Лирический «сонник» Татьяны Ивлевой

Татьяна Ивлева. Неразгаданные сны. – Киев: Каяла, 2019. 116 с. – (Серия «Коллекция поэзии и прозы»).

…Иногда кажется, что всё вокруг, как во сне – чужие улицы, рядящиеся под старых знакомых, знакомые лица, оказывающиеся вблизи улыбчивыми незнакомцами. Когда-то верили, что заграница нам поможет, но ошибались лишь в одном – не сила вмешательства, а как раз слабость разорванных связей спасает страждущих от забвения. Оказавшись в чужих краях, человек начинает заново наращивать хитиновый покров былых привычек, но уже в других, более «полевых» условиях. Главное, правильно нарастить. При этом силу дает не яркий новострой будущего, а прежняя великая культура. Иначе облом-с. «Служил чужбине и отчизне, / Устал от путаных дорог / И понял на закате жизни, / Что жизнь я изменить не смог», – констатирует автор этой книги, родившаяся в Казахстане, учившаяся в Одессе, живущая нынче в Эссене.

Стихи Татьяны Ивлевой, безусловно, лиричны и душевны, и охотно верится, что их «живое» исполнение завораживает и пленяет публику на многочисленных выступлениях автора, сотрудничавшей к тому же с широко известным в Европе театром философского направления, модерна и авангарда Theater an der Ruhr in Mulheim, принимавшей участие в интернациональном проекте «Шелковый Путь» под эгидой ЮНЕСКО, наконец, просто жившей в литературе, как член Союза русских писателей в Германии. Но главное в них все же в другом, а именно – в связях с тем культурным наследием, которое синкопирует зарубежный ритм этой поэзии знакомыми нотками, мотивами, парафразами, оттеняя ту самую грусть с ностальгией и глубокую философию с мягкой иронией, которые так памятны слушателям и читателям Татьяны Ивлевой. Недаром в эпиграфах у нее – Бродский и Окуджава, а в поэтике – Слуцкий и Мандельштам – то заказывающие по возвращению у телефонной барышни «все меню московских разговоров», то бряцающие «кандалами цепочек дверных». В частности, у нашего автора это «фантомы смолкших голосов, / обрывки старых адресов» и «сквозняки пятизвездочных кочевий», которые, как у классика, разносят «майские студенты-шалопуты». А еще, конечно же, звонки-звоночки, на которые по привычке «бросаешься, как щенок». «Звонят! – Но нет, не Марта, это – МАРТ! / Непредсказуемый, как захмелевший бард: / То солнечным аккордом прозвенит, / То знак минора выведет в зенит».

Минора в этой книге немного, мажорных мелодий гораздо больше, и это, кажется, главное «правило поведения во сне», если уж вспомним «сонную» коннотацию с названием сборника. В каждом, даже самом печальном и трагическом тексте – о судьбах русской эмиграции, «лопочущей на чужом языке», – присутствует вера и надежда. А уж любовь к новой жизни, что неожиданно «колокольчиком звякнет валдайским», словно «в кочевой колыбели дитя» – это непременная кода всей «германской» симфонии, звучащей в книге Ивлевой. О чем она, мы уже, кажется, поняли. А вот кому будут интересны эти сны о чем-то, как водится, большем, нежели просто перекличка любимых голосов?

Об этом тоже немало в «Неразгаданных снах» нашего автора, вот только не указывает она специально, для кого ее послания в вечность, поскольку все на этом свете уже разъяснено, расшифровано и заключено в убористые томики фрейдистских теорий. И тот, кто это замечает, кому мало знать лишь о завтрашнем дне, стабильном или не очень, кого волнует не только курс Доу-Джонса – те поймут отнюдь не «эмигрантскую», а скорее, общечеловеческую тревогу автора о прошлом и будущем в нашем хмуром сегодня. «Мне снится – и снится совсем не случайно: / Из мира уходит последняя тайна... / Нордический ветер подхватит ее / И в вечные льды навсегда закует».

Таким образом, «Неразгаданные сны» Татьяны Ивлевой – драгоценная шкатулка опыта, своеобразный «сонник», в котором все, что случилось с нами, не пересказывается красочным, сохраненным на чужбине языком, а интерпретируется в реалиях уже новой, «загробной» жизни в «заресничной стране» мировой культуры.