Цель поездки

Игоря все в ней раздражало. Алая помада, рыбье лицо, крашеные волосы. Имя вполне отвечало внешности – Грета. Блондинка с рыбьим лицом и ярко накрашенными губами – иной Греты он себе не представлял. Впрочем, среди его знакомых иной Греты и не было. В тесном вагоне метро взгляд Игоря поневоле упирался в ее волосы, аккуратно (а Грета была аккуратна во всем) расчесанные на косой пробор, сквозь который проступала розовая кожа (здесь, в метро, она казалась желтой, но Игорь знал, что при дневном свете она противно-розовая). Вид грязно-серых корней волос, кислый запах ее шевелюры вызывали тошноту.

"Как Николай мог любить такую? Даже после его смерти она несет в себе эту любовь, и во имя этой любви я вынужден выполнять все ее сумасшедшие пожелания – ведь так просил Николай. Сорок тяжелых дней, нет, теперь уже не сорок, всего тридцать пять, я должен повиноваться женщине, одно присутствие которой медленно убивает меня! Повиноваться, выполняя последнее волеизъявление покойного. В здравом ли рассудке был Николай перед смертью?" – спрашивал Игорь сам себя.

На "Техноложке" многие вышли, появились свободные места.

– Садись, – Игорь слегка подтолкнул Грету.

– Нет, не хочу.

"Ну и хрен с тобой".

Он сел и попробовал хотя бы мысленно избавиться от неприятной попутчицы. Его взгляд упирался в ее плащ, такой же бледный, как ее кожа. Качающиеся в такт движению поезда складки материи напоминали туман: Игорь уходил в густые волны ткани, но стоило подумать о том, кого они скрывают, отвращение выталкивало его из этого моря. Сосед читал газету. Игорь смог прочитать лишь заголовок. "БЕЗДЕЛЬНИКИ".

Это относилось к Игорю: двухмесячное безделье тяжелым пивным (скорее даже винно-водочным) хвостом тянулось за ним. А тут еще смерть Николая. Игорь снова поднял глаза на Грету. Она смотрела поверх его головы в темное окно. Ее взгляд гладил бесконечных змей, растянутых вдоль стен тоннеля – змей, полных электричества. Игорь сам любил под мерное покачивание вагона наворачивать свои мысли на эти бесчисленные провода, превращающиеся, когда поезд набирает скорость, в длинные ровные полосы. Смотреть, как они мелькают в полупрозрачной заоконной глубине, перечеркивая отражения лиц пассажиров, смотреть и думать о чем-либо, обжигаясь об огни комет-фонарей.

Но сейчас Грета нависала над ним, загораживая окно плащом. Зеленый шелковый платок придавал ее лицу еще большую бледность. "Словно неживая... Как Николай спал с ней?" Игорь представил ее холодное безволосое тело. Особенно страшным казался ему лобок – там мог расти только лишайник. "Уж пусть лучше вовсе бесполая, пусть между ее ног не будет ничего – просто гладкая кожа. Но это еще противнее. Уж лучше резиновая кукла..."

Резиновая кукла, вобравшая в себя волю Николая, сопровождала исполнителя этой воли. Игорь снова обрядил ее в синее, о Господи, синее платье, белесые колготки, плащ и зеленый шелковый платок. Так дети одевают кукол, а она была куклой, подобранной из песочницы, навязанной ему другом, который остался лишь в памяти.

Он стал думать о конечной цели поездки. "Зачем она попросила взять складную саперную лопатку, маленькую фомку и плоскогубцы? Поправлять крест? Вероятнее всего, она хочет вскрыть могилу. Но зачем?" Игорь начал мысленно прикидывать, сколько времени займет эта работа.

Самое страшное было в том, что он не мог, не имел права отказать сбрендившей от горя вдове! Он не представлял, что задумала Грета, было лишь неприятное предчувствие опасности. Игорь мечтал о какой-нибудь непредвиденной помехе. Однако прекрасно понимал, что в такое позднее время на маленьком сельском кладбище никого не будет. "Она специально похоронила в деревне, чтобы беспрепятственно совершить это!"

Игорь хорошо помнил, как опускали в темную прямоугольную яму, раскрывшую желтые, на первый взгляд, теплые, но на самом деле мерзлые песчаные губы, уже заколоченный гроб с телом Николая, помнил в своей руке горсть этого оранжево-желтого холодного песка, которая рассыпалась по голубой крышке.

