| ПОЭЗИЯ | Выпуск 95 |
|
* * * пологий остов корабля позеленел зело, но даже в море есть земля, которой повезло. земля шершавая, как сон о ней, и корпус под водой, во ржавчине, со всех сторон изъеденный бедой. была ли то всего лишь медь, ведь если это медь, металл оплавленный устал природно зеленеть. земля, укрывшая в ч/п цвета и контуры фигур, оттенки полюсных ч/б; на то и был авгур, чтобы по лёту древних птиц, их странных рыбьих лиц, провидеть землю без границ средь прочих небылиц. * * * был в юной осени не вполне, стал различать её на волне листвы цвета яблок побитых, траченных пеплом земных одежд; творительный убежал падеж читать свои имена на плитах, а море приступом – чистый йод – ржавые города берёт, красит водорослью синей улицы, да они молчат, на языке зверей и волчат слог перекатывая по-латыни. * * * болезни осени прозрачной = осиновый и хвойный рой = высокий штиль приподнятый над морем I видишь тревожный сон да не знаешь где он чьей судьбой окаймлён и был чистой воды зеркальный ров была чаша с песком до краёв и поднялся из них бревенчатый кров II ну что деревянное крылышко осени как ты кружишься можешь почти летать III ещё на поверхности слабость горения – ломтик уставшей конфорки но и он жжётся, прирастает сильными долями, слабыми дольками, апельсиновой цедрой вокруг воскресенья светового дня. * * * переплетённая вода тепла, коринфская слюда искряща, и кристаллический их плач просеивает настоящее. слезой согрета здесь вода, иголки осени стальные вмагничены в неё, когда гниют металлы отставные. а зеркало глядит в окно, на солнце выгорает и, бледное как полотно, стыдом себя само стирает. так отражений равный бой, из дома выйдя, в небе видишь, но то, что зреет над тобой, и вытянешься – не охватишь: стремительный живой огонь, бегущий дыма без оглядки, чьё лёгкое пламя-ладонь с окружной мглой играет в прятки. а кто-то меньший рядом – с ней, с подростком-ангелом играет и города в стеклянном сне рассеянно перебирает. * * * Где лес бескровным солнцем иссечён, и каждый метр в продлённой чаще – угол, где наэлектризованным ручьём плывёт небесный горьковатый угорь, рассеянно стремится с плавника его осенний свет в тумане тусклом, а горечь вся, темна и велика, сбегает вдаль еле заметным руслом, там в каждой капле грозовых ветвей паденье нависает, точно глыба, под каменной листвой, и медлит в ней бросок костей, что из руки не выпал, – единственно способный превозмочь и ржавый мох, и небо стекловаты, чьё облако болотом стынет прочь вдали от всех когтей далековатых, там жизнь возможна только нараспев, хотя сама дрожит от безголосья, и бережно, слегка остекленев, синхронно гаснут гласные колосьев, зато растут немолкнущих потерь полупрозрачные деревья. рана сочится снегом. и белесый зверь легко проходит сквозь нутро капкана. * * * I ...но видимо есть в мире[1] одна большая усталость неяркий пшеничный сон о собственной слабости почти отсутствии на грани исчезновения в попытках обнять кого-то и всё пространство легко растерять руки развоплотиться да усталость от огня от ресничного жара ведь бывает так хорошо что даже невыносимо но чаще – только невыносимо II цунами как бог материи сложенный из волны отчаяния и тени простирает ладонь над твоей головой так колышется обморок давний и ждущий часа простирает ладонь и гладит гладит собою пока не врастаешь в воду |
[1] (вернуться) Работа над стихотворениями «пологий остов корабля...» и «...но видимо есть в мире...» велась в июльской резиденции Дома творчества писателей в Переделкино.
|
|
|