ПРОЗА Выпуск 84


Евгений СКУРАТОВ
/ Москва /

Demon de Socrate



DEMON DE SOCRATE


…Иным путь уготован другой: в мыслях своих, в деяниях, в страстях, в том, что явно противопоставлено поведению гражданина внутри полиса, они разжигают костры всеобщего негодования и недовольства ходом вещей существующим. К кому обращен этот бунт? К личности. Против кого он обращен? Против пособников коммун и объединений. Личность существует вне полиса, полис умирает без личности. Личность ведет плуг, чтобы накормить полис хлебом. Пусть сенат помнит об этом. Личность пишет комедии для увеселения толпы, чтобы та, не растерзала сенат. Пусть сенат помнит об этом. Личность торгует бирюзой и яшмой, чтобы платить налог, который идет на развитие полиса. Пусть сенат помнит об этом.

Что наблюдаем мы – приверженцы горячего сердца и холодного ума? Небо и землю в их великолепии и разнообразии. Это не пассивное наблюдение. Это наблюдение, формирующее знание, преобразованное в систему, дающее инструмент к созиданию. Мы не утверждаем истин, мы сомневаемся во всем. Умру ли я за свои убеждения? Нет, я имею право заблуждаться и, скорее всего, я заблуждаюсь даже сейчас.

Что наблюдают они – те, чья вера в полис непоколебима? Пыльные сандалии сената. Что слышат они? Возвышенные речи, за которыми не стоит ничего, кроме пустого. И это не та пустота, о которой хотелось бы думать, друг мой.

Границы свободы и несвободы каждый определяет для себя сам.



ИНГЛИНГ


Будущее наступает, и я сделал много шагов на пути к пьедесталу, возведенному тысячелетия назад шумерами. Гении покинули Двуречье, ледники стали для них криогенными камерами. Солнце топило лед, когда мир нуждался в очередном «Sa nagba imuru». Каждый век один из них покидал свою холодную усыпальницу, в ладонях он нес побеги новой культуры – дар варварам, ковыряющим нечто бессвязное на берестяных грамотах.

Лучшими из варваров стали норманны, чьи волосы и глаза отражали скандинавские снега и северное небо, а руки были способны расколоть черепа, изнеженных христианскими догмами, претенциозных потомков Древнего Рима.

«Старшая Эдда» говорила со мной:


…ek veit einn,

at aldrei deyr:

domr um daudan hvern.


Слава умершего бессмертна, слава живущего временна. Переживаю ли я? Нет. Как всякий германец гордой поступью шагаю по восточным землям, восполняя собственные знания мудростью ариев. Примеряю азиатские одежды и целую византийскую принцессу. Мой удел – удел скандинава. Погибну ли? Рагнар погиб. Бедный Рагнар, все золото англосаксов не остановило Тебя в погоне за Истиной. Зайду ли я так далеко или придется довольствоваться лишь почитанием скифов-пахарей? Они уже ждут своего владыку. Er wird kommen zu euch.



ИОС


Ничего не было. Говорят, что ненадолго стало тепло, кто-то умер или кто-то выжил, очередной спутник полетел в очередной космос или Космос. У меня не было ничего. От первой зеленеющей травы и до первого желтого листа – ничего. Ищущий да обрящет. Я ничего не искал. Ничего. День за днем я шагал по зыбучему телу города, созерцая происходящее, стараясь не вмешиваться в ход событий. События совершали настойчивые попытки вмешаться в мой ход, но я давал отпор, потому что не хотел ничего.

Мне пришлось укрыться в тени диких яблонь, оберегающих мой скромный дом от невыносимого пекла. Я почти не дышал – мне хотелось, чтобы в эту душную пору чуть больше воздуха досталось тем, кому было важно найти для себя нечто. Пусть бегут, пусть наполнят легкие для следующего рывка – они в авангарде, я – Гомер.

Восставшее Солнце окрасит поле брани в черное, я взберусь на самый высокий холм и буду наблюдать, как люди и боги выступают друг против друга, измеряя гордыню подвигами. Одна смерть – один подвиг. Битва закончилась. Герои оплаканы. Отряхнув тунику, я возвращаюсь к яблоням:

Плоти гниющей запах зловонный

Легкие воина наполнит. Он знает –

Вся жизнь его в битвах, и Тартара стоны

Всё громче героя к себе призывают.


