| ПОЭЗИЯ | Выпуск 7 |
|
Урок песнопений Что нам гаммы, чумным, не отличавшим Шопена от Шуберта, слабонервных училок изводившим одну за одной!.. Но свалился в наш бешеный класс однажды откуда-то с консерваторских небес молодой такой, заводной. Ты в своем ли уме, малахольный учитель пения? – в шестьдесят седьмом, переломном (или как там его?..), мы разучивали под аккомпанемент твоего вдохновения, просто страшно и вымолвить: «Let my people go...» «Отпусти мой народ... Пусть идет...» – это что-то из Библии. И какой же народ, ты – с пятой своей графой, – негритянский? еврейский? крымско-татарский спасал от погибели, пригласив побродить по знакомой пустыне с тобой. Может, нас ты спасал – всех чохом – городских, недоношенных, недоученных, недоваренных? Да нет, ты свихнулся, поди... Нам-то что, мы-то спели. Но как было жюри огорошено комсомольского смотра... Ах, не ведал ведь, что впереди отыграются горько все твои притчи и баечки: за отказом – отказ, вот тебе и заветное «...people go...» ...Так и сгинул ты, наш вундеркинд, в больничной фуфаечке, ничего от тебя не осталось, ничего, ну, почти ничего... Рассуждение о словах Вот ведь странность какая, может быть, ты нездоров? – Ни один психолог не объяснил тебе этот пустяк: с детства путаешь до сих пор несколько слов, – по созвучию, видимо, отдаленному или просто так. Бродят ясельными парами близнецы, дурачки, подмененные где-то, где еще сознание спит. И цепляешь вот на нос часы, и подводишь очки, гуталинишь мебель, и обувь покупаешь в кредит. И трибуна вдруг превращается в урну, что само по себе онтологично вполне, но речь затрудняет порой, а точней, – понимание речи, то есть ни «ме», ни «бе», ни «кукареку» не можешь выдавить. Вот какой непонятный клинический случай! А ведь вроде не псих. И словам цену знаешь и умеешь их произносить... Эта путаница – не в самих понятиях, а еще до них – в звуках, слившихся в изначальный гул, может быть? И оттуда – из шума времени тонкой струйкой течет наша речь каждодневная... Чем и живы мы, друг, – так, единственно, поиском смыслов, а что же еще нам довлеет, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг? Зевс Эти выходы в свет и хождения эти в народ со спецназом на крышах и крупнокалиберной сворой по бокам – мифотворчество наоборот; никаких превращений ни с фауной нашей, ни с флорой. Превратился бы лучше в быка или, скажем, в слона. Нет, спускается к нам добрым дядей и молний не мечет. А скажи-ка нам, дядя, какого-такого рожна примеряешь к себе наш язык и масштаб человечий? Это косноязычие – вязкий, раздерганный слог, – он еще и под нас ладит речь, и врубаться не хочет, что и самый догадливый вряд ли понять его мог: смертный так не гремит, не трещит, не рычит, не грохочет. Словно палкой по жести за сценой и молотом в рельс, словно Бог из машины – блестящей своей многодверной... Он нас так приласкает, как Ио покорную Зевс; сохрани и помилуй от этой любви непомерной. |
|
|
|