| ПОЭЗИЯ | Выпуск 77 |
|
ГОРОД В НОЧИ Этот город в ночи католически-строг. Я отбыл в нем почти весь пожизненный срок – в зоне десять на пять километров, обнесенной холмами и ветром. За какие грехи, за какой беспредел почитай, от звонка до звонка отсидел – я ни ухом ни рылом... да только так решила небесная «тройка». Видно, прежняя жизнь забубённой была; взяли душу мою да под белы крыла, зачитали бумагу – и вышли мне холмы да костельные вышки. Этот город в ночи – колыбель и тюрьма. Получил ни за что и отдам задарма. В нем кружусь, как чаинка в стакане, коротая отбывку стихами. Я не то, чтоб устал и не то, чтоб поблек, а притих, присмирел, собираюсь в побег, экономя решимость и силы, чтоб с лихвою в побеге хватило. Здесь не любят легко отпускать беглецов: зарывают в холмы – и не сыщешь концов. Но меня им не взять за целковый – мне не рвать пуповины церковной. Я рвану на заре, когда дали седы, не касаясь травы, чтоб запутать следы, задыхаясь от воли и света – на разведанный брод через Лету. И рубахи своей не порву о суки, и промажут по мне с темных вышек стрелки, даже гончие местной породы трижды след потеряют до брода. Этот город в ночи католически-строг. Я б оставил ему пару искренних строк за хорошее, что пережито, да кому эти строки нужны-то... * * * На балтийском побережье начинается сезон. Запах моря, как и прежде, тонок, йодист, невесом. Белой пенною полоской чуть колышется прибой, и Курляндский полуостров виден в дымке голубой. Я гляжу ленивым глазом в убегающую даль: я б Ливонию указом здесь, как прежде, воссоздал! В глупых грезах не витая, горних высей не суля, чтоб – наколько глаз хватает – только кирхи и поля! И сказал бы: – В блюдолизах много ль радости ходить? Лучше сыр варить на мызах, жирных палтусов коптить! Все равно в жупане куцем не пробиться в господа... И куда ж тебе приткнуться? Да уж ведомо куда! Солнце всходит на востоке – вот тебе и весь расклад! Ведь и так лесистым боком ты к востоку приросла, и уже к иным пределам как ни рвись – не улетишь! ...На меня, как парабеллум, вскинул взгляд седой латыш. * * * Обнимемся. Еще свиреп туман, да туманы для скитальцев – не беда. Подобрана веселая команда, загружены и порох, и вода. Просторы парусам твоим обширны, бессчетны и неведомы стези... Ты мне букетик смирнии из Смирны, когда, даст бог, вернешься – привези. В твои года еще ничто не поздно и можно все – Господь тебя храни! Твои глаза сверкают, словно звезды, а мускулы тугие, как ремни. Тебе пассат с горчинкою имбирной в овал иллюминатора сквозит... Ты мне букетик смирнии из Смирны, конечно, если вспомншь – привези. ...Не свидимся, я чувствую. Звените монетками разменными, слова... Твоя звезда – огромная! – в зените, моя – над горизонтом – чуть жива. Растет ли в Смирне смирния – не знаю, хитрю затем, чтоб в дальней стороне мою чудную просьбу исполняя, ты вспомнил ненадолго обо мне. * * * Жили смешные людишки, чтоб им ни дна, ни покрышки, шило таили в мешке и прозябали в тоске. Лезло проклятое шило, добрых соседей смешило. Очень обидна была добрых соседей хула. Шило сменяли на мыло – стало и вовсе постыло. Всяк увидал дуралей – с шилом жилось веселей! Да хорошо, что соседи растолковали в беседе: к мылу веревка нужна! с мылом веревка дружна... Люди веревку купили – все сбереженья убили. Каждому вышел аршин, бабам – аршин с небольшим. Тут и соседи – а как же, ближнему разве откажешь? – все как на праздник пришли, мылить узлы помогли. Ну, а потом помогали – чтоб не сучили ногами, чтобы, совсем доходя, не оборвались с гвоздя... Нынче имеют людишки каждый по дну и по крышке. Шило в соседском мешке. Вывод – в сметливой башке. * * * Поговорка старая права – простота страшнее воровства. Вор утащит часть – еще не горе, а простак погубит все – под корень. А потом глядит в твои глаза, где такая ненависть клубится, что другому впору б удавиться, и глаза его – как образа. Потому и славится в веках суд Пилата, праведный и скорый: пощадить разбойника и вора, а на крест подвесить – простака. * * * Черной орлицей на землю упала ночь накануне Ивана Купала и замерцало вдогонку заре дымное пламя на Лысой горе. И заскакали безумные тени, воем тревожа окрестную темень, Бога и срам позабыв до утра, по раскаленным угольям костра. Празднуйте, твари, хмельны и шустры! Весел ваш пир на укромной полянке! Уж составляются жерди в шатры, вяжется хворост с молитвой в вязанки, тешут осину, звеня, топоры... Скоро займутся иные костры. |
|
|
|