Кольцо вечной юности

Госпожа Вильгельмина Гризелла полыхала от гнева.

Её можно было понять. Как-никак, а две крупные неприятности за день – это уж чересчур.

– Безобразие! – громко возмущалась госпожа Вильгельмина. – Утром переполох с Мэри-Энн, теперь кутерьма в Чародейне.

Надо сказать, что госпожа Вильгельмина была феей. И как всякая уважающая себя фея, обладала бессмертием. На вид госпоже Вильгельмине можно было дать лет пятьдесят, но её настоящий возраст насчитывал много веков.

Мэри-Энн была служанкой госпожи Вильгельмины. Всего Вильгельмина Гризелла держала двенадцать служанок – горничную, прачку, кухарку и так далее. Кроме того, у феи имелся камердинер Альберто и несколько волшебных животных, в том числе белый справочный кот Грамотей и вещий филин Шушундра.

Чтобы слуги служили ей долго и преданно, госпожа Вильгельмина выбирала их очень тщательно и, принимая на службу, одаривала кольцом вечной юности.

Надевая на палец кольцо, украшенное небывалым розовым аметистом, слуги переставали стареть и могли служить фее до скончания мира.

К сожалению, кольцо вечной юности не могло уберечь обладателя от несчастного случая или опрометчивого поступка. Раз примерно в сто лет в кругу слуг приключалась беда – то кухарка сбежит с молодым подмастерьем соседа-башмачника, то привратницу закусают дикие звери до полной потери рассудка. И тогда госпоже Вильгельмине приходилось присматривать на освободившееся место замену.

Вот и сегодня глупенькая горничная Мэри-Энн, прибираясь в библиотеке, не удержалась, открыла одну из волшебных книг госпожи Вильгельмины и так зачиталась, что сама себя превратила в мышь. А когда за ней погнался справочный кот, бедная Мэри-Энн шустро юркнула в незаметную щель и была такова. Сколько фея её ни звала, ни искала, всё напрасно: Мэри-Энн испарилась бесследно. Только розовое колечко, соскочившее с пальца служанки, сиротливо лежало под лавкой.

Что делать... Госпожа Вильгельмина Гризелла подобрала кольцо, нацепила на нос очки и направилась в Чародейню – специальную комнату в замковой башне, служившую для волшебных занятий. Там с древнейших времён обитал на тисовой жёрдочке вещий филин Шушундра, там струились по потолку серебристые змеи, там кружили свои хороводы голубые стрекозы. И туда же, следом за госпожой, проскользнул мудрый справочный кот Грамотей.

– Ну? – кивнула питомцам фея. – Настала пора. Выдавайте прогноз. Где найти мне новую горничную? И скоро ли я вручу ей кольцо?

Тут-то и случилась вторая неприятность.

Обычно филин и кот делали предсказания дружно. Справочный кот был силён в географии и всегда называл точный адрес: город, улицу, дом, где живёт подходящая девушка, та, что с радостью станет служанкой и получит в награду вечную юность. А филин был знатоком астрологии и по узорам звёздного неба вычислял наилучший момент, чтоб зазвать эту девушку в услужение. Иногда нужно было выждать год или два, чтобы будущая служанка подросла, набралась ума и оказалась готова по первому зову переселиться в замок феи Вильгельмины Гризеллы.

Фея ждать не любила, но советов вещего филина слушалась, хотя и ворчала. Впрочем, что значат год или два для бессмертной волшебницы? Так, безделица.

Но на сей раз вышло нескладно.

Справочный кот Грамотей потянулся, выгнул спину дугой, сладко зевнул и сказал:

– Город Нью-Бристоль, улица Ржавого рыцаря, дом Четырнадцать-бис.

Вещий филин Шушундра спланировал с жёрдочки на подоконник и вгляделся в синее небо. Солнце стояло в зените, и звёзд, конечно, не было видно. Но Шушундра был филин волшебный: ночью видел как днём, ну а днём, понятно, как ночью.

И взглянув сейчас в небо, вещий филин покачал головой:

– Грамотей, ты ошибся. Не сулят нынче звёзды благосклонной судьбы юным девушкам с улицы Ржавого рыцаря. Ни сейчас, ни на годы вперёд.

– Чепуха, – возразил филину кот. – Я отчётливо вижу кольцо, блестящее такое колечко с розовым камнем юности, точно в доме Четырнадцать-бис по Ржавому рыцарю, город Нью-Бристоль. Вижу: девушка берёт кольцо в руки... Погоди-ка... Ещё одна девушка! Что такое? Их двое?

– Что за глупости! – рассердился вещий филин. – Пятьсот лет с тобой трудимся, и ни разу не было, чтоб по одному адресу две служанки жили. Это противоречит закону Тельца-Козерога о счислении вероятностей.

