24 апреля - 81 год «весеннему балу полнолуния»

24 АПРЕЛЯ – 81 ГОД «ВЕСЕННЕМУ БАЛУ ПОЛНОЛУНИЯ»

(М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»)

Прообразом известного «бала сатаны» в книге Булгакова стал вечерний приём чрезвычайного и полномочного посла США Уильяма Буллита в СССР от 24 апреля 1935 года в московской резиденции американского посольства – бывшем особняке банкира Второва. Весьма экстравагантный американский разведчик и дипломат, встречавшийся лично с Лениным в 1919 году в рамках т.н. «миссии Буллита» по неудавшемуся урегулированию Гражданской войны в России, сумел к 1935 году добиться заключения первого торгового соглашения между США и СССР. Этому выпускнику Йельского университета импонировал сам опальный Троцкий. Именно при нём в качестве резиденции посла США в Москве был выбран особняк близь храма Спаса на Песках и оттого получивший у янки ласковое, хоть и несколько неуместное для русского человека прозвание «Спасо-Хаус». Скажем здесь, что построен был этот памятник неоклассической архитектуры в 1913–1915 годах по заказу крупнейшего предпринимателя России Н. А. Второва, прозванного за деловую хватку «русским Морганом», по проекту В.Д. Адамовича и В.М.Маята на месте бывшей усадьбы князей Лобановых-Ростовских.

Амбициозный дипломат и человек с большими причудами Буллит дал свой официальный прием для столичной советско-государственной элиты и представителей всех зарубежных дипломатических миссий в Москве. Для этого праздника сотрудник посольства Чарльз Тейер добыл в зоопарке медвежонка, несколько горных коз, белых петухов и много птиц. Был сооружен вольер для фазанов, маленьких попугайчиков и сотни зябликов, также позаимствованных у зоопарка. Для полноты ощущений рабочие соорудили искусственный лес из десяти березок, выкопанных накануне. Были приглашено 500 «самых влиятельных» в Москве деятелей, включая всё высшее советское руководство. Кроме самого Сталина. Ведь Иосиф Виссарионович был… «всего лишь» генеральным секретарём ЦК ВКП(б). Ну и напрасно… Об этом красноречиво говорят дальнейшие события. А именно: в июле-августе 1935 года в Москве прошёл Седьмой конгресс Коминтерна с участием почти всех компартий мира. Приглашение и приезд коммунистов США во главе со своим секретарём Эрлом Браудером вызвало бурю негодования в США, где это сочли грубым вмешательством во внутренние дела Соединённых Штатов, так как по поводу «не вовлечения американских коммунистов» якобы существовали договорённости между народным комиссаром (министром) по иностранным делам Литвиновым (Макс Валлах) и Рузвельтом. Тем более что коммуниста Браудера, как на зло, избрали в президиум коминтерновского конгресса. Между прочим, того самого, который приходится дедушкой нынешнему американскому крупному бизнесмену, британскому гражданину и не очень-то чистому на руку дельцу Биллу Браудеру, организовавшему через конгресс США сегодняшний антироссийский и русофобский «список Магницкого» (в отместку за то, что Кремль пребольно дал ему по излишне шаловливым и липким пальчикам)…

В общем, с того апрельского 1935 года бала начинается завершение успешной доселе миссии Буллита в Москве, его отрешение от каких-либо контактов со стороны советского руководства и, наконец, отзыв из страны. Нет, не случайно мы имеем массу признаков, говорящих о том, что сэр Буллит послужил прообразом булгаковского Воланда… Да и Сталин как-то совершенно необъяснимо для всех благоволил Булгакову и защищал того везде, где мог. Даже от РАППа, когда вернул рапповскому Авербуху его же ябеду на Булгакова, что мол, писатель-то – «белогвардейский», да ещё с резолюцией, дескать, может, Булгаков и «белогвардейский», но он «…лучшее, что у нас есть». «Бал Сатаны» или приём в американском посольстве, куда с демонстративной оскорбительностью не пригласили Сталина, и прообраз Воланда в лице американского посла Буллита оказались для Булгакова не случайными, уместными в глазах высшего руководства страны и, стало быть, весьма удачными с точки зрения литературных достоинств и писательской карьеры. Впрочем, Булгаков не оригинален, если вспомнить известную сатирическую «антирасистскую» поэму об американских богатеях «Мистер Твистер» за авторством Самуила Маршака в 1933 году: «…Мистер Твистер, /Бывший министр,/Мистер Твистер,/Делец и банкир,/Владелец заводов,/ Газет, пароходов,/Решил на досуге/Объехать мир…». Именно в 1933 году была завершена блокада СССР со стороны США и установлены дипломатические отношения. Именно тогда Буллит приехал в СССР.

