КОНТЕКСТЫ | Выпуск 22 |
Прежде чем открыть книгу Валерия Куклина “Прошение о помиловании” любопытный читатель должен спросить себя: не боится ли он, что его представление о мире изменится, хочет ли он узнать скрытую изнаночную сторону жизни, понять какими силами управляется мир, насколько могущественна тайная власть в любом государстве и сколь ничтожные причины могут запустить беспощадную машину уничтожения, коверкающую судьбы людей и целых народов?
И если читатель, забыв осторожность, отвечает утвердительно, то автор, не давая опомнится, беспощадно вталкивает его в тюремную камеру смертника.
Заметил ли читатель небольшую приписку в начале книги? “Роман был арестован КГБ СССР в декабре 1981 года. Восстановлен в 1998 году”. Оторваться уже невозможно. Как Вергилий вел Данте по кругам ада, так и автор на протяжении всего почти мистического путешествия в кромешный “преступный мир” незримо присутствует рядом, и словно надежный проводник ведет читателя по разухабистой жизни главного героя.
А как вскрыл герой один ларец - там второй, вскрыл второй - там третий... четвертый... пятый... шестой...
Вскрывал он так ларец за ларцом, пока не вскрыл последний и не увидел там... зеркало.
Удивился, тронул рукой свой образ - и рассыпалось зеркало, развалилось, блеском бойного стекла усыпало землю... что ни год - то осколочек, что не сердца слеза - то трещинка...
Роман поделен на главы-осколки. И каждый Осколок - страница жизни героя, черта его образа. Он пишет Прошение о помиловании, на деле же получается исповедь несправедливо осужденного, по существу невинного человека, судьбой которого правит рок. Это писание, есть попытка оправдаться, очиститься пред самим собой, пред людьми, пред Богом, - хотя герой и не верит и не понимает его, - но не пред судом. Пред законом он виновен. Но он знает, какие силы стоят над правосудием, над государственным строем, над лживой моралью, призванной охранять благополучие сильных мира сего.
Исповедь начинается с раннего детства. Война, смерть матери, алкоголизм отца, а затем и его гибель накладывают свой отпечаток на детскую душу. Первое сильное переживание - наказание и “отсидка” в темном чулане возле бабушкиного сундука, наполненного в воображении ребенка драконами, злыми волшебниками и принцессами.
…не зная еще слова “СВОБОДА”, я ощутил всю горечь отсутствия ее.
Военная, послевоенная пора заставляла детей взрослеть раньше положенного срока. Со школьной скамьи они перенимали модные тогда полууголовные повадки, переносили воровские законы на свои взаимоотношения, живя по законам стаи, где правит страх, сила и ненависть. Не удивительно, что они знали о жизни не меньше взрослых.
Неправда, что дети не понимают всего в отношениях взрослых. Это родители так говорят, чтобы не стыдиться за свои поступки, совершенные в присутствии детей.
Главный герой бунтарь. Он бунтует против любого насилия над собой, над своей свободой. Он не покоряется никому, начиная с того момента, как толпа пацанов в упор закидала его камнями и палками и чудом не убила, но он не дрогнул, не упал, не покорился, а выстоял.
Я очень хорошо представляю те ощущения, которые испытывает человек, вжимающийся в землю во время артобстрела или авианалета, я даже иногда вижу, как надо мной проносятся куски горячей стали, понимаю, что вот-вот может наступить момент, когда надо по приказу “Вперед!” встать во весь рост и с криком “Ура-а-а!!!” - броситься наперерез свинцовому ливню, и знаю, что, добежав до чужих окопов, надо пересилить в себе желание стошнить, воткнуть кому-то штык в живот или в грудь…
Как и почему герой оказывается в первый раз на скамье подсудимых, читатель узнает из романа. Сам этот факт неизбежен, как по замыслу неких темных сил, даже по заговору вселенского зла, так и по складу характера героя, его нежеланию покорится никому и ничему, стремлению самому диктовать свою волю.