– Не квохчи, – отмахнулся кот лапкой и наморщил пушистый лоб. – Ничего не пойму... Появилась третья!

– Да ты, небось, валерьянки хлебнул, вот у тебя и троится в глазах! – возмутился филин Шушундра.

– Я тебе покажу валерьянку! – обиделся кот и выпустил когти.

– Эй, вы там! – прикрикнула фея, но это не помогло.

Справочный кот зашипел на филина. Филин захлопал крыльями, громко заухал. И волшебные звери сцепились в мохнатый комок. Полетели перья, пух, клочья шерсти. Раздался пронзительный «мяв».

Фея спешно взмахнула волшебной палочкой, полыхнула молния, комок распался, и кот с филином, тяжело дыша, уставились друг на друга.

– Вот ещё новости! – отчитала питомцев госпожа Вильгельмина. – Драться вздумали? Стыд какой. Ведите себя прилично. Присмотритесь ещё раз и скажите, что видите. Где в прогнозе ошибка? Что там за девушки? Отчего их трое? Кто из них станет моею служанкой? И когда её ждать в моём замке. Ну?

Но сколько звери ни всматривались, прояснить загадку не удалось. Кот жаловался, что после драки у него кружится голова и он теперь не уверен, три девушки, или шесть, или целая дюжина живёт по злосчастному адресу. А филин сказал, что кот ему выдрал предсказательное перо из хвоста и теперь надо ждать много лет, пока новое перо отрастёт и восстановится точность прогнозов.

Вызвали даже камердинера Альберто, чтобы тот погадал на картах. Но камердинер нагадал только повышение самому себя жалованья.

– Эх, вы, предсказатели, – махнула рукой госпожа Вильгельмина. – Придётся самой выяснять.

С этими словами госпожа Вильгельмина оседлала гигантскую летучую жабу и отправилась в город Нью-Бристоль, прямо на улицу Ржавого рыцаря.

Там, в старом доме под номером Четырнадцать-бис, действительно обнаружились три сестры, жившие у своих дяди с тётей. Сестёр звали Полли, Салли и Нелли.

Старшей, Полли, было двенадцать лет. Средней, Салли, шесть. А младшая, Нелли, лежала ещё в колыбели.

– Хм, хм, маловаты они для служанок-то, – заключила госпожа Вильгельмина, облетев верхом на жабе дом Четырнадцать-бис и внимательно заглянув во все окна. – Придётся подождать. Заодно присмотрюсь, поразмыслю и выберу, кому из них подарить кольцо вечной юности.

Настроившись на долгое ожидание, госпожа Вильгельмина сняла мансарду в соседнем доме и прикинулась продавщицей цветов. А жабу, чтобы не квакала по утрам, превратила на время в мимозу.

– Устрою себе каникулы, – рассудила фея. – Годика на три-четыре. Как раз подрастёт старшая девочка. Надеюсь, мы с ней поладим; тогда и вернусь в родной замок – прямо с нею вдвоём. А пока пусть за замком следит камердинер Альберто, у него хорошо получается.

Но годы шли, старшая, Полли, росла, и фея, присматривая за ней из соседней мансарды, всё отчётливей хмурилась и причмокивала губами.

– Не то, не то... – бормотала госпожа Вильгельмина.

В самом деле, ей хотелось завести служанку весёлую, расторопную, с лёгким нравом и добрым характером. А Полли росла не такой.

Поначалу девочка была робкой. Затем робость перешла в скованность: Полли ни с кем не водила дружбы, ничем не интересовалась, и жила, будто отгородившись от мира незримой стеной.

Дядя с тётей хотели, чтобы Полли окончила школу и вышла в люди. Но для Полли жизнь среди людей была не по силам. Может, в глубине души ей и хотелось чего-то добиться, обзавестись хотя бы подругами, наконец выйти замуж, но она не смела себе в этом признаться.

Недоучившись, Полли бросила школу, нарядилась в бессменное чёрное платье и превратилась в затворницу, перестав выходить из дома.

Госпожа Вильгельмина задержалась в мансарде дольше намеченных сроков, всё надеясь, что Полли образумится и станет как все. Но надеждам этим не суждено было сбыться, и когда девушке исполнилось восемнадцать лет, фея вынесла окончательный приговор: «А ну её к сычам! Не видать ей вечной юности, как монахине внуков».

Увы, бедной Полли не то что вечной – ей и обычной юности увидеть не довелось. Вероятно, осуждающий взгляд бессмертной волшебницы действует как самое настоящее колдовство. К двадцати двум годам Полли сделалась дряхлой старухой, лицо её покрылось морщинами, а тело сковала немощь.