В особняке посольства «Спасо-Хаусе» собралось более 400 гостей. Писатель Булгаков тоже пошёл во второвский особняк. Супруга его, Елена Сергеевна, оставила запись в дневнике: «Однажды мы получили приглашение. На визитной карточке Буллита чернилами было приписано: «фрак или чёрный пиджак». Миша мучился, что эта приписка только для него. И я очень старалась за короткое время «создать» фрак. Однако портной не смог найти нужный чёрный шёлк для отделки, и пришлось идти в костюме. Приём был роскошный, особенно запомнился огромный зал, в котором был бассейн и масса экзотических цветов».

История с фраком в романе «Мастер и Маргарита» нашла своё воплощение: «Да, – говорила горничная в телефон... – Да, будет рад вас видеть. Да, гости... Фрак или чёрный пиджак… Елена Сергеевна писала: «Я никогда в жизни не видела такого бала. Посол стоял наверху на лестнице, встречал гостей... В зале с колоннами танцуют, с хор<ов> светят прожектора, за сеткой, отделяющей оркестр, живые птицы и фазаны. <...> Ужинали в зале, где стол с блюдами был затянут прозрачной зелёной материей и освещён изнутри. Масса тюльпанов, роз. Конечно, необыкновенное изобилие еды, шампанского».

По установившейся традиции в США послами этой страны за рубежом назначали людей богатых, состоятельных и зарплата им выплачивалась, в общем-то, мизерная. Так, что счёт за необыкновенный бал суммой свыше семи тысяч долларов (тогда это была очень большая сумма) оплатил лично Буллит, происходивший из влиятельного семейства филадельфийских банкиров. В том числе оплатил и расходы за доставленные самолётом из Хельсинки тысячи тюльпанов, потом брошенных на зелёный войлок для «лужайки», как концерт и гастролировавшего в Москве оркестра из Праги. «Мы устроили так, чтобы множество берёзок распустились до срока в столовой», – сообщил посол Франклину Рузвельту.

Булгаковский «Весенний бал полнолуния» Воланда навевает флёры «весеннего фестиваля» Буллита и необычного пространства «Спасо-Хауса». Сравним дневниковую запись жены писателя с текстом романа: «...Маргарита поняла, что она находится в совершенно необъятном зале, да ещё с колоннадой, тёмной и по первому впечатлению бесконечной. <...> Невысокая стена тюльпанов выросла перед Маргаритой, а за нею она увидела бесчисленные огни в колпачках и перед ними белые груди и чёрные плечи фрачников... В следующей зале не было колонн, вместо них стояли стены красных, розовых, молочно-белых роз... Били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трёх бассейнах».

В «Булгаковской энциклопедии» тоже говорится о сочетании деталей «Великого бала у Сатаны» с реальными приметами обстановки резиденции американского посла.

Жена писателя добавила в дневнике: «Отношение к Мише очень лестное. Посол среди гостей – очень мил...» Потом Булгаков шутил: «Я как Хлестаков – английский посланник, французский посланник и я».

Гидом и переводчиком при Буллите был в то время Борис Сергеевич Штейгер, сын барона Сергея Эдуардовича фон Штейгера и родной брат известного поэта русской эмиграции первой волны Анатолия Штейгера. Только вот был он не прибалтийского происхождения, как утверждают некоторые авторы-исследователи творчества Булгакова, а швейцарского, предок которого получил баронский титул от прусского короля в начале 18 века, а в Российской империи род был признан в баронском достоинстве и сопричислен к дворянским собраниям в Малороссии и Новороссии. В любой стране, ясное дело, такого рода служащие при столь важных иностранных персонах связаны со спецслужбами страны пребывания. Ничего необыкновенного в этом нет. Вот и в «Мастере и Маргарите» он, штатный сотрудник и офицер ОГПУ-НКВД Борис Штейгер, работавший в 1920–1930-е годы в Москве под прикрытием должности уполномоченного Коллегии Наркомпроса РСФСР по внешним сношениям, по предположению некоторых авторов, выведен под именем барона Майгеля. Признаться, в это предположение верится с трудом. Работа над романом была завершена к 1937 году. Во второй половине 1937 года же был репрессирован и погиб Борис Штейгер. Вряд ли Булгаков решился бы вывести карикатурный образ достаточно влиятельного чекиста, действующего под прикрытием должности в гражданском ведомстве, связанном с внешней деятельностью государства («под прикрытием» действовали и действуют поныне во всех странах специально подготовленные, способные и достаточно опытные штатные сотрудники служб разведки контрразведки). Впрочем, среди прообразов называются также действительно прибалтийский барон – комендант Петропавловской крепости Егор Иванович фон Майдель, ранее послуживший также прототипом коменданта барона Кригсмута из романа Л.Н. Толстого «Воскресение» (этот Майдель отличался демонстративным равнодушием к заключённым), а также ленинградский литературовед Михаил Гаврилович Майзель, написавший в начале 1930-х годов ряд критических статей о творчестве Булгакова и назвавший писателя представителем «новобуржуазного направления». Майзель, еврей по национальности, хоть и не был бароном, но, по мнению литературного критика Золотоносова, Булгаков издевательски присваивает своему литературному персонажу Майгелю баронский титул с намёком на еврейскую баронскую фамилию Ротшильд. Во время же известного литературного «великого» бала во второвском особняке Булгаков предопределил судьбу «наушника и шпиона»: «...что-то негромко хлопнуло как в ладоши, барон стал падать навзничь, алая кровь брызнула у него из груди и залила крахмальную рубашку и жилет».

