| ПЕРЕВОДЫ | Выпуск 7 |
|
От ликующих, праздно болтающих, Обагряющих руки в крови Уведи меня в стан погибающих За великое дело любви. Н.Некрасов Марусе Юрковой посвящаю По бескрайним просторам знакомый путь – До сих пор метель не заносит. Желтых ос золотая муть, Осень. И когда вдоль витрин, где огни, как в бреду, Я иду в золотой круговерти – Мне уже все равно – как по тонкому льду! – Мимо жизни и смерти. Эта осень! Ах, с ней постоянно так: Столько боли, что сам себе жалок, – Тогда дни – Как холодный тифозный барак, А за окнами стаи галок. Эй, спокойные, сытые! Разные! Вы! В чьих глазах я уже покойник. Я спокойный, спокойный. Спокойней травы. Вообще я очень спокойный. Ибо знаю: чужая наскучит ругня Тем, кто утром идет на работу из дому. Ну, а я, кто обедает раз в три дня, Не могу по-другому. Может вправду такой обыватель я, Что согласен на все и сразу; Только, может, пришел я оттуда, друзья, Где закон – умирать не по разу. Что могу о себе я сказать еще? Мне смешны разговоры – Разве то, что под серым вечерним дождем Выть и выть бы, как пес под забором. Так как воет на звезды голодный волк, Хищный пращур собаки! Не замолк, Не замолк, Не замолк Голос склоки и драки! И сквозь время, сквозь его молодую траву, И сквозь книгу – протяжно и звонко – Ау-у! – голос волка. Так, как воет дикарь с перекошенным ртом В безразличные уши растений... Ах, я знаю: он спрятался весь целиком В моем сердце осеннем. Так, как выли голодные деды мои, Торопливую песнь над обрывом, Когда песен чужих следы Заливали кровавым пивом! Эй! Да только упал туман... Потому – потихоньку петь мне В уши мертвые горожан Под осенний холодный ветер... Видно вправду я стал нелюдим, Хоть бы выбежал пес на дорогу... И Тычина, и Рыльский Максим... Никого, слава Богу... Ну кому расскажу я про раннюю боль, И про веру свою в воскресенье, Когда общая цель – к воскресеньям любовь, Чтобы семь воскресений кряду! Ведь не нужно ни слов, ни бессмысленных фраз: Миллионны журналов в красивых обложках! А всего-то и надо – поужинать раз, И здоровья немножко! Ну какого черта, надев пальто, Теплый шарф прихватив с собою, В суету проституток и новых авто День за днем бестолково вою: – Да святится имя твое, Страшный усталый век, На земле, где столько калек! Я лишь крошечная букашка В равнодушной твоей руке... Ой, упали кровавые росы На поля, на жнивье... Мой народ! Хмурый и бoсый! Да святится имя твое! Зацветут молодые сады Пышным цветом небесной славы! Эй, ты, мука моя, эй, ты, Век кровавый! Убиенным сынам твоим И всем тем, Которые будут убиты, Чтобы позже раздвинуть могильные плиты, Всем Им – Осанна! Вдруг пришла тишина и странно Исковеркала смехом рот, – Ах, и в сердце – сквозная рана – Надоевший всем анекдот! Тогда вижу – в провалах лунных Танец диких больных сердец! И мне кажется: все мы – гунны, И давно уже каждый – мертвец! Танцы... кольца... караты... алмазы... Кошельки... Кошельки... Кошельки... Как уместны бывают фразы, Что кричат на углу старики! Лезут в церковь, потом – в рестораны… Жрут, торгуют, галдят, плюют В непромытые, бедные раны, – Живут! Эй, ты улица! Потного мяса – Без конца и без края – река! Над тобой – два словца из Тараса, И оборванный ветром плакат! Ну, кому это нужно сегодня? Сумасшедший, больной поэт! Лишь частушки слышны в подворотнях, Да обрывки смешных оперетт! Ет! Приключения ночные Словно кружева стальные! О, время! Стоя у черты, Покрасней