Но госпоже Вильгельмине давно уже не было до неё дела: своё внимание она переключила на среднюю из сестёр, Салли.

Та росла, в противоположность сестре, девочкой бойкой, общительной. И поначалу фея нарадоваться на неё не могла.

Встречая Салли на улице, госпожа Вильгельмина одаривала её улыбкой, угощала разноцветными леденцами и всячески выказывала своё расположение, к вящему удивлению девочки.

– Чудо, а не ребёнок, – приговаривала фея вполголоса. – Распрекрасная выйдет служанка.

Но вскоре фею начало одолевать беспокойство: бойкость Салли не знала границ.

В двенадцать лет девочка стала истинным сорванцом – носилась всюду с ватагой мальчишек, лазала по деревьям, сидела верхом на заборе, дразнила собак и заливисто хохотала над грубыми шутками фабричного люда.

В четырнадцать Салли перецеловалась со всеми мальчишками в классе, а в шестнадцать удрала из дому вместе с сыном точильщика.

Госпоже Вильгельмине это решительно не понравилось. Она снарядила в погоню летучую жабу, пожертвовав временно страстью к мимозам. Беглянку удалось отыскать и вернуть, но вразумить её были не в силах даже самые могущественные жабы на свете. Жизнь для Салли была чередой весёлых забав, приключений и щекочущих сердце опасностей. Отказаться от такой жизни она не могла.

И Вильгельмина Гризелла, повздыхав для порядку, осознала со всей неизбежностью: проку от Салли не будет.

– Ну её к скоморохам! Вечная юность – не для таких шалопаек.

Что ж, госпожа Вильгельмина и здесь напророчила верно, не хуже справочного кота. К двадцати двум годам у Салли на руках уже было семеро детей, а в пределах видимости сновали три бывших мужа, выясняя между собой, кто из них наименее бывший. От былого веселья остались лишь проблески, а нескончаемые заботы о детях и о куске хлеба преждевременно состарили Салли: как и старшая сестра, она тоже стала старухой.

Впрочем, к тому времени госпожа Вильгельмина давно уже не следила за Салли. Все свои упования фея сосредоточила на младшей сестре – юной Нелли.

Нелли росла не похожей ни на кого. Её сёстры в школьные годы хоть и по-разному, но смотрели, прежде всего, на людей: Полли со страхом, Салли с задором. Нелли же увлекалась книгами. Её интересовали науки и всяческие искусства, а к людям она до поры была равнодушна. За книгами Нелли просиживала часами.

Как ни странно, это пришлось по душе госпоже Вильгельмине.

– Вот, наконец, образец здравомыслия! – потирала фея сухонькие ладони. – Из этой девчушки выйдет истинная служанка – старательная, аккуратная, целеустремлённая. Прямо вижу заранее, как она будет драить полы в моём замке – усердно, без устали, до лучистого блеска. А уж как я заставлю её мыть кастрюли! О, просто душа радуется!

Когда Нелли справила шестнадцатилетие, к ней посватался племянник садовника, её ровесник. Нелли ему отказала:

– Видишь ли, Билли, – объяснила она. – Я сейчас изучаю механику, и у меня нет времени на всякие глупости. Двигатель внутреннего сгорания гораздо интереснее, чем твои розы, и намного практичнее. Кстати, я не теряю надежды ещё и усовершенствовать его, изменив положение поршня... впрочем, ты не поймёшь. Но ты не расстраивайся. После механики у меня в планах значится медицина, затем поэзия, а годам к двадцати я, возможно, освобожусь и смогу прогуляться с тобой в зоологический сад. Заодно поглядим на дидельфиса альбивентриса – говорят, многообещающий для науки зверёк.

Билли насупился, забрал принесённый букет, чтоб скормить его козам, и ушёл заливать тоску элем. Куда ему, горемыке, до научных премудростей! Из всей механики он знал только устройство рогатки, из которой в детстве бил стёкла соседям, так как рос хулиганистым малым. Но и эти шалости он давно уж забросил, став приличным молодым человеком.

А фея Вильгельмина Гризелла, подслушавшая разговор при помощи волшебной соломинки, преисполнилась гордости за свою будущую служанку:

– Да это не женщина! Это настоящий рыцарь с железной выдержкой, чугунным сердцем и стальными нервами.

Тут приходится уточнить, что госпожа Вильгельмина, по причине затяжного бессмертия, жила на свете очень давно и воспитана была ещё в традициях преклонения женщин перед мужчинами. Свойственны были ей и прочие предрассудки, но об этом чуть позже.

Поразмыслив ещё дня три, фея сделала окончательный выбор:

– Дальше медлить недопустимо! Пора наделить мою Нелли вечной юностью и забрать её в замок.