В дневниковой записи жены Булгакова есть также упоминание о фуршете в американском посольстве, где присутствовал «французский писатель, только что прилетевший в Союз» и что «Писатель, оказавшийся кроме того и лётчиком, рассказывал о своих полётах. А потом он показывал и очень ловко – карточные фокусы». Французом-лётчиком был корреспондент газеты «Пари-суар» Сент-Экс, известный нам, как Антуан Сент-Экзюпери, которого Буллит, знакомый с ним с парижских времён, пригласил в Спасо-Хаус.

Итак, Александр Эткинд в своём «Толковании путешествий» утверждал, что посол стал одним из главных героев «Мастера и Маргариты»: «Визит Воланда в Москву совпадает по времени с пребыванием Буллита в Москве, а также с работой Булгакова над третьей редакцией его романа. Как раз в этой редакции прежний оперный дьявол стал центральным героем, воспроизведя характерное для Буллита сочетание демонизма, иронии и большого стиля. Дьявол приобрёл человеческие качества, которые восходят, как представляется, к личности американского посла в её восприятии Булгаковым: могущество и озорство, непредсказуемость и верность, любовь к роскоши и цирковым трюкам, одиночество и артистизм, насмешливое и доброжелательное отношение к своей блестящей свите. Буллит также был высок и лыс и обладал, судя по фотографиям, вполне магнетическим взглядом. Известно ещё, что Буллит любил Шуберта, его музыка напоминала ему счастливые дни с первой женой. И, конечно, у Буллита был в посольстве глобус, у которого он мог развивать свои геополитические идеи столь выразительно, что, казалось, сами моря наливаются кровью; во всяком случае, одна из книг Буллита, написанных после войны, так и называется «Сам великий глобус».

Философский же смысл булгаковской «диаволиады» исследовал П. Палиевский: «Заметим: нигде не прикоснулся Воланд, булгаковский князь тьмы, к тому, кто сознаёт честь, живёт ею и наступает... Работа его разрушительна – но только среди совершившегося уже распада».

Таллин, март/апрель 2015/2016

Ф.М.ДОСТОЕВСКИЙ.

ЗАГАДКА «РЕВЕЛЬСКОГО СНЯТКА»

Казалось бы о великих деятелях литературы и искусства известно все. Об их творчестве и жизни написаны тома. В этом ряду не составляет исключения гениальный русский писатель мировой славы Федор Михайлович Достоевский. Однако, порой, все же обнаруживаются обстоятельства, неведомые даже специалистам. Так случилось и на международном симпозиуме, состоявшемся в декабре 2001 года в Москве и собравшем достоеведов из 17 стран. Форум был посвящен 180-летию со дня рождения писателя (30 октября 1821 – ст. стиль). Мне привелось участвовать в его работе и вести секцию «Достоевский в реальном историческом контексте». Небольшой доклад о ревельских страницах жизни и творчества Достоевского вызывал неподдельный интерес присутствующих. Позднее выяснилось, что эта тема оказалась мало знакомой и для любителей литературы в Эстонии. Тем временем, великий писатель не просто посещал Ревель и по несколько месяцев гостил у своего брата Михаила, но и немало трудился здесь. Некоторые произведения были написаны полностью в главном городе Эстляндской губернии. Например, «Господин Прохарчин». Многие здешние знакомые стали прообразами будущих героев выдающихся произведений Достоевского более позднего периода. Так, ревельский пастор Хуун послужил первым толчком к созданию романистом собирательного образа Великого Инквизитора в «Братьях Карамазовых» (см. В.Илляшевич. «Достоевский и Ревель», «Советский писатель», М., 2001).

