| ПОЭЗИЯ | Выпуск 50 |
|
* * * Они говорят: у нас есть крылья, только они растут внутрь, и летаем мы в тёмном небе собственного сознания. Они говорят: если нас вскрыть, можно будет найти разное. Они даже дарят нам открывашки, но мы их не трогаем: ведь кто знает, что прячется под розовыми шкурками, белоснежными улыбками, загадочными взглядами. * * * Оранжевый грузовик по длинному серпантину поднимается на перевал, затем – всё выше и выше, высвечивая фарами то облако, то снежную вершину, спереди у него написано: «Бог – это Любовь», а сзади – «Труби громче!» И монахи трубят, стараются, дыханием согревают небо подняв тяжёлые трубы из человечьих костей. Звук растёт, заставляя горы сбрасывать снежные шапки, и грузовик ему вторит, словно предупреждает встречные автомобили. «Внутри наши кости пустые, – трубят в небеса монахи, – хорошие будут трубы, когда мы песни закончим, и в нас заиграет ветер. Он будет трубить ещё громче: у ветра быстрые пальцы, у ветра крепкие губы!» Но грузовик останавливается в облаке звёздной пыли, чтобы заправить звёзды своей чудесной соляркой. «Вы не дали замёрзнуть дороге, – говорит водитель монахам, – и я смог легко проехать до самого края мира, и ещё у меня полцистерны остаётся на Луну и на Солнце. Так что утром мы с вам станцуем, оставляя следы на глине, словно молитвы Богу, который Любовь и только о чём бы вы ни трубили». Он вытирает руки и снова за руль садится. А монахи, подняв свои трубы провожают его долгим звуком туда, где смыкается небо с вершинами Каракорума. Рисовальщица песком на стекле На прозрачное стекло она бросит гость песка: нас ещё не замело, мы ещё видны пока. Она пальцем обведёт, вокруг пальца обвёдет, и ладошкой разотрёт жёлтый маленький бархан: где лицо – там станет дом, в небе – птицы силуэт, а вокруг темным-темно, и едва проходит свет сквозь ворота из песка, за которыми летает нашу жизнь перебирая её лёгкая рука. * * * …По закрытым глазам проведёт лапкой плюшевый кот. Дитя взрослым проснётся и больше кота не найдёт… Алла Горбунова Вокруг избушки еловый лес, из иголок плед, слюда на окне, где древние рыбы стоят во сне стерегут тусклый лунный свет. В доме встречают Новый год, ледяные игрушки в глазах блестят, тянется к ним дитя и растёт, на еловых шкурах розовое дитя. Его плюшевый кот ушел через лес, роняя опилки на синий снег, становясь тенью самого себя, стирая до ветоши лапы, чтобы вернуться на этот свет мотыльком, чей невидимый след перечёркивает саму смерть в жёлтом пламени лампы. * * * Что мне сказать тебе прежде чем станет водою чернеющий снег, я могу быть ленивым и нежным, но мне надо лодку построить к весне. Мне надо смолой заливать словно кровью сосновое днище снов долгой реки, где бьётся вода словно сердце живое, когда к тёмным лункам идут рыбаки и золото рыб рассыпают под ноги, и звёздам-чешуйкам не знают числа… По высокой воде я пройду все пороги навстречу тому, кто не видел весла. * * * Гуси-лебеди летят над гнездом кукушки, а в карманах медяки да вина баклушки, книжные кораблики ест морская пена, все бумажные слова потеряли цену, мы валяем дурака на песке прибрежном, я ещё живой пока, ласковый и нежный, я ещё с тобой пока, как дурак в песке, мои губы – облака на твоей щеке. Деревянный бог Обновили деревянного бога, сплели ему венок из жёлтых одуванчиков, принесли к ногам рис и фасоль, смочили серые губы сладким вином. Но он не пьёт и не ест, лишь осы кружатся возле губ становясь его словами. Суетятся муравьи внизу зёрнышки риса тащат через лес. Вороны да чайки садятся на его плечи белыми-чёрными сторонами жизни. Выползают мыши полёвки шелестят в траве: так деревянный бог идет неспешно, ветер одуванчики колышет на его голове, их жёлтая пыльца и горькое молоко стебельков несъедобны для мышей и птиц, неинтересны для насекомых. * * * Люди на детском рисунке в цветных одеждах и причудливых шляпах – всего лишь след пальцев левой руки, перепачканных в краске. Эти люди идут вдоль реки, становясь все отчётливее и прекраснее, но правой рукой нарисовано солнце и дом с огромной трубой. Люди поют и не знают пока, что исчезнут однажды и дом и река, что остаются лишь одни чёрного дыма клубы из этой огромной трубы. * * * Кукушка, кукушка, часы на руке беспечного ветра, сколько времени, старушка, до конца света? Я плёл тебе гнездо из пальцев, что загибал пересчитывая грехи, из пальцев, что растопыривал читая стихи, мои руки были тёплыми как птенцы, согревающие собственную смерть, мои руки были честными как детские слёзы… Но тебе нужны не мои руки, а чужие гнёзда. Кукушка кукушка мимо пролетела, пёрышко уронила ничего не спела. |
|
|
|