Госпожа Вильгельмина рассчиталась с хозяевами мансарды, подготовила жабу к долгому путешествию, а сама решительным шагом зашагала в дом Четырнадцать-бис, сжимая в руке кольцо вечной юности.

Но по странному совпадению, в этот самый момент госпожу Вильгельмину нагнал филин Шушундра: впервые за долгие годы он прибыл из замка, чтобы сообщить тревожные новости.

Оказалось, что, за время отсутствия госпожи, дисциплина среди слуг расшаталась, и вот буквально на днях камердинер Альберто сбежал прочь из замка, прихватив с собой сундук золота, волшебный сухарь-самогрыз и одну из красавиц-служанок – чесальщицу кота Грамотея. Кот негодует, остальные служанки возмущены. В общем, в замке творится бедлам.

– Ну это уж натуральное свинство! – рассердилась госпожа Вильгельмина. Она сосредоточилась и, невзирая на расстояние, превратила беглого камердинера в розовую свинью. Камердинер Альберто в этот миг был за тысячу миль, совершая круиз по Атлантике в компании прекрасной чесальщицы. Превращение в свинью расстроило все его планы. Но он не отчаялся, так как был оптимист по натуре и верил в счастливый исход всех своих начинаний.

Госпожа Вильгельмина, как фея старой закалки, счастью предпочитала справедливость. Поэтому, наказав камердинера, она задумалась о судьбе чесальщицы и хотела уже наслать на неё блох, но отказалась от этой затеи.

– И без того ей мыкаться со свиньёй. Достаточно будет и этого. А мне подобает беречь свой магический дар, не растрачивая его почём зря.

Выбросив из головы беглых слуг со всеми их свинскими штучками, госпожа Вильгельмина зашла в дом Четырнадцать-бис, поднялась по скрипучим ступенькам и постучала в комнату Нелли.

Филин Шушундра устроился у феи на плече и с интересом водил по сторонам большой головой. Направо располагалась комната сестрицы Полли – оттуда веяло тишиной и тоской. Слева жила сестра Салли со всеми своими детьми – шум и гам там стоял неумолчный, кто-то звонко смеялся, кого-то не менее звонко шлёпали пониже спины, бились об пол тарелки, жизнь кипела ключом.

А у Нелли из-за двери доносился шорох страниц.

Впрочем, дверь очень быстро открылась, и Нелли пригласила госпожу Вильгельмину войти. Девушка знала её как соседку-цветочницу, но та никогда не наносила визитов, и Нелли слегка удивилась, увидев её на пороге.

Фея в кратких словах объяснила суть дела и протянула Нелли колечко – розовое кольцо вечной юности.

– Аметист с трёхпроцентной примесью марганца, – определила Нелли на глаз, повертев камень в разные стороны, и фея ещё пуще уверилась, что сделала правильный выбор.

– Вот, – сказала госпожа Вильгельмина, – я дарю тебе вечную юность и приглашаю в свои чертоги. До недавней поры я, признаюсь, хотела предложить тебе место горничной, но теперь ясно вижу: ты достойна большего! В знак особой милости я превращу тебя в мужчину и поставлю над всеми моими служанками: отныне и присно ты будешь моим камердинером.

И фея величественным жестом протянула девушке руку, ожидая благодарного поцелуя.

Но Нелли вложила в протянутую руку кольцо и сказала так:

– Сожалею, мадам, но я вынуждена ответить отказом на ваше любезное предложение.

– Как?! – воскликнула госпожа Вильгельмина, и щёки её запылали. Филин Шушундра угрожающе заворчал.

Нелли ответила с лёгкой усмешкой:

– Во-первых, вы дарите мне не вечную юность, а вечное рабство. Разница велика, и ваш дар меня не прельщает. Во-вторых, у меня нет намерений становится мужчиной, да ещё почитать это честью. Мужчин и женщин я считаю друг другу равными, а господство одних над другими – отвратительным пережитком. И в-третьих, я сейчас изучаю механику, и у меня нет времени на всякие глу... я хочу сказать, на всякие посторонние занятия вроде чистки кастрюль в вашем замке и присмотра за магической живностью.

Вещий филин Шушундра при этих словах оскорблённо заухал.

– Впрочем, вы не расстраивайтесь, – продолжила Нелли. – Я закончу с механикой, медициной, поэзией и, годам к двадцати, перейду к биологии. У меня уже в планах намечен обход зоосада в компании с одним милым молодым человеком. Тогда я, возможно, узнаю о животных много полезного и смогу помочь вам не в службу, а в дружбу – просто добрым советом. А сейчас могу только сказать, что ваш филин слегка перекормлен, оттого у него тусклые перья. Я бы советовала сменить рацион...

