углем и вокзалом, где в парке молчанье и тлен, где море разрезано молом, а пляж пополам разделен… Мы пили эстонское пиво мы ели эстонскую снедь, и так, невзначай, нестроптиво я вспомнил военную осень. «Ты стал фронтовым журналистом», – сказал мне Максим. – Это факт. Не знаю, подумай, не слишком ли ты обостряешь конфликт?» А Катя упрямо молчала, в стакане топила янтарь лимона, она различала где правда, а где инвентарь. Мы знали, что мы не нарочно, мы чувствовали нутром, что тут все не выскажешь точно, мы стали другими. Но кем? Балтийские волны в наследство оставили счастье в горсти, а наше советское детство уже никому не спасти. ВАЛЬС-БУРАН Поезд брел, как баран, из Нью-Йорка в Нью-Хэйвен, утыкаясь в буран где набухшие вены путевых проводов. Снег валил все сильней, так напившийся негр в полость белых саней мечет ласку и негу, плачет музыку предков. Я подумал, что мы не увидимся, нет, и прощальный сонет опустился из тьмы. СТИХИ ОБ УБИТОЙ РЫБИНЕ Убили рыбину с лицом еврейским и женскими губами у водопада на запястье озера в Вермонте в первый день войны. Мы целовались на подстилке розовой травы и пиво ледяное проливали на глинистый и теплый грунт, и падала на грудь слепая хвоя. Ты умоляла отпустить, но было поздно, ее поволокло к водовороту к пяти подземным рекам к переправе, тебя я не пытался удержать… Забыли губы пальцы не забыли, еще тогда в летейских водах мы утолили память о любви, мы потеряли все, что не убили. ПОПЫТКА ПСИХОАНАЛИЗА В РАЗГАР ПАНДЕМИИ Он знак подаст – и все хлопочут. Пушкин Молчи, скрывайся и таи. Тютчев Лиса явилась в гости к нам, в нее вселился Жак Лакан, а может Юнг в нее вселился и невзначай развеселился? Она манит меня прилечь на травку, чтоб тянулась речь, чтоб разговор у нас трубился, в котором я – самоубийца. Лежу я трупом не спине, лиса влезает в душу мне, она поводит рыжим носом, и хвост у ней стоит вопросом. «Скажи мне, дачник, не скрывай за пазухой души словарь», – она и мучит, и неволит, «откройся мне», – лиса глаголет. Я отвечаю ей: «Мадам, я вам сознанье не отдам, оно так важно в пандемию когда все прячутся от мира». Лиса с себя срывает шкуру, явив собой карикатуру моих кошмаров городских, в которых захлебнулся стих. Переложил с английского автор ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ Немолодые советские женщины в застиранных до блеска бордовых водолазках, Вера Иосифовна Жемчуг, Любовь Леонидовна Ласкер. Явные ненавистницы Сталина, тайные обожательницы Пастернака, хранительницы семейного стиля, гвоздики и чеснока, сельдерея и пастернака. «Дорогие дети, любите классику», – говорили они с дрожью в голосе или со всхлипом, а наши хозяева сбивали южнокорейские лайнеры в Японском море над островом Сахалином. «Наша англичанка, она не дура», – говорил один одноклассник, – «евреи вообще умные люди». Я смотрел в окно. «Литература сука, ей бы пизду расковырять гвоздем», – говорил другой одноклассник. Я разбивал окно. «Весь мир – театр, а мы – актеры», – повторяла Вера Вильямовна Ласкер. «Дети, выдавливайте раба капля за каплей», – повторяла Любовь Антоновна Жемчуг. А за окном умирал добродушный ходок Брежнев, потом умирал кровожадный добряк Андропов, потом умирал стыдливый парторг Черненко, потом Горбачев сражался за место под солнцем мертвых. Мы читали «Даму с собачкой» мы разучивали Шекспира, мы учились любить и предавать друг друга. Чтобы прийти в себя после такого пира целой жизни не хватит. |
|
|
|