| ПОЭЗИЯ | Выпуск 23 |
|
* * * Такая пустота в темнеющем саду, что мнится мраморное чудо в глыбе гипса, и вдруг надеешься еще хоть раз родиться - в таком же сумеречном и пустом году, и засиять сквозь ветви дымных скумпий, услышать шорох на тропинке, вздох травы - и голос за кустом, задумчивый и ломкий, стрелу печали спустит с тетивы, сказав кому-то: “Опоздав родиться, я чую только призраки любви”. * * * Интересно, когда молодой Мережковский - сравнительно молодой, полный сил и амбиций, - живописал старого, нищего, покинутого всеми учениками Леонардо, он прозревал свои грустные дни и годы в Париже, оторванность от всего людского, кипучего, предрождественского?.. Тяжесть мертвеющего сердца, его тусклую тоску и обреченность?.. Интересно, интересно - и зачем это меня вечно интересует не то - ах, совсем, совсем не то! дек. 2002 * * * Стоит оборваться телефонному проводу - и вдруг ощущаешь, сколь ты на самом деле отрезан от мира, беспомощен: город пуст, и эта орава подростков, что матерится у тебя под окнами и губит музыку твоей души, и те, кто вчера еще сидели за твоим столом и пили за твое здоровье шампанское, - все они на самом деле заняты своими неотложными могущественными делами, вопросами жизни и смерти какой-нибудь неоплаченной квитанции, несданной статьи, восьмичасовой уздечки, помидоров на даче или срочного анализа крови в детском саду многолюдной перенаселенной жизни, в которой ты - и это очевидно как никогда - абсолютно лишний. * * * Поздно уже в определённый момент - или надо быть сумасшедшим - ожидать появления кого-то; появления выбирают, кого осчастливить, по рангу - и тут возрастной ценз непререкаем, как на таможне: души меняют родственников много раз в жизни, в основном, в периоды межсезонья, в зависимости от личных обстоятельств и спроса на качество жизни, моды на увлечения и профессии (уж не берём в расчёт социалку, это само собой). Эй, родная душа, ау: мелькнула тень на обоях, но даже адрес уже поменялся сто раз, да если бы я его и знала, это же надо быть сумасшедшей! - Нет, нет, нет, мои дорогие, я ещё не выжила из ума, чтобы кому-то кричать - или даже звонить. авг. 2003 * * * Растительности нет. Зима на цинке кровель. Дрожащий полусвет отбрасывает тень от маленьких предметов, и неровен час дня и вечера. Скоропостижен день. Сера земля и серы тротуары. Сух воздух, голос по странице сух. Снег не растет. Все замерло, застряло, и выжидателен тишайший дух. Дыханье еле-еле, глаз притушен, и буднично заколота коса. Я подметаю пол, раскладываю груши по подоконнику, и нежная краса зеленоватой шкурки чуть румяна, чуть холодит ладонь массивный плод. Слегка знобит, чуть запотело в рамах оконное стекло, а снег нейдет. * * * Пух летит с чертополоха, сухо шелестит осока, пахнет мятой и дождем. Невозможно, невозможно! Гул и грохот за кустом красной огненной котельной, я жары ее смертельной ласку чувствую лицом. Невозможно, невозможно! Не могу понять, за что: и кузнечик, и тетрадка, капля, пух, ромашек грядка - и молчание Твое. Лебеди в Куле I have looked upon those brilliant creatures and now my heart is sore W.B. Yeats “The wild swans at Coole” Осенние тропинки сухи, шуршит опавшая листва, сквозь лес сюда иные звуки доносятся едва-едва. Который год я здесь брожу и лебедей своих считаю, и снова отпускаю стаю, и снова откровенья жду. О, счет веков благополучный, когда судьба других миров, их путь зловещий, скорбный, млечный сокрыты дымкой облаков. |
|
|
|