ПЕРЕВОДЫ Выпуск 93


Карл КРОЛОВ
/ 1915–1999 /

Последняя ночь



ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

     «Ночь пожелала быть чёрной и белой»
                                                Ж. де Нерваль


Оставь! Ночь пожелала быть
чёрной и белой.
Чёрной, как пробка,
прокопченная на огне?
Белой, как смерть
Виржинии во Франции
от ангела,
летящего по её тропам.

Чёрная и белая ночь, спотыкаясь,
шагают под уличными фонарями.
Губы их окрашены сажей
из прихожей.
Губы опухли от снега, –
они нежны
от встречного ветра,
рты заполнены нелепыми
чужими словами.

Оставь!
Ночь, как школьный мелок,
как детский укус.
Ночь, как фитилёк свечи,
и шутливый шёпот:
чёрное, белое.
На твоём лице
спрессовался круг из стекла
в крохотную,
дождевую слезу,
словно картина,
когда женскую грудь
ласкает мужчина,
и она несмело
просит оставить её.

Оставь!
Ночь стремится
к совершенству при ветре,
треплющем шевелюру.
Желает стать гигиенически белой,
но только с подсветкой
чёрной и белой тени….
И я с ней:
исключив воспоминания.
Последняя ночь.
Отсутствие ожидания!


В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

На золотом кругу
кружится зазеркалье.
Там город из стекла,
застывшие дома,
автомобили движутся
пред тихою стеною,
и транспорт городской
зеркально отражён.
Там воздух замер,
розовым фламинго,
и тишины оскал,
как онемевший зверь.

В глазах твоих пруд ожил, –
терзает всадников его покой.
Твой рот открыт, –
в нём хохот расплескался,
и мир растерянно живёт.
Но твой мертвящий профиль
направлен к облакам.
Фламинго пожелал пожить, –
и он в руках твоих трепещет,
и я кричу, открыв до боли, рот.


МИФОЛОГИЯ СТЕНЫ

Мифология стены.
Отбросим восьмилетие,
или руки тех, чёрных минут.

Вы проходите мимо,
приветствуя свои мысли…
Наши женщины несут
обожжённые кирпичи.

Нам снится стена, –
она старше нас.
В мертвяще холодной
извести носилки и кожа.

Вы проходите мимо,
оглядываясь на неё
по сторонам, и назад.
Стена под луной,
как пёс в виде татуировки.


С УТРА

Утро начинается с молитвы…
Голубая рыба пред глазами.
Тени рук
проскальзывают к бёдрам
плотным, исчезающим пятном.
Тишина сидит,
как сизый голубь,
не решивший ворковать под утро.
Женщины
раскинулись в кроватях,
в одиночестве всю ночь лежат,
словно погорельцы
в гари спичек,
неподвижны, как большие куклы.
За окном парит
прозрачный воздух.
Руки, как свободные две плети.
Улицы призвали их
к движенью,
на физическое примененье.


ВОСПОМИНАНИЕ

Вспоминается фигура женщины.
Он влюблён в неё вечно, безвольно,
даже в бескровную, морщинистую,
бесконечно думая о ней,
вне времени и событий,
как о неувядщем цветке,
о не потускневших каменьях.

Вспоминается фигура женщины.
Он декламирует, словно стихи:
её шею, груди, голубизну глаз, –
всё скользящее очертание, –
этот пористый материал.
Её любовь освещается
лунным светом,
ласкающим тьму.
Свидание с ней,
стремительно,
как взгляд мгновенья,
как женская рука,
отдыхающая
на мужском плече…


ЯВЛЕНИЕ

Смертельная бледность лица
серебрится монетой в реке,
сверкающей вдали.
Он восходит, словно со стула,
ощущая запах воздуха
сомкнутыми губами,
беззвучно паря над улицами.

Он ловит своей спиной
в раскалённой мантии, взгляды.
Голова его в терновом венце,
словно в обычном тюльпане, –
всё-таки, цветок без листьев.
Его путь лежит к чёрной птице,
сквозь непроглядную темень…
Он замечен людской толпой
безымянным, падающим,
много позднее своей смерти.


НА БУЛЬВАРЕ

Запах платанов
окутал диванные скамьи.
Они здесь для отдыха,
чтоб посидеть на природе,
как дома, на стульях.
Вдали от дорожной пыли,
рассматривая
белые стволы платанов.

Дыхание утра
здесь, на бульваре,
замедляя время,
плывёт по воздуху,
по шляпам и взглядам пар.
Гардины насторожены
молчанием фортепиано, –
музыка здесь неуместна.

Полуденный зной.
Небесная голубизна
пляшет на асфальте.


ВРЕМЯ ПОЛУДНЯ

Свет не зря падает
Перпендикулярно.
Кто закрывает глаза
в полдень? Цветы
висят со сломанными
затылками
на тихом ветру.

Звуки камнепада, как свист
при открывании
пивных бутылок,
или собачьего воя
в стоге сена.
Шебуршат мыши,
как женские ляжки.

Тени широкоруко
постоянно расплываются,
словно звуки,
реагирующие на всё.


Перевод с нем. Л. Бердичевского



Назад
Содержание
Дальше