| ПРОЗА | Выпуск 88 |
Четверо просыпаются. Семь утра. Двое в одной постели. Один в переполненном вагоне на пути в город. И ещё один – один в пустой квартире.
– Ты опять говорил во сне.
– Да? Работа сверлит башку.
– А мне приснилось, что я утонула…
У двоих есть нечто вроде любви. Они разговаривают друг с другом, когда плохо. И ссорятся, когда плохо совсем. Оба худы телом. Приятны лицом. Соприкасается кожа с кожей. Оба стремятся быть одним целым этим утром. Или...
– Это какая станция?
– Конечная.
Ещё один считает, что в пути он никогда не один. Видимо, поэтому работает курьером. И ещё, потому что имеет лишние килограммы. Он много читает и знает, что одному жить спокойней. А отца достаточно навещать раз в неделю. Костяшки кулаков белеют. Скулы напряжены. Он рад, что один. Или...
– Доброе утро тем, кто только что проснулся!
Ответа нет. Шарканье ложки по тарелке. Челюсть работает для измельчения пищи. Глотка занята её поглощением. Да и кто будет отвечать телевизору? Даже когда один. У этого одного спортивное тело. Собственный график. И полная независимость от окружающих. Без или.
Их осень залеплена грязью унылых свершений. Они молоды, здоровы и знают, что так будет вечно.
Раз.
Снующий офис с миллиардом звонков. Какой из них важнее?
– Алло, сынок, у тебя всё хорошо?
– Да, мам, работа-работа. А ты как?
– В сердце стрельнуло. Подумала, у тебя что-то случилось.
– У меня всё нормально. Сейчас работа, вечером перезвоню... Алло, да, Вась, в почте отвечу...
Два.
Бездушный вагон метро с легионом пассажиров. Один упадёт – на его место встанут двое.
– Здесь женщине плохо! Помогите на платформу вытащить...
Монотонный голос перебивает:
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция...
– Да-да, приеду вовремя, уже пересадку делаю, – курьер торопится, спасение утопающих не про него.
Три.
Тренажёрный зал. Звяканье жизни в зеркальных стенах. Чем чаще тренируешься – тем больше думаешь о еде.
– Сегодня всё хуже, чем даже месяц назад. Опять бухал? – лицо молодого тренера мрачнеет.
– Что? – на дорожке седой сорокалетний айтишник, – ну... вчера корпоратив был... грамм триста вискаря.
– С колой?!
В ответ угрюмый бег на средней скорости. Тяжёлый взгляд сквозь диоптрии. Пот льётся на седые брови.
– Ну ты... унтерменш... – цедит тренер.
– Кто?
– Халявщик в розовом манто.
– Ё-моё... – айтишник сходит с дорожки, майкой протирает очки, – такой ты злой. Неужели никогда не расслабляешься?
– Почему же, на кардио и расслабляюсь.
Айтишник покидает зал. Он вновь мечтает о том, что пора расслабиться и отказаться от тренировок. И всё-таки вернётся. Как всегда. Его жизнь крутится по инерции. А тренировки помогают отсечь прошлое.
Четыре.
Семинар в Литературном институте. Сотни будущих писателей, переполненных надеждами. Кто из них выстоит перед критикой и станет хоть кем-то?
– Вы здесь запятую пропустили. Да и весь текст грязный. Чистить и чистить. А как вычистите, то и до сюжета доберёмся. С ним совсем всё плохо.
– Ну не так и плохо, Вера Марковна. Я вот вижу определённый потенциал в барышне.
– Мы с вами, Юрий Петрович, дома поговорим о потенциалах, когда я с форума вернусь. А здесь всё ясно. Чистите!
Зарёванная «барышня» глотает глицин. Она не думала, что и творчество может стать рутиной.
Четверо просыпаются сквозь решето будней. Вечер.
– Софизм завязан на религии.
– Не всегда.
– А когда нет?
– Когда религия мертва, – худой подтягивается на турнике во время спора. Его зовут Андрей.
– Только не врубай писателя! – полный спорит, пропуская подход за подходом. Он Илья.
– Ладно, – выдыхает «писатель», – это верно, что софизм часто используют религиозные люди. Например, если просят атеиста доказать, что Бога нет...