Госпожа Вильгельмина Гризелла побледнела от возмущения, слушая эти речи. Никогда ещё будущие служанки не осмеливались ей перечить. И ни одна живая душа не пренебрегала кольцом вечной юности.

– Ах, нахалка! – воскликнула фея и замахнулась, чтобы влепить Нелли пощёчину.

Но Нелли не могла допустить, чтобы кто-то давал ей пощёчины, будь то даже почтенная фея. Она перехватила руку госпожи Вильгельмины и живо выставила гостью за дверь. А филину, грозно топорщившему перья, показала «козу» из трёх пальцев, чтобы он не воображал о себе слишком много.

Рассерженный филин последовал за своей госпожой. Нелли же вернулась к чтению книги по основам механики.

Госпожа Вильгельмина, спотыкаясь от ярости, спустилась по лестнице, оседлала жабу и, вместе с филином, улетела в свой замок.

По пути она страшно ругалась и причитала:

– Вот бесстыдница! Никакого уважения к старшим. А я-то, дура, так в неё верила! Ничего, я ещё отплачу. Строптивая девчонка пожалеет о своей дерзости.

И прямо в полёте госпожа Вильгельмина пробормотала заклятие, которое в ту же минуту превратило Нелли в настоящую негритянку. Такова была месть обиженной феи: воспитанная в отсталых традициях, госпожа Вильгельмина всерьёз считала негров людьми невысокого сорта, чей долг от рожденья до смерти – прислуживать белой расе.

– Так-то! – сказала довольная фея, потирая руки. Вскоре жаба принесла её в замок, и там фея наконец успокоилась, вдохнув родную пыль и обняв тёплого справочного кота, который по ней соскучился.

Лишь спустя много времени госпожа Вильгельмина спохватилась: где же кольцо вечной юности?

Тщетно она вытряхивала карманы. Кольца не было.

В самом деле, в тот миг, когда фея замахнулась на Нелли, а та дала ей отпор, кольцо незаметно вылетело в открытое окошко и упало прямо в ладони бедного Билли, который прилаживался под окнами петь серенаду в честь ясных глаз своей безответной любви.

Билли решил, что кольцо – дар небес, и надел его себе на палец. Но, увы, бедолагу Билли преследовало невезение: он надел кольцо не той стороной, и оно одарило его вечной старостью.

Билли стремительно поседел и оброс раскидистой бородой. Тяга петь серенады моментально прошла. А хуже всего было то, что состарился Билли, не успев прожить юность, молодость, зрелые годы, а поэтому не набрался житейской мудрости, отличающей почтенных стариков от всех прочих.

Билли сделался жутким брюзгой, стал гонять озорных ребятишек и каждого встречного норовил учить жизни, видя в этом свой долг перед младшими поколениями.

...Месть госпожи Вильгельмины юная Нелли обнаружила ближе к вечеру, когда заглянула в зеркало, чтобы проверить законы оптики, о которых прочла в учебнике.

Увидев в зеркале угольно-чёрное личико, Нелли сразу догадалась, в чём дело.

– Угораздило же! – сказала она. И со вздохом поставила книги на полку. Внезапная перемена облика вынуждала её отложить все прежние планы.

Дело в том, что страна, в которой располагался Нью-Бристоль и где всю жизнь жила Нелли, – страна эта с давних времён отличалась нетерпимостью к неграм.

Почти все белокожие люди смотрели на негров, как на прислугу. А многие издевались над неграми и безнаказанно их притесняли, потому что законы были составлены так, чтобы негр не мог защититься.

Нелли была одной из немногих, кто верил в равенство белых и чёрных людей: так подсказывали её сердцу мудрые книги. Но одно дело верить, а другое – жить в стране, где в такое не верит никто. Да ещё и самой оказаться в негритянском обличье.

На минутку у Нелли мелькнула мысль даже уехать в Африку, где белая раса не притесняет негров, ибо их там настолько много, что они притесняют себя сами.

Но Нелли отбросила эту идею: бегство было не в её правилах.

Она простилась с сёстрами (те сморщили лица, увидев, в кого превратилась их младшая), поцеловала дядю и тётю и покинула родной дом.

Нелли решила бороться за равноправие негров. Она записалась в подпольную организацию и несколько лет вела отчаянный бой с предрассудками, сковавшими разум её соотечественникам.

Борьба была долгой и трудной. Отважную Нелли не раз подстерегали опасности. Но упорство и вера в правое дело в конце концов победили.

Нелли и её товарищам по борьбе удалось пошатнуть устои общества, а затем и вовсе их опрокинуть. Страна приняла новые законы. Неграм дали те же права, что у белых людей. А чёрный цвет переименовали в зеркально-белый. Название было длинным и неудобным, но сплочённый теперь народ притерпелся к нему в знак почтения к прежним тяготам чёрной расы. Гербом страны стала вольная зебра звёздно-полосатой окраски.