хоть ты! Ах! В каких таких словах, Или в стихах каких На склоне дней моих От боли закричу? Молчу. И, как все, лечу Вместе с Землей в зенит... Сердце, отдохни! – Закон. Ты не одно – мильон! И не мильон – миры, Пылают шатры Огнем! А чтобы за серым днем Горизонт не погиб, К кому-нибудь подойдем – Взяли б и помогли б... Homo sapiens я... Хлюп... хлюп... Подайте на хлеб! Кормители! Пусть царствуют ваши родители Вечно, А я денно и нощно За них хлюп... хлюп... Подайте на хлеб... Не проходите мимо! Слезы горячие прячу. Радость последнюю трачу. Слышите: плачу – Хлюп... Хлюп... Подайте на хлеб Насущный... Матушки, меня пожалейте, Батюшки, меня научите, Как на свете прожить Сиротинушке... Нет! Не грязные деньги нужны! Дайте кусочек солнца! Мне бы только губами дотронуться До бескрайней, как боль тишины! Но молча расходятся, устав от дел, Всегда одинокие человеки... И уже вечер давно сгорел, И не спят лишь аптеки... Только в сердце все та же печаль... И ложится мокрый туман На безлюдный майдан, На асфальт... Звук Уходящих Шагов Мертвый такой, Словно сбоку Промаршировали века – Улиц черный провал... Вновь одиночество предъявляет права На тебя. Бог с тобой! Домой – Забудется! Почему тогда каждая улица Этой ночью так странно нова? И уже надо мною сутулятся Незнакомые раньше слова: Эй вы, села! Усталые нивы! Покосившийся, старый плетень, Был ли здесь хоть один счастливый, Вашей болью взлелеянный день? Что я знаю? Я мало знаю! Так, почти ничего... Знаю только, что умираю – Не пойму, отчего... Об одном, об одном лишь мечтаю И прошу у Него: Тишины! Хны... Ишь, интеллигентская рожа! Хоть бы форма была нова! Просто всегда одно и то же, Одни и те же слова! Знакомый кооператор, заехав домой побриться (Серый костюм, перчатки, автомобиль), Сказал мне однажды: – Вам скоро тридцать, А вы до сих пор утрамбовываете пыль. Поймите же наконец, имеет рацию Оставаться теперь лишь тот, Кто любит кооперацию Или ездит в авто! Вот! А над городом плывут туманы.. Где-то звезды блестят... Как тихо безлистые каштаны Шелестят... Где-то в поле, не дождавшись yтра, Уже наверное зерно проросло... А ночь так спокойно и мудро Склонила ко мне чело... О, ночь! Ты слышешь, как стонет Далекая тишина? – Потому что цветок на ладони Так же дорог, как горсть пшена. Ночь! Кто виноват, ответь мне, Что не спит над рекой камыш? Что некому петь мне? Молчишь? Почему не рычишь Над нами Громами Так, Чтоб к черту любые гаммы, Чтоб вверх ногами – Всё! Пусть тогда день принесёт Страдания. Пусть рыдают! Пусть знают, что сердце страдает Мое... что уже не поет! Видишь – гниет На ветру, Держась за ветлу, Калека безногий? И это там, где любые дороги В светлые дали ведут? Так зачем же расселся он тут, Человечий огрызок, зачем простирает он руки? Только что не хватает за брюки – А народ расступается благостный, Из других понаехавший мест. Сразу видно нерадостный Хлеб Он ест! О! То-то и оно! Какой сюжет для кино! Какие прекрасные трюки Может делать безрукий, Когда с глазами полными муки, Взвоет в щеки раскрашенных баб: – Сигареты Гостабфаб! Ех! А еще лучше – слепой у ларька, Что уже похмелился слегка И, согнувши дугой свою спину, Воет, скорчив «печальную» мину: «У камина». А минута Как будто Незаметно Час за руку ведет... И нигде Никто Нас не ждет. И нигде, Никто Нас больше не ждет... А лицо мое все бледней и бледней, И улыбка становится слишком тяжелой, Что когда-то