| НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ | Выпуск 17 |
Обратные переводы
Пожалуй, никто так не понимал трагическую непереводимость русских стихов на английский язык, как подлинно двуязычный поэт и писатель – Владимир Набоков. Отчаявшись перевести Евгения Онегина, он представил англоязычному читателю прозаический перевод, снабженный подробнейшим комментарием. По словам самого Набокова, ради точности он "пожертвовал всем: красотой, благозвучием, ясностью, хорошим вкусом, нормами современного словоупотребления, и даже правилами грамматики". А затем написал два сти-хотворения на английском языке "К переводу Евгения Онегина". Написал онегинской строфой и отомстил переводческому тупику. Так можно отомстить только самому себе. Английские стихи Набокова почти так же непереводимы на русский. Автор сделал для этого все возможное – просчитал, просинкопировал, вдоволь поиграл английскими созвучиями и сосмыслиями. В приводимом (переводимом) ниже стихотворении "Вечер русской поэзии" он дает неуклюжие транскрипции особенно невыносимых для американского уха российских слов…
Л.Сухарева
|
Вечер русской поэзии "…похоже, это наилучший поезд. Мисс Этель Винтер с кафедры английского языка встретит Вас на станции и…" Из письма, адресованного приезжему лектору Предмет, что выбран для беседы, тонок, витает всюду: круче берега базальтовые стали, и река вновь говорит по-русски, как ребенок сквозь сон, скороговоркой, наугад. Мой маленький помощник, слайд проворно вставляй в фонарь волшебный и лучом на весь экран высвечивай, повторно, мое ли имя, иль иной фантом славянский. Что ж, благодарю покорно. Свой алфавит под клекот журавлиный грек на холмах, коль вспомнишь ты, писал; и стрелы то в закат, то в ночь метал. А наше небо, запах древесины и меда вкус перекроили дивно и стрелы, и заимствованных птах. Что, Сильвия? "Зачем же о словах мы говорим? Ведь знание важнее". Затем, что звук слит с формой – вот идея. Все неразрывно: жидкость и сосуд, и мед, и вереск. Радуга есть суть всех линий, и земля кругла, и с нею сам русский стих, и звучность русских гласных подобна писанкам, цветкам атласным, в которых золотистый шмель жужжит, ракушкам, в чьих устах прибой шумит. Еще вопрос? "Закон просодий ваших?" Что ж, Эмми, наш пентаметр для вас звучит, как ямб хромой, едва продравший, а, может, так и не продравший глаз от снов, где важно властвовал пиррихий. Закрой глаза. Мелодия растет, и длинно слово среднее; вот стих, и диковинной змеей ползет он; вот удар, ты слышишь тень другого, бьет в гонг третий. И четвертый вздрогнет тихо. Все это создает чудесный фон, Неспешно раскрываясь, как бутон в какой-то фильме, где сюжет не нов. Но рифма – день рождения стихов. Есть в русском языке, как и в любом другом, ты знаешь, близнецы. В альбом тебе всегда срифмуют кровь с любовью, природу со свободой, с голью – боль, Рифмуют человечный – вечный, боле того – с печалью даль, луну – с чем хошь. На жизнь и смерть ты рифмы не найдешь. Я ржанье существительных своих гнедых за океаном слышу; шорох причастий, вниз спускающихся, их шаги, их поступь мягкую сквозь ворох листвы, как шлейф волочащейся; ili, глаголом обтекаемое. Ночи Алтая, заводь звуков с "и" для лилий. Бокала звон, который погубила Ладонь, его накрывшая средь прочих. "Деревья? Звери? Ваш любимый камень?" Береза. Синтия. Сосна, Джоанна. Как гусеница там, на высоте, мое качалось сердце на листе, давно засохшем, но висевшим сносно. На цыпочках, как ветер ей велел, стоит березка стройная. И в соснах закат горит, как уголья в золе. А в прозе среди всех зверей порой лопочет птица бардов – гость ночной, чье горло, подражая звукам клейким, журчит, свистит, поет в глуши лесной – ну, все равно, что призрак или флейта. Эпитетов граненых не сыскать. Не нам владеть рубинами вселенной. Разделены и грань, и блеск, пока сокровища сокрыты наши. В ночь ненастную, все ювелиры, прочь! Спина, как Аргус. Я опасность чую. Ползут за мною тени по пятам. По только что написанным кочуют страницам, оставляя кляксы всуе, читая в лупу их то здесь, то там. А в сумерки под окна моей спальни являются устало, молча ждут под дверью, и звонками будят память, и убегают, когда день на сани садится, отправляясь в зыбкий путь. Как быстро протекает время. Мнится, что Пушкин, расстегнувши воротник