А Нелли сделалась национальной героиней и всеобщей любимицей.

В день, когда ей исполнилось двадцать лет, она вышла на главную площадь, чтобы произнести триумфальную речь, вспомнить павших в борьбе и поздравить людей с наступлением новой эры дружбы и равенства.

Площадь была запружена ликующим народом всех оттенков белого цвета, включая зеркальный, жёлтый и красный. В воздух летели шапки. Не утихали аплодисменты.

Но в восторженную толпу проник, скрежеща зубами, застарелый фанатик, которому идеалы равенства стояли поперёк горла.

Фанатик вскинул двустволку, раздался выстрел, и Нелли упала, обагрённая кровью. Праздничная речь оборвалась на полуслове, толпа взревела, фанатика повязали и засадили в тюрьму.

А истекающую кровью Нелли спешно доставили в больницу, где ей предстояло к утру угаснуть, ибо раны её были смертельны.

По стране объявили упреждающий траур. Вокруг больницы, где Нелли, не приходя в сознание, доживала оставшиеся часы и минуты, выстроился почётный патруль. Скульпторы со всех концов страны объявили конкурс на лучший памятник народной любимице.

Ночью, когда бедной Нелли сделалось совсем плохо, к ней в палату просочилась госпожа Вильгельмина Гризелла в сопровождении справочного кота и вещего филина. Даже до феи дошли вести, что её несостоявшаяся служанка лежит при смерти по причине своей негритянской судьбы. А ведь эту судьбу ей накликала фея!

Что ж, госпожа Вильгельмина, как поборница справедливости, сочла такое наказание чрезмерным. И решила дать юной строптивице второй шанс.

Патруль пропустил госпожу Вильгельмину, ибо она прикинулась медицинской каталкой, кот свернулся подушкой, а филин скрепя сердце превратился в ночную вазу.

Одолев все преграды, госпожа Вильгельмина подкатилась к койке Нелли, где вернула себе и питомцам привычный облик.

В кармане госпожи Вильгельмины лежало запасное кольцо вечной юности, оставшееся от беглого камердинера Альберто (фее пришлось заблаговременно слетать за кольцом до самой Атлантики и провести нешуточный поиск).

И вот теперь госпожа Вильгельмина, чтобы завязать диалог, попробовала проникнуть в сознание Нелли – но Нелли была без него, и попытка не увенчалась успехом.

Тогда, посоветовавшись с котом Грамотеем, фея навеяла на умирающую волшебный сон, а сама, стараясь не шаркать ногами, шагнула внутрь сновидения.

– Добрый вечер, – сказала ей Нелли, не размыкая губ и попутно стараясь при помощи теста Тьюринга установить, сон вокруг или явь. Тест Тьюринга для этого не годился, но Нелли была слишком слаба, чтобы это осознавать.

– Здравствуй, здравствуй, – проворчала госпожа Вильгельмина, присаживаясь на сонную табуретку и с опаской следя, чтобы та не превратилась во что-нибудь скачущее (так случалось иногда во сне).

– Чем обязана радости видеть вас снова? – спросила Нелли.

– Я решила сменить гнев на милость, – объявила госпожа Вильгельмина. – Мы забудем прошлое, я тебя исцелю и возьму к себе в горничные. Кольцо вечной юности ждёт тебя. И не бойся, – добавила фея, – в мужчину тебя превращать я не собираюсь, раз уж это тебе не по нраву. Станешь снова, как прежде, белой девушкой. Уговор?

– Сожалею, мадам, – ответила Нелли. – Я благодарна за вашу заботу, но не могу принять вашего предложения.

– Что такое?! – не поверила ушам госпожа Вильгельмина.

Нелли сказала с терпеливой улыбкой:

– Я же вам в прошлый раз объяснила: вечное рабство – не для меня. Поищите другую горничную. В моих планах такая работа не значится. А стать белой... Зачем? Я и так белая. Зеркально-белая.

Госпожа Вильгельмина взглянула на Нелли как бы со стороны. Та и впрямь была бледной как смерть, несмотря на негритянский цвет кожи.

«У бедняжки ум за разум зашёл, – решила госпожа Вильгельмина. – Она не понимает своего положения».

– Что же значится в твоих планах? – спросила фея с насмешкой. И бросила взгляд на часы: долго ли до утра?