"Дай Бог, чтобы земля не промерзла". В Игоре снова проснулась задремавшая было неприязнь.

– Я возьму билеты, – сказала она уже на вокзале.

Игорю было все равно. Он не любил вокзалы. И вокзал в тот момент напомнил ему Грету: рельсы, упирающиеся в грязные заваленные мусором тупики – волосы, белесый бетон – кожа... Хотя, возможно, ее волосы на самом деле были чисты и расчесаны, а ощущение грязи и кислый запах, исходящие от них, он себе просто внушил.

Следующую фразу она произнесла уже в поезде.

– Ты понимаешь, почему я позвала тебя?

Игорь кивнул.

– Николай доверял тебе... И поэтому... – она на мгновение замолчала, – ты должен сделать...

– Что? – ему с трудом удалось проглотить комок, неожиданно вставший в горле. – Ты же мне ничего не объяснила.

– От тебя требуется лишь мужская работа. Ты откопаешь его...

– Так я и думал. Зачем тебе это?

– Надо, – резко ответила она и отвернулась к окну.

Однако через несколько минут попросила снять с полки сумку и, немного покопавшись там, извлекла стакан и бутылку водки.

– Выпей немного... – она протянула бутылку.

– А ты? – спросил Игорь, отворачивая крышку.

– Я потом... на обратном пути...

Он налил полстакана, одним махом выпил его и закрыл глаза. Водка обожгла горло, на мгновение избавив сознание от постоянно наплывающих образов кладбища, мерзлой земли и бледного полусгнившего лица Николая. Поезд уже покинул город и ехал среди полей, расчерченных кое-где пунктирными линиями придорожных фонарей. Игорь выпил еще полстакана и закрыл глаза. Снова земля, оранжевый песок и обшитый голубым шелком гроб появились перед ним. И он копал, копал до тех пор, пока не провалился в абсолютную темноту.

– Скоро уже приедем, – услышал Игорь голос Греты.

– Угу…

Он не заметил, как оказался на кладбище. Земля на могиле еще не успела слежаться, и копать было довольно легко.

– Копай быстрее, – подгоняла Грета.

Она сжимала в руке карманный фонарик, его луч освещал комья земли золотым блеском, превращая их в драгоценные камни из далеких детских игр в кладоискателей – Игорь вспомнил, как они с Николаем игрушечными лопаткам ковыряли песок во дворе возле старой кирпичной стены, где якобы был зарыт клад, и на секунду тяжелые мысли оставили его.

– Игорек, пожалуйста, быстрее! – ее слова вернули Игоря к действительности.

Он скинул куртку и передал Грете. Она набросила ее на плечи. Белый плащ, черная куртка – Грета напоминала сороку. Игорь копал уже не тихо и спокойно, как гробовщик или садовник, он все больше походил на кладоискателя, странное исступление охватило его, он работал так, словно каждый удар лопаты доставлял ему неописуемое наслаждение, приближал к обладанию заветным кладом, он копал, проникая все глубже, высоко отбрасывая мерзлые комья. "Гробовщики вырыли славную яму!"

На мгновение Игорь прервал работу и посмотрел на Грету. Та опустила фонарь вниз, свет падал на полу куртки и край белого плаща под ней, остальная часть фигуры оставалась темной: за Гретой, ярче фонаря, висела луна, очерчивая силуэты голых, без единого листика, деревьев.

– Игорек, миленький, – просительно продолжила Грета, – не останавливайся, давай, нам на обратный поезд успеть надо...

Игорь представил, что ему придется провести с ней ночь на вокзале. "Мы будем сидеть, прижавшись друг к другу, грязные, пропитанные запахом смерти. Нет, это я буду грязный, а она пока даже сапожки не испачкала..."

Он утроил усилия. Выпитая водка заблудилась где-то внутри и уже не оказывала никакого действия: Игорь чувствовал лишь усталость.

Наконец лопата глухо ударилась о дерево. Теперь работа пошла быстрее. Он уже стоял на крышке, точнее, на ребре крышки: гроб располагался под небольшим углом, словно Николай, обретя новое деревянное тело, решил немного полежать на боку. Лопата была достаточно острой, она порой цепляла и сдирала шелковую, некогда голубую, а теперь уже пропитавшуюся влагой и потемневшую обшивку, обнажая неструганое белесое дерево.