дорожного плаща, в карете мчится, подремывая, мимо вереницы бесформенно желтеющих rakeet – кусты у нас такие. Песню тянет ямщик, и запах трав вдыхает грудь. И длится небо над землей бескрайней, и бесконечна песнь, и долог путь. И вдруг синкопа, тихий всхлип (Некрасов!). Одышку тянут слоги за собой. Навязчиво повторны и ненастны, иным они милей, чем стих любой. Влюбленных пара говорит о жизни, о счастии в растрепанном саду, где под луной значительней, чем в жизни, и дерева, и их сердца в саду. Страсть расширять понятия присуща поэзии всей нашей. Чудеса мутации вещей меняют сущность – крот обернется птицей в небесах. Но, преданные символам ненужным, С попутчицей – наивною тропой для ног босых, дороги наши дружно к молчанью ссылки нас ведут порой. Не позволяет время завершить Сей сказ неповторимый – neighukluzhe, Nevynossimo – надо уходить. Что я сказал? Дыханье затая, с укрытой в шляпе птицею слепой беседу вел я и кропил поля желтком ее яиц, разбитых для забавы пальцев. В заключенье тут же напомню: тени следуют за мной. Пространство распадается. Укоры щедротам скудным памяти. Так вот, в одном местечке пыльном в графстве Мора, (где на холме унылое растет мескитовое дерево), а также в Вирджинии (где теплой пеленой дождь сад укрыл и спрятял кустик каждый) запахло вдруг родимой стороной. Сквозь сон малыш – послышалось тогда же – забормотал по-русски, что – не важно. Свои пожитки бедные упрячет волшебник – ящик, с дном двойным стихи, цветной платок, канат, волшебный мячик. И ты почти раскроешь пасс случайный, но все же фокус остается тайной. Чек на конверте подан. Взмах руки. "А как по-русски “разговор прекрасен”? “Спокойной ночи” как?" Ну вот, смотри: Bessonnitza, tvoy vzor oonyl i strashen; Lubov moya, otstoopnika prostee. (Бессонница, твой взор уныл и страшен, любовь моя, отступника прости.) К переводу "Евгения Онегина" 1 Ну что есть перевод? Ведь это крик попугая или треп макаки, голова поэта на блюде, оскверненный гроб. О, Пушкин, многим паразитам простится, коль простишь мне. Хитрым обманом в стебель я проник к твоим корням и пил из них. Язык освоив твой, заметим, побег иной уж я взрастил и стансы новые привил с твоей основою в сонете колючке придорожной прозы. Она – кузина твоей розы. 2 Дрожат слова при отраженье – так пляшут в дымке огоньки и удлиняются в движенье на черном зеркале реки. С настойчивостью постоянной о, Пушкин, я серьгу Татьяны все подымаю, как в бреду. С твоим повесою бреду угрюмым. Звук аллитераций анализирую главы восьмой, четвертый стих. Увы – слились в поэте и схоласте и пыль, и пыл: я голубь твой, что метит памятник собой. Литературный ужин "Войдите", – хозяйка моя расплылась в улыбке, ее растянув меж имен, как между холмов бы долина вилась. Пожатие рук. "Отведайте доктора Джеймса, мой друг". Я был голоден. Джеймс аппетитен был. Он бестселлер прочел, и роман был силен, он считает. А доктора Джеймса жена подложила добавки мне. Я рядом с ней пышногрудой сидел. Все жевала она, мне ножом указуя куски повкусней. Я ел – бесподобен в Египте закат; у русских дела идут явно на лад; знаком ли я с принцем Попринским – он был знаком с ним то ль в Ницце, то ль в Каннах – забыл. Они много поездили оба, и вот ее хобби – знакомства, жизнь – хобби его. Стол был в меру хорош, но вкуснее всего Мозжечок оказался хрустящий его, слегка твердоватый. Жуя, на блюдо откладывал косточки я. Ода к модели Модель, я следил за вами по всем рекламным фото в журналах, от снимков, где трава под ногами до поздней осени и листьев алых; от вашей лилейно-белой подмышки до кончиков порхающих ресниц, трогательно-глупых и пышных, и стильных, как у модниц. А то еще в гетрах и в юбке стоите, как какой-нибудь сказочный идол, раздвинув ноги – как руки в боки – носками врозь. Я видел: на лужайке пародией весны и цветущего древа стоите у вазы и парапета, вроде как стреляющая из лука дева. Балерина в черной маске у парапета из алебастра. "Могут ли, – кто-то спросил улыбаясь, – “огонь“ и “агония“ рифмоваться?" А можно жаворонка или ворона представить, как негатив жаровни? И если пластинку в другую сторону вращать "он вор" прозвучит ли "ровно"? И можно ли на модели жениться? Убить ваше прошлое, сделать вас настоящей, создать семью? Удалив ваше тело с прошлогодней страницы журнала Фальшн Ревю. |
|
|
|