– Вообще-то, – сказала Нелли, – я собиралась закончить речь на площади Равноправия. На этом мой долг перед родиной был бы исполнен. И тогда наконец я смогла бы вернуться к учебнику по механике, от которого вы меня отвлекли четыре года назад. Затем у меня намечалась медицина, поэзия, биология, и я начинала подумывать о квантовой химии. Так что видите сами: у меня масса дел поважнее мытья полов в вашем замке. Но сейчас обстановка переменилась, и механику вновь приходится отложить. Сейчас мой первейший план – отогнать смерть подальше. Я чувствую, она где-то рядом: вьётся, трясёт меня, стонет прямо над ухом.

– Это твой собственный стон, – сурово сказала госпожа Вильгельмина. – Ты сейчас в забытьи. И не знаешь, насколько серьёзна твоя болезнь.

Фея окинула Нелли особым санитарным взором и беспощадно добавила:

– Твои раны смертельны: одна пуля пробила руку, вызвав потерю крови, а другая прошла сквозь восьмое ребро, под самым сердцем. Ты не доживёшь до утра. И планам твоим никогда уж не сбыться.

– Посмотрим, – сказала Нелли. – А пока прошу извинить – я хотела бы отдохнуть. Отгонять смерть тяжело, а сейчас мне тяжко вдвойне, ведь приходится делать двойную работу, отгоняя ещё и рабство. Давайте встретимся завтра, и желательно наяву, тогда я, быть может, придумаю, как помочь вашему горю. У меня уже в мыслях мелькала механическая чудо-швабра, с которой управиться может даже такая величественная дама, как вы, не унижая себя закабалением горничных.

– Тьфу, – вконец рассердилась госпожа Вильгельмина и встала с сонной табуретки, превратившейся за это время в крупный гриб-подосиновик. – Ни жизнь ничему тебя не научила, ни смерть. Ослиное упрямство, просто ослиное!

Фея вышла из сновидения, хлопнув незримой дверью.

– Как будет «осёл» по-волшебному? – спросила она у своих питомцев.

Вещий филин и справочный кот, слышавшие весь разговор, переглянулись, подмигнули друг дружке и хором ответили:

– Алес гирундос!

– Отлично, – сказала фея, не почуяв подвоха. – В осла её и превращу, строптивицу эту.

Госпожа Вильгельмина изрекла превращающее заклинание и, не оглядываясь, вышла прочь из палаты. А чтобы патруль пропустил её беспрепятственно, она на сей раз обернулась генералом кавалерийских войск. Справочный кот распластался фуражкой, а филин удлинился хвостом и клювом, имитируя саблю.

Нелли же, вместо того чтобы стать ослом и к утру умереть, превратилась в ласточку. Ибо «алес гирундос» на магическом языке означает как раз – «крылатая ласточка».

Филин и кот неспроста обманули хозяйку: им хотелось помочь бедной Нелли. Вещий филин давно уже питал к ней симпатию, ибо её совет насчёт смены рациона оказался дельным: тусклые перья его вновь распушились и заиграли красками. А справочный кот, как и любой представитель семейства кошачьих, ценил своеволие.

Хитрость филина и кота сработала. Нелли не просто сделалась птичкой. Она исцелилась! Ведь у ласточек не бывает ни рук, ни восьмого ребра. Ранам Нелли просто-напросто не нашлось места в её новом теле. И она со звонким щебетом выпорхнула в окно.

Больничные доктора поутру обнаружили, что палата пуста: смертельно раненная национальная героиня исчезла бесследно. Доктора, как и Нелли, принадлежали к зеркально-белой расе, среди которой сильна была вера в магию вуду.

Поэтому доктора решили, что ночью больная скончалась и магически вознеслась в небеса, где её приняли в объятия духи предков.

На площади Равноправия была вскоре воздвигнута высоченная статуя из нержавеющей стали – юная негритянка с развевающимися волосами и простёртыми к небу руками. Это был всенародный памятник Нелли.

К подножию памятника люди приносили цветы, а дети приклеивали записочки со своими желаниями. Записочки, впрочем, неустанно отдирал старичок-сторож, следивший за порядком у постамента.

Сама же Нелли оказалась в растерянности. Насладившись выздоровлением, она быстро обнаружила, что в новом своём обличье не сможет довершить речь, на которой её прервали. Хуже того, возвратиться к вожделенной механике тоже было теперь невозможно.

Не зная, куда податься, Нелли временно поселилась на вершине той самой статуи, рассудив, что здесь ей самое место. На макушке своего металлического двойника Нелли обустроила гнёздышко.

И жила там очень неплохо целых два месяца, до наступления осени. У неё даже забрезжила мысль сочинить книгу об архитектуре ласточкиных жилищ. Но как записать эту книгу и кто её будет читать, оставалось загадкой.

А вскоре и этот этап жизни Нелли подошёл к своему концу.

Как-то раз птичку-Нелли, тащившую в гнездо щепку для укрепления кровли, заметил старый сторож, что дежурил у постамента.