мелькала на лицах людей, Над страницами книжки мудро-веселой... Ах, эта мудрость! Десяток фраз. Ну кого, скажите, спасет поэм суесловье? Когда нужно всего-то – поужинать раз, И немножко здоровья! И тогда уже, ночь, смотри – Не помогут твои приказы, Когда вместо сердца внутри Будут вставлены эти фразы! И не верю, что минут дни, Что добро сотворит недобрый! Догорели, погасли огни... Догорел горизонт огромный... Город спит. И стоит На страже Тишина все та же И болит... И болит... И болит... Боль моя! Радость печальных дней! Время тебя уносит. Может в далекой стране Всех успокоит осень! Боль моя! Одиноко– Прекрасная! Жертва моя далеким векам! Там – У подножия счастья людского! – Погасни Возле светлого входа в храм! А я тебе дни отдам, – Буду славить тебя вовеки! Верю – слеза калеки Значит больше, чем тысячи слов, пьес, стихов или драм! Там – Вам, Нам, Тебе, Мне, Им – Эй – Всем, Всем, Всем, – Так будет: Придут сильные счастливые люди; Промелькнут, как мгновенья, века: Человек о рабстве забудет, И забудет о мозолях рука. И вот они сядут неподалёку от моря, И отступит за часом час. ...И в крови, на Голгофе, в горе Узрят нас. Тогда голос – от края до края: Что вы делали в час, когда Кровь лилась, как вода простая, Кровь лилась как простая вода? Выйдут хмурые, злые, скажут: – Мы Не хотели, чтоб правду нашу Доставали из тьмы! Знали толк в этой жизни трудной, – Разве мы виноваты в том, Что забыли о дверце чудной, Что вела в заколдованный дом? Ошибались, бывало... Однако, Кто безгрешен? Повсюду – грех! Видит Бог, натерпелись страха... Голос: «В шею гоните всех!» Тогда выйдут не люди – львы! И не я... и не вы... Другие. Скажут: Мы те, Кто, настречу мечте, Шел сквозь время всегда и везде – Из мрачных ущелий взбираясь на скалы, Через кровь, через трупы отцов, матерей! – Каждый хотел Небывалой мечте Бросить цветы под нoги! Мы умирали за нее! Мы убивали для нее! Мы отдали ей все, что могли! Благостны, как никогда, Радостью лица сияют! Счастливы люди, когда Их понимают. Хором земля, небеса: – Благословен, кто в суровый Век себя кровью вписал В книгу бессмертья людского. Дальше попрут без разбора, Сбившись в дурацкие группы, Трупы, Которых я ежедневно встречаю После вечернего чаю На променаде... Хватит! Ветер коснется травы, Тихий, бескрылый: – Ибо не ведали вы, Что вы творили! А после них... Потом... Выйдем, мы наконец… Я и те, Кто со мною... Те, что в жизни Поникли травою! Лица бледные, все мы, все... Все... какие-то не такие... А вокруг в непонятной красе Времена золотые! И, как будто – спокойно-спокойно нам... И раскаиваться нам не в чем... Мертвой бабочкой тишина Опускается нам на плечи! И тогда говорю им я (Ой, ты доля моя!) –– Хоть и знаю, что поздно: – Не смотрите на нас так грозно! Мы тише, чем шорох лесной... Мы – шепот травы... Мы земля, на которой вы Расцветете весной. Не герои, не жертвы... мы просто так... Одинокие, серые тени, В чьих глазах только боль, в чьих глазах только страх Промелькнувших, как сон, поколений. И боль не отпускала нас Там... в днях... Ах! Мне бы! Под шатром голубого неба На просторах цветов луговых – Отпускаешь рабов твоих, Время! Ибо видели радость твою – И верили в радость! Ибо видим радость твою – Измученные... И нам скажут тогда: отдохните! .................................................. Извини меня, ночь! За то, что болтаю без устали! А тебе, ночь, не грустно