| ПОЭЗИЯ | Выпуск 93 |
|
* * * Я бледнею при ней и краснею – ростом мал, ну и не знаменит, но условились встретиться с нею на бульваре, где Пушкин стоит. Неужели придет в самом деле? Захотелось пригубить вина! Небо хмурилось, листья летели, наконец появилась она. Дорогая моя, дорогая, я ж поклонник восторженный твой! Вместе, слаженно в ногу шагая, прошвырнулись мы с ней по Тверской. Я в кафе предлагал ей учтиво заглянуть иль в какой ресторан, но она поглядела игриво и ответила: «Но пасаран!» А в метро, неземное созданье, улыбнулась мне – мол, не горюй, и в печальный момент расставанья подарила мне вдруг поцелуй. * * * Гряда облаков, как из жести, над снегом, над парком – вдвоём, хоть чем-то мы связаны вместе, а всё ж параллельно идём. Дорожкой – не той, что короче, а той, вдоль которой забор, – прогулка приятная очень, сердечный такой разговор. Такие простые подарки – улыбка и взгляд вместо роз, прогулка в Лефортовском парке, когда минус десять мороз. * * * Весь в солнце в такую погоду у дома напротив фасад, моё же окно не к восходу, а смотрит, увы, на закат. Позавтракав, чаю напившись, тасуя с предлогом глагол, сижу себе, облокотившись локтями на письменный стол. На полке Тарковский, Чухонцев, с пасхальной раскраской яйцо, как вдруг отражённое солнце ударит мне прямо в лицо… * * * Как мыслям не прийти тревожным – поближе к полночи, не днём, на повороте внедорожник и слева дама за рулём. Колеса вывернуты круто, в полночный час в чужом дворе она звонит, звонит кому-то в тревожно-вьюжном январе. Кому? Наверное, мужчине. Как отпустил такую он? Сидит одна в большой машине и в правой ручке телефон. * * * Привязана собака у входа в магазин, безродный симпатяга, обычный сукин сын. В глазах собачьих – слёзы, в газах – немой упрёк, обмотан вкруг березы красивый поводок. Курчавый, серой масти заливистый барбос – струится пар из пасти и красной кнопкой нос. «Ах, что же это будет, коль не придёт назад?..» – он думает, и люди, участливо глядят. Вот сбоку встал зевака, за ним ещё один… Привязана собака у входа в магазин. * * * Там по утрам будил вороний грай и было много неба, много света, и тяжко погромыхивал трамвай, тащась устало мимо райсовета. Откуда эта тяга вспоминать: нож перочинный, стружки-завитушки, там рядышком ещё отец и мать в двенадцатиметровой комнатушке. С железной крышей двухэтажный дом, убогий быт, всегда с деньгами туго – сараи, голубятня за коном, где собиралась в праздник вся округа. Не в праздник, а скорее в выходной – её владелец местной был звездою, он с топором гонялся за женой после получки каждой с перепою. Там водка стоила два восемьдесят семь, «Столичную» за три двенадцать брали – средь тех событий важных и проблем вдруг и такие вспомнятся детали. Мужская школа, тучный завуч крут, спортзал, химичка – страшная зануда, а после школы – рыбный институт и берег тимирязевского пруда. Там встречи с ней…Такие вот дела, картинок столько в памяти роится… Как ни убога молодость была, а всё б отдал за то, чтоб возвратиться. * * * Так где ты, такая взрывная, твой пафос, твой греческий нос, талантливая, молодая, с льняными ручьями волос? Ты зря свой потратила порох, ведь поиски истины – миф, она не рождается в спорах, но спор порождает разрыв. Дай знак: позвонить тебе можно иль мы расквитались навек?.. Торжественно и осторожно сочится сквозь сумерки снег. * * * На фотографии отца, она без подписи, без даты, не пыль, а времени пыльца, где дни событьями богаты. След нонпарели по лицу, что проступает с оборота – не скажешь, сколько лет отцу, в глазах печаль или забота? Уже явился я на свет иль нет меня ещё в помине, о чём кричат столбцы газет, какие новости в Берлине? Скрывает столько между строк печати шрифт подслеповатый – когда листаешь, как урок, полуистлевший каталог забытой выставки в тридцатых… * * * Снова цветут каштаны (почти уже отцвели) – как будто в дальние страны идущие корабли. Под белыми парусами сквозь майский нежданный зной меж блочными корпусами плывут они над землей. А я вспоминаю песню, сбиваюсь в речитатив – роднили Крещатик с Пресней слова ее и мотив… Теперь времена другие в больных головах разброд – в Москве, вспоминая Киев, никто ее не споет. * * * Вам как, не знаю, ну а мне не нравится (пусть кто-то рядом скажет: повезло!), когда с улыбкой женщина-красавица вдруг уступает место мне в метро. Она встаёт, прекрасное создание – на мой внезапный ужас и позор, как будто я в судебном заседании себе суровый слышу приговор… |
|
|
|