ПОЭЗИЯ Выпуск 93


Алексей ОСТУДИН
/ Казань /

Майские каникулы



МАЙСКИЕ КАНИКУЛЫ

Ветерок стрижёт пивные кружки,
допивает кофе майский жук,
и торчат, как перья из подушки,
веточки черёмухи вокруг,

юность от восторга еле дышит –
дремлют соловьи в ушах валторн,
жарит дождь яичницу на крыше,
по асфальту прыгает попкорн,

синий воздух действует на нервы,
липы, как олени, разбрелись,
потому что вру, не зная меры –
девушек красивых завались,

на углу закроется аптека –
скоро будет нечего лечить,
праздник первомайя от ацтека
даже из Кремля не отличить,

банку из под палтуса пиная,
помяну забытого вождя,
вот и вся душа моя пивная –
кружка пены в дырках от дождя.


ЦЫГАНКА

Кому уже с утра бонджорно,
кому-то в полдень намасте,
цветущих девушек «боржоми»,
сирень последних новостей,

на лавке, часть природы вроде,
где шляпа с денежкой лежит,
скрипачка, с голой грудью, водит
смычком – и грудь её дрожит,

она не замечает разве –
прозрачный «бюстик» как-то сполз,
хоть и проказница, в экстазе
не балует букетом поз,

лишь улыбаясь простодушно
звучащую свивает нить –
аплодисментами подушку
решила милому набить,

и, как Дюймовочка с кротами
не коротает время зря,
любви фигурное катанье
бомжу безногому даря.


АЗИЯ

Апрельское солнце стоит высоко,
окрестности босы и наги,
японский журавлик – щегол, как сокол,
людей мастерит из бумаги –

разъехались ножницы, клей, дырокол,
вскипев на морозе как-будто,
кобылье в бега подалось молоко –
основа шаманского брюта,

играющий в карты сдаёт на права,
удачу не знает привлечь как,
товарищ на скачках уздечку порвал –
тугая попалась узбечка,

сверчки доедают Китай и Вьетнам,
сердчишко – то слева, то справа,
соседи, завидуя просто ведь нам,
подсыпали что-то в отраву –

зависнув закатом, устав от погонь,
последним напалмом на пальме,
рискует, кто первый откроет огонь,
сражаться всю ночь с мотыльками,

Кащею в яйцо загоняют иглу,
сжимается строгий ошейник,
и скалятся чёрные лики в углу,
где молится раком отшельник,

ни рифмы приличной, ни ме и ни бе –
из банки, пол-литра калибра,
доверчиво тянется лапкой к тебе
пушистая верба верлибра.


ЗИМОРОДОК

                                                                      Ивану Шепете

Кукушка верная охрипла, когда в расщелинах чернил
совпали Сцилла и Харибда – а ты мизинец прищемил,
сожмётся сердце и отпустит, пока лелеешь в пальцах дрожь,
не рубишь в квашеной капусте, мечом в науках не сечёшь,

и провожая тех, кто дорог, сам, непростительно ничей,
пропахший керосином город залапан копотью грачей,
апрель, как зуб передний выбит, и стружкой веет с верстака,
стакан, решая что бы выпить, нагуглишь в яндексе, пока

в угарной пене горностая встаёт царица прочих влаг,
в мятежный дух перерастая из алюминиевых фляг,
закусывая правду сплетней, к чему разыгрывать гамбит,
когда не крайний, а последний твой одноклеточный убит,

на злобу дня твердишь упрямо мишпухе корабельных крыс –
дрожащая имеет право, и жизнь раба имеет смысл,
и сколько этот мир ни гните – одна верёвочка сплела
всех, как опилки на магните с обратной стороны стола.


КЛАССИКА

Бакены затеплились, не доены,
в камышах затишье неспроста,
лунный свет течёт, как из пробоины,
у Куинджи с чёрного холста –

Днепр заколосился гладью плисовой,
огоньками редкими оброс,
не спешит по памяти дописывать
Верещагин свой апофеоз,

потному Петрухе кажет личико
Гульчатай, танцующая твист –
хоть сейчас в театр анатомический,
как сказал Базаров нигилист,

свой аршин повсюду ставит мерою,
истины цепляет к якорям,
потому что в живопись не верует,
и с красивой женщиной упрям,

иногда и мне не надо лишнего,
виски с телевизором – вполне,
но вещает радио Радищева,
на одной с правительством волне,

что следит за нравственностью трепетно,
а на Волге, как и в старину,
бурлаки вытягивают Репина,
только Жучка воет на луну.


НА МОРЕ

Проживая скопленное набело,
к пионерской зорьке будь готов –
Куравлёв, поющий в пачку «Мальборо»,
Вицин, усыпляющий котов,

мне легко с попутчицами бодрыми
поделиться в радость, чем богат,
грузовик прошёл с пустыми вёдрами,
молния упала на шпагат,

просто с поэтессами поддатыми
занимать коньяк у молдаван,
Коктебель во сне скрипит цикадами,
дышит, как продавленный диван,

по карманам дождь попрятал лезвия –
в норках неуёмные стрижи,
позвоню Ван Гогу, соболезнуя,
чтобы к трубке ухо приложил,

знаю, от него ушла не зря жена,
к сведению будущих рубак –
у меня ружьё всегда заряжено,
даже если это и не так,

сердце тараторит с промежуткими,
подбираюсь к девушке-врачу –
сетует, завязывайте с шутками,
не смешно – а я и не шучу.



Назад
Содержание
Дальше