ли? Впрочем... Безработный я третью осень, Вот и чешется злой язык – Привык. И признаться – интеллигент... Ну и всякие такие слова... К тому же в этот момент Болит голова. Виной тому малокровие. Много ль хлеба в полфунте? Много ль истины в слове: «Transit gloria mundi...» Впрочем, на кого мне сердиться? Просто в сердце сиро, убого. Спите спокойно, коли вам спится, – Ради Бога! Ибо мгновение не станет ждать, Время не остановится, каждый знает, Из-за того, что кто-то должен страдать, Из-за того, что человек умирает! И не нужно мне ничего! Примус, комната, одеяло... Даже небо глядит в окно, Разве этого мало? Я спокойный, я очень спокойный! Какая бессмертная гармония – Революция, голод, и войны, И человеческого сердца агония. Эй, ты сердце! Здорoво ли? Здoрово Потрудилось за всех! Всем достанется поровну – Боль и радость, усталость и смех! И летим мы с Землей в эмпиреи По орбите, что пишет она! А над нею, под нею, за нею – тишина, тишина, тишина... А живу я в чудесной местности, Скоро год, как снимаю чердак, И, конечно, живу я в бедности, Кое-как... Выхожу раз в неделю из дoму, На рубаху набросив пальто, К гастроному иду угловому, Где не ждет меня, знаю, никто. Проклиная голодный желудок, Отмечаюсь на бирже труда, Возвращаюсь домой... Не до шуток Мне становится дома, когда Среди ночи, один, как собака, Подхожу к небольшому окну, И чтоб только не плакать, не плакать, Жадно вслушиваюсь в тишину. Город спит. Рассыпается гравий. Воет ветер снаружи, внутри... И, как в каждой приличной державе, Кое-где вдруг зажглись фонари... И проходят солдаты, солдатки, Сон людской стерегут и добро – По столовым обедов остатки, И стекляных витрин серебро! А за стенами – с храпом и свистом Спят усталые, без одеял, Те, кто вслед за слепым активистом Для грядущего жизнь отдавал! Что ж, летите с Землей в эмпиреи По орбите, что пишет она! А над нею, под нею, за нею – тишина, тишина, тишина... А над ними, в осеннем тумане, В тишине, далеки от игры, В золотом недоступном сиянье Недоступные взгляду миры... Целый день я слова подбираю... Что могу я про боль рассказать, От которой всерьез умираю, Зарываясь, как в землю, в кровать! О, грядущее! Боль неземная! И во имя твое, человек, Свой терновый венок посыпает Конфетти окровавленный век! И внезапно разорваны в клочья – Смех не смех и гроза не гроза – Словно песня голодная волчья – Просыпается сразу базар. И тотчас же кровавые лапы, Тени вечно творящей руки, Сеют в землю, на мусор, едва бы, медяки, медяки, медяки... В церковь... На ипподром... В рестораны... Жрут... Торгуют... Галдят... Плюют В непромытые бедные раны... Живут! Рядом с болью – караты, алмазы... Кошельки... Кошельки... Кошельки... Как уместны бывают фразы, Что кричат на углу старики! Подступлю осторожно к порогу, – Что мне делать, когда я – на дне, И молюсь я – не черту! не богу! – А распятьям замученных дней! О, прекрасное тихое лето... Через муку, усталость и кровь Пусть увидят – я верую в это! – Настоящую веру, любовь! Ну а мне – ничего, ради бога... Как трава... все равно... все равно... Лишь векa равнодушно и строго Сквозь разбитое смотрят окно. А вверху, над людьми, надо мною – Недоступный для зренья людей, Окруженный веков тишиною – Г а л и л е й. Эй! Герои! Калеки! Спортсмены! Торговцы! Невротики! А, живите себе, как вам нравится, как вам верится! Оттого что – слышите? – все-таки М и р н а ш в е р т и т с я ! 1924 г. |
|
|
|