Должно быть, внутри каждого нашего якобы неразумного поступка находится некая оправдательная логическая конструкция, именуемая Надеждой…
На что надеется герой? Ведь вся его жизнь, по сути, есть надежда. Надежда на лучшее, на справедливость. Он надеется на прощение? Нет. Скорее на понимание…
Но его непомерная гордыня пугает людей. Самым близким и дорогим для него становится Голос, который звучит в его сознании. Герой знает, что Голос принадлежит сатане. По сути, это его второе я. Вечный собеседник, сопровождающий его почти неотлучно, изредка принимая материальные формы в виде прокурора, начальника тюрьмы или вора в законе.
Здоров ли герой психически? Ведь автор по ходу романа помещает его в психиатрическую лечебницу. “Какие здесь ласковые люди!” - восклицает герой, приходя к пониманию того, что в абсурдном, безумном мире можно почувствовать себя человеком, только оказавшись в сумасшедшем доме. Есть ли в его сознании отклонения или же сам его характер является отклонением от нормы, проявлением болезни, название которой: патологическое стремление к независимости.
Свойственно ли нормальному человеку стремление к независимости? Тут вопрос философский. Что определить, как критерий нормальности? Каждый строй, каждая система имеют свои стандарты, но любая система построена на подавлении личности.
Невольно читатель задается вопросом: Мог ли такой человек существовать в социуме и жить по его законам? Вряд ли… Он оказался именно там, где и должен был оказаться и, не имея возможности обрести свободу телесную, устремился к свободе духовной.
- Тебе чего? - спросил, хмуро взглянув на меня, библиотекарь-туберкулезник с лицом цвета спелого лимона, получивший десять лет за растрату государственного имущества еще при Сталине. - Детективы и “про жизнь” сейчас на руках.
- Ему Достоевского, - ответил за меня мой друг и сосед по нарам, - и Толстого, и Золя, и Сервантеса...
- Все понял... - улыбнулся чахоточный. - Парень хочет жить.
Параллельно судьбе главного героя, автор, на мой взгляд, совершено точно вскрыл одну из причин распада СССР. Она заключена в подмене коммунистический идеи криминальной идеологией, где ложь государственная возведена в ранг общепринятой лжи, где номенклатурные блага являются вожделенной целью, где правители обворовывают и обманывают свой народ, где путь наверх лежит через воровские сходки.
Везде есть Система. В каждой отрасли так называемого народного хозяйства. И все эти Системы делятся на две категории: Системы для начальства и Системы для подчиненных. Чем выше начальник, тем большего он требует от Системы, а подчиненные ему прислуживают. Все воруют и все присваивают то, что принадлежит не им. Поэтому все в этой стране - воры и уголовники. Все мы - с одного поля ягода с теми, кто сидит в тюрьме или в камере смертников. Нет никакого социализма в стране, никакого равноправия, никакой свободы и ничего из того, что учил ты в школьных учебниках.
Невольно создается впечатление, что несчастная страна эта населена обездоленными бедняками и преступниками, а та самая Надежда, о которой грезил герой - Надежда на справедливость, трепыхнулась где-то в недосягаемой выси и скрылась навсегда.
”Много болтаете! - говорит. - Коммунизм вам подавай. Чтоб каждый щенок пришел в магазин да что хочешь, купил? Я десять лет угробил на то, чтобы, как человек, жить. Не будет у вас коммунизма! Не хочу такого коммунизма! Не позволю! И другие не позволят!”
- Большой начальник? - спросил сосед по нарам.
- Не знаю, - почему-то соврал я, хотя слышал где-то краем уха, что тот был заместителем председателя горисполкома.
- Значит, просто сволочь, - сказал он, словно припечатал.
Людей надо обманывать - вот типичная уголовная или, как принято считать, человеческая психология. Не обманешь - не проживешь. И сатана учит героя житейской мудрости:
- Дураков не бьют - им льстят. Кто поступает так, тот живет богато.
Или вот еще:
…на людях надо выделять те свои недостатки, что могут быть симпатичны им. Но отнюдь не достоинства. Если люди видят, что ты в чем-то лучше их, они тебя ненавидят больше, чем когда ты им чем-то насолишь.