Гроб казался Игорю куколкой большого насекомого, яркий образ ночной бабочки с головой Николая на мгновение появился перед его глазами. Игорь в ужасе отшатнулся и чуть не отбросил лопату.

– Скоро? – донеслось сверху.

– Видишь же...

Он снова, стремясь унять дрожь, с остервенением принялся выбрасывать комья.

Игорь освободил лишь крышку и чуть-чуть расширил яму с одной стороны, чтобы, открыв гроб, можно было встать рядом. К тому же яма оказалась глубже человеческого роста, и без промежуточной ступени было не обойтись.

– Что дальше?

– Помоги мне спуститься.

Она подошла к самому краю, и теперь Игорь видел ее ноги в коричневых коротких сапогах: два уходящих вверх и скрывающихся во тьме белесых столба. У Игоря был одноклассник, Герка, любимым занятием которого было сидеть на переменах под школьной лестницей и смотреть на поднимающихся вверх девочек. Затем Гера сообщал подробности увиденного, порой заставляя одноклассниц смущаться и краснеть...

– Ириша, по кому у тебя сегодня траур?

– А что?

– Чего ты черные трусики надела?

Герка быстро получил свое. Избили его совсем не по-женски, но царапины на лице говорили о том, что девочки приложили свои руки.

– Да помоги же мне! – повторила Грета.

– Двоих крышка не выдержит, проломится...

– Ну встань как-нибудь, ты же видишь, мне не спуститься...

– Ты бы сняла плащ и куртку, – посоветовал Игорь, – перемажешься.

Она осталась в темной юбке и кофте.

– На, – Игорь протянул к ней руки и на какое-то мгновение оказался прижатым спиной к противоположной стенке ямы. Затем он опустил Грету на доски, которые вскрикнули совсем по-человечьи, и ему показалось, что это был голос Николая.

– Ты должен открыть гроб.

Игорь молча повиновался. Яма была тесна для троих. Пришлось снова подкапывать, отбрасывая комья песка прямо под ноги Грете. Наконец удалось подцепить крышку. В нос ударил тошнотворный запах. В тусклом свете фонарика белело строгое лицо Николая. Оно почти не изменилось. Следы разложения были едва заметны... Но запах!

– Подожди меня наверху, – попросила Грета.

Он прислонил крышку к стене и в одно мгновение выскочил из могилы.

– Отойди... За ограду... Оставь меня с ним наедине, – голос Греты был холодным и бесстрастным.

Когда Игорь отошел в сторону, тени запрыгали по окружающим деревьям: она, по-видимому, закрепляла фонарь. Затем мельтешение теней приняло иные формы. "Что она там с ним делает?" Любопытство не давало ему покоя. "Если бы мне сказали, что она совокупляется с мертвецом, я бы не удивился. Сама как мертвец..." Игорь легко представил себе эту картину: она разрывает ширинку, достает оттуда успевший посинеть член, дует на него, массирует, и синяя, истекающая гнилью плоть оживает, затем Грета садится на мертвеца верхом, и, оседлав его в этой страшной лодке, скачет.

Он невольно поежился. Страх, смешанный с холодом. Теперь Игорю пришлось вырядиться сорокой, сняв с ограды и накинув на плечи свою куртку и плащ Греты. Он снова посмотрел в сторону ямы. Тени продолжали резво и весело прыгать.

И тут ему действительно показалось, что Грета совокупляется с мертвецом.

"Экое паскудство", – где-то внутри прозвучал голос деда, умершего много лет назад.

– Господи, прости, Господи, – пробормотал Игорь, – помилуй, Господи...

Неожиданно страх пропал. И в этот момент из могилы донесся голос Греты:

– Игорь, подойди пожалуйста, помоги...

Из могилы дохнуло тлетворным запахом. Грета сама закрыла крышку и теперь стояла на ней, протянув к Игорю обе руки. Игорь крепко сжал их и рывком помог вдове выбраться из ямы. Ее ладони были теплые.

– Пора, следующая наша, – услышал он голос Греты.

– Ничего себе. Проспал всю дорогу.

Через полчаса образы, преследовавшие его во сне, обрели плоть. Земля на могиле еще не успела слежаться, и копать было довольно легко.