ПОЭЗИЯ Выпуск 41


Игорь ПАВЛОВ
/ Одесса /

Сырым графитом пахнут доги...



* * *

Сырым графитом пахнут доги,
Поет Лучано Паваротти...
А где-то – степь и холм пологий,
И кто-то ноет на болоте.

Игрой на той ли, этой ноте
Судьбы не скрыть и не умаслить.
Вон там – на дальнем повороте
Мотоциклист разбился насмерть.

И здесь покоя не обрящем.
Так далека Святая Пристань!
Нам мира в мире нет – летящим,
Лютующим мотоциклистам...

Мы робость возведем в обычай,
Друг друга чуть касаясь взглядом.
Но и в молчанье непривычном
Мы будем рядом, рядом, рядом!

А смертный час когда настанет
И ядом обернется пища,
Во мгле, клубящейся и странной,
Уйдем в стволы и корневища.

Уйдем в запущенные травы,
Росой закрытые от пыли.
За всё, в чем оказались правы,
Уйдем во всё, что мы любили.

Там, исходя осенним счастьем,
Укроют нас цветы и листья.
И мимо, мимо будут мчаться
Безумные мотоциклисты!


* * *

Ненастье. На кухне нахмурилась ложка.
(Захлопни окошко.)
Яйцо, вынутое из холодильника, засветилось
                                и тут же туманно погасло.
(Передай мне, пожалуйста, масло.)
Слышишь? На улице ветер погнался за дрожью.
(Мы стали как будто моложе.)
Слушайте! Слушайте все – монологи разбуженных улиц!
(Ставни замкнулись.)
Дождь. Это с копьями в город вошло Ассирийское
                                древнее войско.
(На улицах вольно. На улицах скользко.)
Дождь. Мы в постели, обнявшись, уснули.
(Дождь, дождь, дождь, дождь – в карауле.)


Две элегии

1
                 Твоя шизофрения не подходит
                 к моей паранойе
                                              (из разговора)


На ледяной ладошке рассвета
Зябкие, зябкие скачут дома.
И в одном из них сходят с ума
Писатель – и девочка Света.

(Девочка в платье коротком,
Ослепительные ноги,
Лучшая Света из Свет,
Всего восемнадцать лет.)

Писатель невзрачен. Он скучен, он мрачен,
Ничто ему не удается.
А Света коленки белые прячет,
А Света смеется, смеется, смеется!

Писатель хочет сообщить миру, что он талантлив,
что он умен и еще может многое создать, но
тем не менее, жизнь прошла,
А Света и строчки его не прочла,
А Света хохочет и знать не хочет,
Что так вот, что так обстоят дела.

И писатель все смотрит, смотрит в окно...
Ему кажется, что за окном темно,

Ему кажется, что темнота ежится,
Ему кажется, что темнота множится
И что горло его воспалено.
А, кроме того, воспалено воображение...
Он смотрит на мир как сквозь пленку из плекса,
Он в области горла чувствует жжение,
А также в области сердца.

И слезятся глаза, и слезятся глаза:
Ему на Светлану смотреть нельзя.
И вот она выходит из дома,
Чтоб миру дать смысл и названия,
А писатель остается, остается дома
С отравой в сознании.

Он хочет писать, писать, писать,
Что жизнь не вернется вспять...

2

Валентина лицо было шатким
И казалось совсем одиноким.
Он любил голубую старушку
На измятой картинке Дега.

У окна задыхался камыш
В розоватом щербатом вазоне,
Тридцать лет он мечтал о приволье,
О болотах, ненастьях, лягушках,
Тридцать лет засыхал у окна.

К Валентину пришла Неонила,
Круглощекая девушка Нила,
Толстоногая девушка Нила
В этот вечер пришла к Валентину
Для любови, друзья, для любови
На виду у седого цветка.

Неонила была краснощека...
Неонила была краснощека
И носила веселые платья,
Хохотала – все больше не к месту.
Валентин же мрачнел, разрыдался
И в ладошке часы раздавил.

Неонила его утешала.

Неонила его утешала...

Валентин же твердил безнадежно:
– Я люблю только Люду Попову!
Только Люду люблю! Только Люду!!
Неонила тогда оскорбилась...

Это было в далекие годы,
Валентину тогда было тридцать,
А теперь ему все пятьдесят
Он с Людмилой давно разошелся,
Алименты исправно ей платит,
Вечерами ж глядит одиноко
На забытый цветок у окна...

И о чем-то угрюмо вздыхает...


* * *

Утоли мои печали
Подорожником случайным,
Воробьем завечерелым
В парке сером, черно-белом.

Утоли мои печали,
Сделай чистыми желанья,
– То ли встречею случайной,
То ли тайной ожиданья.

Утоли мои печали
Чем-то светлым, легковейным,
Веток медленным качаньем,
Мельтешеньем муравейным.

Пробуди мой дух, тропинка
Уводящая в надежду,
Там, где впадинка, горбинка
– Между трав, деревьев между...


* * *

Когда гнетет жара, и ветви тяжелеют,
И взвившейся пчелой вдруг замирает сквер,
И меркнет тишина, и тени ловят лепет
Листка, что не в себе и стал от солнца сер,
Когда все спит, и спит беспамятное тело,
Дурманным золотом пропахшее насквозь,
Круг бытия, дойдя до сонного предела,
Опять таков, как был, когда все началось.



Назад
Содержание
Дальше