Есть в воспоминаниях современников писателя упоминание о литографической газете «Ревельский сняток», издававшейся при Военно-инженерном училище в Санкт-Петербурге аккурат в годы обучения Федора Михайловича. Более того, будущий писатель упоминается в качестве редактора этой, надо полагать, своего рода студенческой газеты. Увлеченность литературой была присуща целой группе учащихся. Надобно отметить, что к этим занятиям досуга своих подопечных училищное начальство относилось весьма благосклонно. Дежурный офицер Александр Иванович Савельев, к воспоминаниям которого мы обратимся, часто скрашивал службу беседами с кондукторами Григоровичем и Достоевским, которых находил «весьма образованными юношами, с большим запасом литературных сведений из отечественной и иностранной литературы». Достоевского интересовали лекции истории и словесности Турунова и Плаксина более, нежели интегральные исчисления, пишет в своих воспоминаниях Савельев. Кстати говоря, этого офицера, отдавшего училищу около 30 лет службы, тоже увлекала работа над словом. Будущий генерал-лейтенант (1884) трудился за время своей военной карьеры также в «Военно-энциклопедическом словаре», он стал автором множества трудов в области истории и лексикологии военно-инженерного дела. Гуманитарные увлечения воспитанников военно-инженерного заведения не были поверхностными. Не случайно же «сам Достоевский был редактором литографированной при училище газеты «Ревельский сняток» (А.И.Савельев. Воспоминания о Ф.М.Достоевском).

Неправда ли, любопытно название частного издания в Санкт-Петербурге с указанием наименования эстляндского города Ревеля? Почему именно к Ревелю отсылает название газеты? Тем временем, как известно, в Ревеле находилась Инженерная команда, в которой служил брат Достоевского после того, как не смог поступить в училище, так сказать, на очное отделение и ему была предоставлена возможность учебы в той форме, которую в наше время принято называть «заочной». Ревельская инженерная команда занимала определенное место в цепи инженерных учреждений военной системы на северо-западе российской империи. Предположительно, здешняя инженерная команда была связана и с Военно-инженерным училищем в Санкт-Петербурге. Отчасти ее можно считать одним из базовых действующих учреждений для практических занятий будущих военных инженеров того времени.

Однако же не менее озадачивает в названии литографической газеты слово «сняток». Вряд ли кто-либо из исследователей уделил этому вопросу серьезное внимание. Поверхностное отношение же ведет к казусам.

Многие иностранные исследователи перевели слово «сняток», на мой взгляд, неверно как снеток или сняток (Peipsi tint – эст.) – по названию рыбки, которые отлавливали рыбаки в Чудском озере. Например, именно так толкует это слово американский исследователь Йозеф Франк в своем труде «Dostoevsky. The Seeds of Revolt. 1821–1849» (Princenton Univercity, New Jersey. 1979), при этом обоснованно считая название «Ревельского снятка» в таком контексте странным. С мнением американского ученого по поводу странности можно было бы вполне согласиться. Ведь в известном «Толковом словаре великорусского живого языка» В.И.Даля тоже упоминается снеток, сняток – «рыбка – вандыш, … ловимая в Белозере и других».

Однако в Словаре Даля имеется и другая ссылка. В части глагола «снимать, снять» обнаруживается понятие «снятки», то есть густые сливки, верх, верхи, «кои не сливаются, а сымаются, устою ложкою». Как известно, сливками называются также и высшие слои общества. Исходя из приведенного было бы вполне корректным допустить, что в училищной газете слово «сняток» носит смысловое значение «сливок или верхов общества». Это куда более приемлемо для названия газеты – в порядке несколько ироничной рефлексии из жизни Ревельского высшего общества. Кстати, именно «студенческой» газете вполне пристало быть веселой, юмористичной. Тем более, что впоследствии Достоевский в своих записных книжках сделал такую заметку о намерениях написать роман на ревельскую тему «Рассказ о неловком человеке» или «Фон Картузов»: «Ревель, город немецкий и имеющий претензии быть рыцарским, что почему-то очень смешно (хотя он действительно был рыцарским)…». Редактор самодеятельной газеты и будущий офицер-инженер Достоевский тесно общался с русским офицерством Ревеля, которое вполне можно было отнести, так сказать, к «высшему свету» провинциального города, несмотря на то, что отношения между офицерами и местным бюргерством, немецкой знатью вряд ли отличались близким дружеским общением. Как бы то ни было, но при таком толковании обстоятельств исчезает и ощущение «странности» в названии литграфической газеты «Ревельский сняток»: и ссылка на город Ревель была оправдана и рыбка-снеток здесь оказывается не при чем.