| ПОЭЗИЯ | Выпуск 19 |
|
Спальный вагон метро Мимолетен бросок наших глаз В тех, кто безгласен. Они в метро спускаются, чтобы спать Вместо глаз – открытая пасть Это они в кацавейке вповалку А глаза – ресницами сшитые щелки В зловонном вагоне метро кольцевого И заросший след от часов на запястье Все под палубой тихо, а наверху – сон В чистом безденежье нашем Что-то от этих снов Явь чистотельна, как сон их прост Сон санитарный с белозубым оскалом До оскомины повторяемый след До изнеможенья у какого-то моря марсельского, куда в купоросную синь рукой дотянулся ты Что же мы делаем, повторяя: Не марай их моралью Деньгами не сори Между лузги и пылинок И высыхающих быстро их вздохов. Ненависть снег. Реставрация скатерти (Из цикла "Итальянские стихи") В этой сумрачной трапезной – Реставрация скатерти На стене. Напротив нее – далёко через искусственный нерушимый воздух, где лишь движение глаз и нет даже ветерка от рубашек – "Распятие" Монтерфано. Неизвестен, по-видимому, художник он во времени извествлен и застыли губы, прошептавшие имя А здесь столы наполняются хлебом это хлеб, что дремал в веках. Открываются темные дали, И проступают ноги апостолов под столом Словно зрение силою их возвращается городу глаз В отблесках японских лиц быстро заполнивших солнечную площадь просочившихся сюда сквозь вакуумный тамбур с очарованной оптикой Но не видят Женщину с лампой, что парит над квадратным своим сантиметром фрески скатерти вечери столько дней ее возделывая одна и никого не заметив, выключив лампу, уходит. В полутьме остается Самобранная скатерть Испещренная пометками, Рытвинками дневными И безвременна подпись наша Но кто из лиц безымянных В длинной каменной трапезной Сможет выйти в голод слепящих лиц? "No flash", – повторяет голос разгоняя руками ничего не давая запечатлеть. Что значит "флеш"? – не помню, "вспышка" или "плоть"? Пьеса Две поэтессы напротив друг друга На табуретках Покачиваясь Изображая июньскую встречу Ту полутайную Перед самой войной При немногих свидетелях В комнате восьмиметровой "Был ли паркет, это надо проверить Или только партер марьино-рощинской пыли", – Так говорил режиссер им, Что рассадил их по двум сторонам комнаты "Собственных стихов не читайте, но держите их наготове рядом с речью... Перед собою протяните руку с большим бумажным листком на которых написано их имя..." Он предложил им одеться в старые водолазки Чтобы осталось, не утонув, в безликом том трикотаже только лицо. "Вы играйте лицами белыми, как листки, на которых еще не написаны глаза и ресницы играйте хотя бы с чистого древесного листа липы" "Лицо поэта, – так он им говорил, – в моем представленье – лишь цветная неуловимая ткань, по которой войною времен проходят лица встреченных им" "Можно курить?" "Нет, не нужно. Потерпите" "Для кого мы играем? И что значит "играть"?" "Вы остановочный пункт... что вполне достаточно... или безостановочный... времен тот пунктир, откуда исходят волны ветра от ваших волос в прошлое, к тому дню... или в будущее". "Но продолжим... Он воплощает других Имя его – это мозаика благодарных имен других Им он обязан всем Потому что они – его воплощенье" Приблизительно так бормотал он им в уши... Обдавая свежим дыханьем Внушая инструкции, отвлеченные, как реклама лаванды. "Изображая другого мы имя держим свое словно маску перед собой но написано на нем имя чужое" И он выдал им листки, прикрепленные на длинных планках похожие на белый веер написав слова на одном "Ахматова", на другом "Цветаева" "Так вы станете двойным анонимом", – он внушал им. Изображая других на табуретках пригнувшись в черном своем трикотаже. "Ваш диалог отдаленно может напоминать допрос" "Кто же кого допрашивал?" "Никто никого и при том – обе друг друга эта встреча, в которой воплотилась вся жизнь это пьеса... потому что они играли встречей своей всю-то жизнь нашу... все свидания безымянные при понятых... при свидетелях чьи лица едва различимы в рембрандтовской темноте ведь все, кто искал другого... встретились в этой комнатке и кто, говорил утвердительно тот вопрошал и смотрел на себя сквозь драгоценные глаза другого" Вечер... нескончаемый вечер июньский "Помните... в последний раз встреча их на этой земле но здесь на дощатом полу нашей комнаты на подмостках, верней, на мостках расставанья вы напомнить должны что их встреча еще состоится. Вы не играйте Ту первую ордынскую безымянную встречу Вы играйте вторую где-то в Марьиной роще в Александровском переулке Но главное – вы играйте себя Играйте свидетелей марьиных рощ облаков волокнистых стад над Москвой над московским июнем запечатлевшим как паспорт всех нас... но тех неизвестных соседей кто спал в других коммунальных комнатах как молодой сосняк не знает никто" Две поэтессы в черном Начинают играть тихо проявляясь лицом в темном воздухе они могут изображать все, что хочет любая из рук "Вы поймите... им не играть предстояло – рыдать... трубным голосом звать... и рубашки шить из подорожника ниток... Или играть только небо за небольшим окном играть тот июнь что мгновенно ушел тогда незамеченный Поймите, вы играете монумент той встречи но играете так, будто она была репетицией встречи вашей здесь и сейчас" "Дверь откройте, – он сказал чтобы воздух входил постоянно чтобы вы ощущали живой сквозняк, озноб на известковых своих локтях Вы воплощение их они остановились, проходя, в вашем взгляде в этой комнате со свежими окнами..." Обе синхронно отерли глаза при пробужденье от слез или снов И продолжали молча играть |
|
|
|