ПОЭЗИЯ | Выпуск 10 |
* * * Пока еще ты жив, и на булавку боли не наколол Господь сознание твое, смотри, смотри, ? зимой убито поле, там бьются жизнь и смерть, полощется белье, как флаг победы тех, кто к битве непричастен: зимующей земли, немеющих небес, а ветра дикий дух, шалеющий от счастья, сшивает их пути, обрушиваясь в лес. И ты готов вобрать непредставимость воли, простертой белизны скрипучее жилье, пока еще ты жив, и на булавку боли не наколол Господь сознание твое. Хрусталеву и его машине Жизнь, увиденная в упор, Ускользает в провалы пор, Оступается в свой позор, Превращается в дикий ор. Так кричат, когда смерть мала Для всего, что творил сподла, Полюбуйся, — твои дела: Торжествующий дирижер, Вместо жезла в руке топор. Человек человеку — сор. Кто утешит, что все прошло, Успокоит жгучее зло, Переменит судьбу, число? Что горюешь, бедная тварь? Ты хозяину верный псарь, От тебя остается гарь. От тебя остается муть, Недожизнь сгущается в жуть, Стриптизерка — голая суть — Так танцует, что снег скрипит, Будто все у него вопит, Сам себя белизной слепит, Белой болью внутри болит. К причудам тела привык, Словно к тихому психу врач: Кормишь его с руки, Водишь его гулять. Свернется на ночь клубком И воздух глотает твой, Причмокивая во сне: Видишь, какой ручной! Но смиренье его — обман, Только и ждет, чтоб забыл, — Со зверем живешь — и тогда: В бешенство, в буйство, в распыл. Памяти пса 1 Ртуть радости, Изгиб расположенья И ярость яркая в воинственной крови, — Вот совершенный способ выраженья Живущего без слов, но не любви. Припасть к земле, Учуять запах смутный, Нестись вовсю, откуда слышен зов. Так встрепенемся мы на оклик Судный Из ласковой глуши посмертных снов. 2 Тебе, чем больше пахло мной, тем лучше, О ком еще могу сказать такое? Тугой ошейник, жестко горло трущий, Свободы преткновение тупое... И лишь в конце, Когда «почто оставил?» Не столько укоризна, сколько крах Всего на свете, смерть живет без правил — И холодеет на руках. В какой-то ласковой Италии У голубоокого фонтана, Где утром небеса вставали и Под ними ластилась Тоскана, В какой-то ласковой и лодочной, Где клавиши гондол с оркестром Двойных дворцов играли точную, Родную музыку Маэстро, В какой-то бережной, где ладили Простор с уютом, блеск с ужимкой, Где мы с тобой глазами гладили Холмы со знаменитой дымкой, Где плыл бульвар широколистьями, Укрывшими зеленой плотью Нас, взятых легкими и чистыми, Как мошек, любящей щепотью. |
|
|
|