ПОЭЗИЯ Выпуск 93


Виктор ЕСИПОВ
/ Москва /

«Я бледнею при ней и краснею…»



* * *

Я бледнею при ней и краснею –
ростом мал, ну и не знаменит,
но условились встретиться с нею
на бульваре, где Пушкин стоит.

Неужели придет в самом деле?
Захотелось пригубить вина!
Небо хмурилось, листья летели,
наконец появилась она.

Дорогая моя, дорогая,
я ж поклонник восторженный твой!
Вместе, слаженно в ногу шагая,
прошвырнулись мы с ней по Тверской.

Я в кафе предлагал ей учтиво
заглянуть иль в какой ресторан,
но она поглядела игриво
и ответила: «Но пасаран!»

А в метро, неземное созданье,
улыбнулась мне – мол, не горюй,
и в печальный момент расставанья
подарила мне вдруг поцелуй.


* * *

Гряда облаков, как из жести,
над снегом, над парком – вдвоём,
хоть чем-то мы связаны вместе,
а всё ж параллельно идём.

Дорожкой – не той, что короче,
а той, вдоль которой забор, –
прогулка приятная очень,
сердечный такой разговор.

Такие простые подарки –
улыбка и взгляд вместо роз,
прогулка в Лефортовском парке,
когда минус десять мороз.


* * *

Весь в солнце в такую погоду
у дома напротив фасад,
моё же окно не к восходу,
а смотрит, увы, на закат.

Позавтракав, чаю напившись,
тасуя с предлогом глагол,
сижу себе, облокотившись
локтями на письменный стол.

На полке Тарковский, Чухонцев,
с пасхальной раскраской яйцо,
как вдруг отражённое солнце
ударит мне прямо в лицо…


* * *

Как мыслям не прийти тревожным –
поближе к полночи, не днём,
на повороте внедорожник
и слева дама за рулём.

Колеса вывернуты круто,
в полночный час в чужом дворе
она звонит, звонит кому-то
в тревожно-вьюжном январе.

Кому? Наверное, мужчине.
Как отпустил такую он?
Сидит одна в большой машине
и в правой ручке телефон.


* * *

Привязана собака
у входа в магазин,
безродный симпатяга,
обычный сукин сын.

В глазах собачьих – слёзы,
в газах – немой упрёк,
обмотан вкруг березы
красивый поводок.

Курчавый, серой масти
заливистый барбос –
струится пар из пасти
и красной кнопкой нос.

«Ах, что же это будет,
коль не придёт назад?..» –
он думает, и люди,
участливо глядят.

Вот сбоку встал зевака,
за ним ещё один…
Привязана собака
у входа в магазин.


* * *

Там по утрам будил вороний грай
и было много неба, много света,
и тяжко погромыхивал трамвай,
тащась устало мимо райсовета.

Откуда эта тяга вспоминать:
нож перочинный, стружки-завитушки,
там рядышком ещё отец и мать
в двенадцатиметровой комнатушке.

С железной крышей двухэтажный дом,
убогий быт, всегда с деньгами туго –
сараи, голубятня за коном,
где собиралась в праздник вся округа.

Не в праздник, а скорее в выходной –
её владелец местной был звездою,
он с топором гонялся за женой
после получки каждой с перепою.

Там водка стоила два восемьдесят семь,
«Столичную» за три двенадцать брали –
средь тех событий важных и проблем
вдруг и такие вспомнятся детали.

Мужская школа, тучный завуч крут,
спортзал, химичка – страшная зануда,
а после школы – рыбный институт
и берег тимирязевского пруда.

Там встречи с ней…Такие вот дела,
картинок столько в памяти роится…
Как ни убога молодость была,
а всё б отдал за то, чтоб возвратиться.


* * *

Так где ты, такая взрывная,
твой пафос, твой греческий нос,
талантливая, молодая,
с льняными ручьями волос?

Ты зря свой потратила порох,
ведь поиски истины – миф,
она не рождается в спорах,
но спор порождает разрыв.

Дай знак: позвонить тебе можно
иль мы расквитались навек?..
Торжественно и осторожно
сочится сквозь сумерки снег.


* * *

На фотографии отца,
она без подписи, без даты,
не пыль, а времени пыльца,
где дни событьями богаты.

След нонпарели по лицу,
что проступает с оборота –
не скажешь, сколько лет отцу,
в глазах печаль или забота?

Уже явился я на свет
иль нет меня ещё в помине,
о чём кричат столбцы газет,
какие новости в Берлине?

Скрывает столько между строк
печати шрифт подслеповатый –
когда листаешь, как урок,
полуистлевший каталог
забытой выставки в тридцатых…


* * *

Снова цветут каштаны
(почти уже отцвели) –
как будто в дальние страны
идущие корабли.

Под белыми парусами
сквозь майский нежданный зной
меж блочными корпусами
плывут они над землей.

А я вспоминаю песню,
сбиваюсь в речитатив –
роднили Крещатик с Пресней
слова ее и мотив…

Теперь времена другие
в больных головах разброд –
в Москве, вспоминая Киев,
никто ее не споет.


* * *

Вам как, не знаю, ну а мне не нравится
(пусть кто-то рядом скажет: повезло!),
когда с улыбкой женщина-красавица
вдруг уступает место мне в метро.
Она встаёт, прекрасное создание –
на мой внезапный ужас и позор,
как будто я в судебном заседании
себе суровый слышу приговор…



Назад
Содержание
Дальше