Такой будет моя песнь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кажется, я – обманщик, ведь кое-что я все-таки пытался найти. Кое-кого. Не нашел. Ничего не было. Снова и снова ничего не было. Улыбка, объятие, поцелуй – ничего. Оно и к лучшему. Воительницы не ищут мудрости, а мудрому нет дела до мечей и кинжалов. Несущее смерть и разрушение, не может быть изящным и идеальным. В хаосе – нет порядка, квадратное колесо далеко не уедет. Поэтому не было ничего.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я прихожу, когда ночь баюкает тебя

И покидаю с первыми лучами.

Спотыкаясь об утреннюю росу,

я несу в ладонях запах твоих волос –

Дар небу.



* * *


Год за годом – трагикомедия в четырех частях. Самое отвратительное позади. Главный герой измотан удушьем и лихорадкой. Жить будет. Автор на его стороне. Новую часть откроет хор слепых гимном «В оба глаза». Не спрашивайте. Режиссерская задумка. Как и эта резкая смена настроения. Я тут командую!

В первый раз решил пошутить… и ничего.

(Кто-то насвистывает мелодию Summertime.)



КРИБЛЕ


Мы с вами позабавимся. Нет больше назойливого бормотания, обращенного в никуда и наполненного сухим порицанием всего и вся. В никуда было обращено, в никуда и ушло. Цикличность всего сущего. Там, где умерло одно – появился корм для второго. Главное – определить: что есть это второе, вернее, каким бы его хотелось видеть, учитывая полную беспомощность в построении собственного будущего или… Или все-таки мы попытаемся создать его сами? Уловите простоту языка: нет специфичной терминологии и сложных образов, погружающих вас в бездну собственной невежественности. Все просто, почти на уровне бездарности. Все просто, и мы едины. Потому и хочется немного бесед, немного встреч, немного утешения самого себя: «Не все потеряно, мой милый, не все. Вот ты сейчас выйдешь из комнаты, встретишь человека – улыбнись, заговори с ним. Нет, что ты, тебя не сочтут за сумасшедшего. Нет, что ты, тебе обязательно улыбнутся в ответ. Нет, что ты, это не камень прилетел в твою светлую голову, а чей-то очередной нежный посыл». Посыл – он посыл и есть, хоть нежный, хоть грубый, а все одно – посыл.

Казалось, что из некоего «крибле-крабле», как феникс восстанет мое человеколюбование. Восстанет таким образом, что я смогу найти общий язык, войти, что называется, в положение. А оно не так. Не так, и вы сами поймете, чуть завидев меня неподалеку.

– Кому я должен что объяснить?

– Я хочу.

– (долгое повествование). Понятно?

Ковыряние в носу, улыбка, занавес. «Крибле-крабле» случилось наоборот и змей все-таки заглотил свой собственный хвост, где-то в углу, в темноте. Этот змей не ужалит и не проглотит, напугает лишь и снова к себе в нору. Зооморфность (простите, не удержался) притягивает. Однако, змей добр и бандар-логи живут, жонглируют фекалиями – чудное зрелище, захватывающее, нет времени на обед.

И почему-то многие спрашивают: что хотел донести автор? Автор не знает, автор не литературовед, автор складно пишет и не более, автор не романист – к черту сложные сюжеты, тысячи лет этим сюжетам. Строим нечто из остатков, из говна и палок, если позволите. На месте интервьюеров я бы задал вопрос: кому? Вот что привело бы в замешательство.

– Уважаемый, «Мы с вами позабавимся». Кто эти «вами»? И, простите, как забавляться изволите?

– У меня дома есть книжный шкаф. Но это к делу не относится. У меня дома есть кошка. Впрочем, она весьма капризна. У моего дома есть душа. Хотя, многие бы усомнились.

Зазвонил телефон, больше никаких вопросов. Автор ушел.




Назад
Содержание
Дальше