| ПОЭЗИЯ | Выпуск 84 |
|
* * * Володя уехал в Бильбао. Сережа уехал в Канаду. Им большего нынче не надо – они проскочили шлагбаум. Меня они не понимают. Зачем я в Москву приезжаю? Канада им кажется раем. Испания тоже канает… Их путь забугорно-попсовый я знаю детально, до точки. И каждому где-то за сорок, но это сегодня цветочки. Метраж наших эврик – не новый. Восторг – эйфорийно-недлинный. ... Но все начиналось со слова и словом закончится, видно… EЩE РАЗ О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ Чаадаев – стоик и титан, и философ (правда, не мессия) знал, что глобус не на трех китах и не верил в миссию России. От любви до ненависти путь – одношагов (с этим спорить трудно). Из легенд живых попав в толпу, зрелищ ждущую, распятым быть прилюдно… Но при этом Родину любить, а потом презреть ее, отторгнуть... Ведь любви земной прекрасной быть содержаньем и, тем паче, формой надлежит. А чувство визави – ты мне дорог тем, что всех дороже? Человек замешан на крови и сменить свой биотип не может… Что есть шар земной? Пятно Миро и модель Гогена с внятным раем. Лишь поэт тоскливо вспоминает мерзлый город проходных дворов. Тамбур шаткий от проказ судьбы и рогатки собственной работы. Черные запои по субботам – наш ответ на коммунальный быт… Он любил не Землю – антимир – часть ее шестую, если точно. Что там было? Миф. Великий миф. Иногда жестокий и порочный. Может быть, он малодушен был не сопротивляясь расставанью. И как классик Родину любил на неуязвимом расстояньи. Но ругая ворох блеклых виз, он не спутал следствие с причиной. Что бы с лирою его случилось, если б не бежал он от любви? А блестящий Чаадаев был точен, смел, но глуховат при этом, не услышав музыку любви близкую изгоям и поэтам... * * * Грохочет пятитонка под кухонным окном. И снова ночь-бессонка окучивает дом. Ночь превратится в утро, но долг не возвратит. На циферблате мутном – четыре без пяти… Сто лошадей мотора – советский самосвал. И пацаны, которых трест «Богатырь» прислал. Кто их сюда направил... Планктоновая дрянь? Без спецодежд и правил месить в такую рань цемент за хрен-зарплату... Как объяснить сей труд? И сон, что я утратил за несколько минут. Нас наказали вместе, но в чем вина ребят? Что нет у Солнца места в епархии ея… Не эти пацаны ли примерно век назад по Сретенке кружили без дела, наугад. Представим тему шире, не средств медийных для – мы уже были в мире c названием Земля. Чья капелька все мельче средь космоса камней. И вскоре станет меньше двуногих душ на ней... Выходит, Богу в пору бессоница моя. Зачем ему повторы земного бытия?.. * * * Мне ни к чему твое больное эго – Мне своего хватает. Мне нужна инъекция полуночного снега в пробирке почерневшего окна. Я видел космос в раструбах фиалок, в инверсиях тускнеющего дня. Пусть, жизнь не жалует порой, но я не жалок, поэтому и радует меня Вселенная без внятных очертаний. А чтобы бесконечность не коробила друзей-землян, тебя… то мы местами однажды поменяемся, листая конструкт восьмерки на манер пособия по версиям загадочных фигур, и чисел, что подвластны лишь поэтам. К примеру, отпечаткам на снегу, что ранним оцинкованы рассветом. Когда на вдохновение замах в летучее словцо случайно вклинен, поэту трудно удержать в зубах внезапных озарений хвост павлиний… А также – мне с тобою нелегко – уж слишком стерва-жизнь тебя потерла. И пусть я понял твой нехитрый код и каждый хитрый ход твой, мне по горло твоих достоинств. Эфемерен бог, что одарил лицом тебя и ростом. А вот – с воображением слабо... Кроме того, мой многогранный космос ни бездна для тебя, ни волшебство – поэтому напрасны уверенья, но у меня остался небосвод и облака в закатном опереньи... |
|
|
|