О стихах Ковальского

Многие поэты умеют рисовать и даже пытаются иллюстрировать свои книги собственной графикой – правда, не всегда удачно.

А многие художники, наоборот, пишут стихи, и причем чаще всего, в отличие от поэтов, упражняющихся в графике, делают это отменно хорошо. Причем их стихи вполне могу существовать отдельно от их графики и живописи.

Таковы были Федотов и Рерих, Малевич и Кандинский, Филонов и Шагал. Таков же и Сергей Ковальский, который пишет стихи так же уверенно, как рисует, с этим не поспоришь.

Больше того: его стихи позволяют ему делать то, что не всегда удается живописи. Например, путешествовать по миру. Недаром в одном месте, определяя род своих занятий, он так и написал: «Художник. Путешественник»! Вот мы с ним вместе (точнее, с его стихами) в Риме, в Вене, в Венеции, в Швейцарии. В Перудже, в Стамбуле, в Берлине. В Праге, в Кракове, в Париже, в Иерусалиме. В Нью-Йорке, в Одессе, в Барселоне. Наконец, и в Питере тоже, на Старом Невском, например, где его встречает великое «толпотворение».

Путешествует художник не просто так: отовсюду привозит впечатления, из которых потом возникают картины, листы и стихи. Правда, все они очень похожи, потому что не о мире пишет Ковальский, а о себе в этом мире, непременно становящемся для него прежде всего декорацией – тут он больше всего похож на великого эгоцентрика Маяковского.

Вообще, стихи Ковальского предельно футуристичны. Но это не подражание – это способ видеть и изображать мир. Резкими, грубыми мазками, без деталей, без лирических отступлений. Без соплей, одно слово. И в этом его лирика тоже похожа на его живопись.

«Цветодинамические контрколлажи», ставшие частью новой книги Ковальского. В этом он, на первый взгляд, пошел за поэтами, иллюстрирующими свои стихи. Но только на первый взгляд: на недавней его персоналке эти самые коллажи вполне обходились без стихов. Потому что они не «к» ним, а параллельно – недаром же «параллелоцвексты». Не синтез, а два разных мира, равно талантливых. Иногда, на мой взгляд, не дополняющие, а мешающие друг другу.

Думаю, Ковальский прекрасно понимает это, и этот конфликт выстраивает вполне сознательно. То стихи умолкают рядом с коллажем, то наоборот «картинка» меркнет в тени мощного словесного выплеска.

Надо ли говорить, что пишет Ковальский в основном свободным стихом? Именно такова и его живопись, и столь любимый и неоднократно упоминаемый им современный джаз. Иногда он выражает свое отношение к поэзии и поэтам («Отрекаюсь от дара / человеческой речи»). И все время вспоминает имена великих предшественников, причем не всуе.

На этих именах, как и на географических названиях, как на горных пиках, держится весь его поэтический мир. А поэт так и двигается в нем: от имени к имени, от города к городу. И так без конца. Без отдыха. Без устали…

Именно поэтому поэтам надо поспешить, пока Ковальский вслед за «Параллелошаром» не придумал не только «Цветослов Трансрадуги» и отдельные «Параллело цвексты», что он уже сделал, но и всю остальную «Параллелословесность» и тем окончательно не обессмыслил их существование! Причем не только в пространстве Трансрадуги, но и во всех прочих пространствах!