Сатана изобретателен. Он принимает разные образы. Словно Мефистофель перед Фаустом, он рассыпает перед героем семена зла, пытается отравить его душу, заставить принять воровскую психологию, как единственную разумную. И немало преуспевает в этом.
- Люди - овцы, - сказал Евгений Евсеевич. - Они предназначены, чтобы их стричь и доить. Можно резать их на мясо - они все стерпят, и даже превознесут тебя. Великие люди сознавали это и создавали великие Системы: Август, Чингисхан, Гитлер, Сталин... Но умерли они - и не стало ими созданных Систем. Вместо Системы социализма СССР существует масса мелких, давно уже заменивших его Систем, даже сталинскую Конституцию, приведшую в ужас воров (я помню это), вы заменили на нынешнюю, брежневскую, от которой в восторге я и мне подобные.
Сатане удается многое: отвернуть героя от Христа, очернить его душу, заставить ненавидеть людей, стать вором, подлецом, альфонсом… Не удается одного: сломить непокорный характер, вытравить стремление к свободе.
- Но ты - мой.
- Ты чересчур самоуверен, - рассмеялся смертник. - А я покуда еще жив.
- Но ты боишься даже назвать меня.
- Вовсе нет, - ответил он Голосу. - Просто назвать тебя вслух... как-то смешно.
- Смешно?!
- Конечно... Ну, сам послушай: Сатана. Что за слово?
Смертник перемежает свою исповедь сказками - притчами. Почему он слышит Голос сатаны, а не голос Бога? - этот вопрос вторым планом проходит через весь роман. И автор дает ответ: потому что его земная жизнь хуже ада… Или, как думает герой, потому что Ангел опоздал.
- Здравствуйте, - сказал Ангел, - тут ворон не пролетал? Черный такой, с горящим взором.
- Пролетал.
Ангел опечалился:
- Опять опередил...
Мог ли герой, мыкаясь по тюрьмам, где попадал в такие ситуации, из которых было два выходя: побег или смерть, стать нравственным человеком? Почти вся сознательная жизнь его прошла либо в зоне, либо в страхе быть пойманным, находясь в общесоюзном розыске, живя под чужим именем, по чужим документам.
Тюремный быт с его жестким распорядком и малым пространством вокруг одинокого тела превращает жизнь заключенного в тот тихий ад, из которого один выход - медленное сумасшествие, когда каждый день представляет собой ступень деградации, того сошествия вниз, где разума в человеке остается все меньше, а животные инстинкты и главный из них - жажда жизни - овладевает всем существом.
Как и герой “Рукописи найденной под кроватью” А. Н. Толстого, герой Валерия Куклина заканчивает свое падение идеей мести. Отмстить главному злодею и благодетелю. Тому, кто затянул его в паутину лагерей, убийств, побегов, исковеркал жизнь и в последствии пожелал сделать своим приемником. И эта месть осуществляется тогда, когда, казалось бы, герой окончательно смиряется и принимает законы воровского мира. Уголовный авторитет, властитель раскинутых по всей стране подпольных сетей, встретившись с ним взглядом, умирает сам, умирает от страха… Что он увидел в этих глазах?.. Свою судьбу? Свою смерть?..
И опять герой не виновен, и опять доносит на себя: “Я убил человека…”
И вот камера смертника. Герой спешит. Он так захвачен своей исповедью, что не замечает ничего вокруг. Ему надо выговориться, выплеснуть наружу ту боль, которая жгла его всю жизнь. Это исповедь человека простившегося с жизнью, знающего ей цену, разницу между существованием и свободой, между тюрьмой и волей. Он не молит о пощаде, он желает одного: успеть дописать.
Бумага кончилась… Да и карандаш исписался до того, что больше карябал бумагу, чем писал.
Смертник разгрыз дерево вокруг графита и, перевернув листок, стал писать между своих собственных строчек.
Эта кипа бумаги сохранится после него… После того, как прогремят выстрелы, и его тело безвольно упадет в мягкую сырую глину. Но он останется в этом мире тем, что давно уже перестало быть “прошением”, но стало частью его самого, исповедью человека стремящегося к свободе.
|
|
|