Сторож рассердился. Он считал, что птицам не подобает гнездиться на памятниках национальным героиням.

Он попытался прогнать Нелли метлой с длинной рукояткой. Но статуя была слишком высока, и сторож не мог дотянуться ей даже до пояса.

Тогда он подобрал с земли горсть камней и принялся швырять в птицу. Нелли заметалась над гнёздышком, камни свистели вокруг неё, словно пули. Но улетать она не хотела: бегство было не в её правилах.

Сторож тем временем обнаружил, что камней под ногами больше не валяется, и запустил в упрямую птицу несколько мелких монет, отыскавшихся у него в кармане. Это тоже не помогло. Монеты кончились. Зато сторож нащупал за подкладкой кармана давно позабытую вещь – рогатку.

– То, что надо! – обрадовался он, извлекая её на свет.

Но чем же стрельнуть по настырной птице? Сторож снял с пальца кольцо, зарядил в рогатку... Пли!

Кольцо ударило статую в лоб, отскочило со звоном – и сшибло ласточку на лету.

А сторож – ведь это был Билли, давний поклонник юной Нелли, – разом помолодел. Лишившись кольца, он вернулся в свой истинный возраст.

– Ничего себе! – пробормотал Билли, оглядывая свои руки, с которых исчезли старческие морщины. – Кажется, что-то я пропустил?.. Но как легко дышится-то! – и он вдохнул полной грудью пряный осенний воздух.

А что же Нелли? Бедная ласточка, кувыркаясь, падала с высоты наземь. Злополучным кольцом ей перебило крыло.

Удар о землю должен был стать для неё смертельным. Но ей ещё раз повезло – упала она на огромную груду цветов, которую благодарные люди натащили к подножию монумента.

Нелли лежала на спине, глядя в небо. Перья её трепетали. Кольцо шевельнулось у сломанного крыла, чуть-чуть повернулось – и вот... Нелли вновь превратилась в девушку.

Только теперь она стала моложе, чем Билли, года на два. Дело в том, что кольцо от удара о статую немного погнулось, и действовало уже не в полную силу. Впрочем, к лучшему. Так кольцо вернуло Нелли к восемнадцатилетию, когда она была ещё в человечьем обличье. Ну а будь кольцо цело, Нелли так и осталась бы, как положено, двадцатилетней, и раз в этом возрасте она была уже птицей, птичий облик пристал бы к ней навсегда.

Больше того! Превращение в девушку избавило её от поломанного крыла. Нелли снова была здорова. И сделала мысленную отметку в своих будущих планах: проштудировать, что говорит медицина насчёт исцелений путём превращения.

Но это всё позже, позже... А сейчас?

– Нелли! – воскликнул Билли, не веря глазам. – Ты ли это? Но ведь ты умерла?!

– Привет, Билли! – звонко откликнулась Нелли, вскакивая на ноги и отряхиваясь.

– Как же так... – Билли разинул рот.

– Дай-ка мне рогатку, – велела ему Нелли.

Билли машинально протянул ей своё «оружие». И Нелли, примерившись, ловко сломала рогатку о колено.

– А теперь, если ты не раздумал, мы пойдём в зоосад, – весело сказала она. – Правда, в планах у меня первым пунктом стояла механика. Но ты знаешь... я решила: механика подождёт!

– Впервые в жизни... – сказал растерянный Билли. – Впервые в жизни я согласен с твоими выводами.

– Но не вздумай больше обижать птиц, – строго сказала Нелли. – Слышишь? Никогда. Ни за что.

– Конечно, конечно, – закивал Билли.

И они пошли в зоосад. Там они повидали самых разных зверей. Нагляделись на дидельфиса альбивентриса, оказавшегося обычным опоссумом. Встретили бывшего камердинера Альберто: тот до сих пор пребывал в состоянии свинства и радостно хрюкал от неизбывного оптимизма. Перекинулись словом с котом Грамотеем, который заглянул в зоосад навестить свою старую тётушку. Заодно передали через него привет госпоже Вильгельмине Гризелле.

– От хромого осла, – смеясь, повторяла коту Нелли. – Так ей и передай: привет от упрямого хромого осла!

– От двух упрямых ослов, – поправил подругу Билли, слегка задетый тем, что о нём забыли.

– Мррр, – фыркнул кот и поднял хвост трубой. А друзья отправились дальше.

Но к концу прогулки Нелли притихла и погрустнела. Лишь сейчас она осознала: больше ей не быть ласточкой. Не кружить над землёй, никогда не подняться в небо...

Но девушка не стала отчаиваться. Тряхнув головой, она мысленно добавила к своим планам новую задачу: «Изобрести людям крылья...».