– А если без бога? – кто-то шумно вздыхает при этом вопросе. Спор происходит в тренажерном зале.
Андрей спрыгивает, восстанавливает дыхание:
– Не вспомню сейчас.
– Ясно. То есть ты толком не знаешь, что такое софизм?
– Погоди, знаю! Это то, чем ты сейчас занимаешься, – и идёт делать пресс.
Илья чешет лоб. Приближается к спортивному другу:
– Слышал?
В ответ скрежет тренажёра. Спортивного зовут Рома. Он фитнесс-тренер.
– Знает, потому что знает, – делится шёпотом Илья, – и такой гордый.
– Разбирайтесь сами, – звенит снарядом тренер, – у меня трена.
Илья потеет, хоть и сделал всего один подход за вечер. Его кисти дрожат. Он решает уйти, когда в дальнем углу кто-то роняет блин на ногу. Помещение наполняется шумом страданий.
– Пока, ребят!
Полная фигура влезает в куртку, причёсывает рыжую голову и движется по замызганному пейзажу городских окраин. До дома Илье ехать сорок минут на электричке. До электрички десять минут курьерским шагом.
– Привет, Инга! – Илья кивает встречной девушке. Он видел её всего два раза в жизни, но запомнил лицо. Всегда запоминает. Курьерская привычка. Инга останавливается, роется в памяти:
– О, привет... ты же Илья! Мы летом общались. Андрей там долго ещё? – Инга – это девушка и сожительница писателя. Её бледное лицо улыбается алой помадой.
– Вряд ли... а ты с учёбы, что ли?
– Ага, Андрей машину у метро оставил. Накачается и поедем.
– Ясно, а дела как?
Инга поправляет волосы. Это смущает полного собеседника. Он читал, что так девушки показывают мужчине свою заинтересованность.
– Ну, так... что-то ссоримся часто. Из-за моей писанины, в основном. Ещё сон этот...
Девушка закуривает и отходит к проезжей части. Её лицо дрожит в мигающих цветках электричества.
– Писанина? Ты тоже пишешь?
– Тоже? Я учусь в Литературном! Андрей стал писать из-за меня.
– Ого! – Илья знает, что это неправда. Что самодовольный писатель стал писать в стол задолго до встречи с этой... утончённой, притягательной... у неё такие невинные ямочки на щеках. Илья наблюдает, как курит этот ангел. Ветер дёргает девушку за пальто, тянет в сторону дороги, где рыскают хищные цветки фар.
Он хватает Ингу за талию:
– Осторожно! – их лица оказываются слишком близко.
– Ты чего? – она вырывается.
– Хотел помочь... погоди, а что за сон?!
Девушка оборачивается на ходу, чтобы показать всеми чертами лица свою обескураженность. Смешливые губы выпускают дым. Илья в восторге от её мимики. С тупой улыбкой бредёт дальше. Мимо небольшого пруда и редкого леса. Мимо своей мелкой жизни. Бредёт толстяк и тупо лыбится сам себе. Наконец, он набирается смелости, достаёт мобильник и пишет всё недосказанное.
Четверо просыпаются от скучной жизни. Грядут перемены. По крайней мере, им всем так кажется.
Ветхая пятиэтажка ждёт воплощения плана по реновации. Внутри неё копошится жизнь:
– Андрей, посмотри, пожалуйста, – девушка подзывает к компьютеру, – меня Вампилов к себе в гости зовёт. Хвалит мои рассказы, хочет разобрать.
– Твой препод, и в гости? Странно как-то. Ему сколько? 60? – парень приближается и заглядывает в переписку ВК.
– 51. Ну, он говорит, что можем с тобой вместе приехать.
– Чтобы я за тобой присмотрел?
– Нет, какой-нибудь твой рассказ разберёт.
– Надо подумать...
– Он сегодня зовёт. Нам на такси 15 минут.
– Такси? Значит, пить надо? Тогда точно нет...
– Ну да… вино. Почему точно?
– Я устал и потный весь. И работал целый день. И... а кто это там ещё тебе пишет?
Инга выходит из ВК:
– Никто... я тогда без тебя поеду. Это важно.
– Это же Илья, да?
– Не важно.
– Нет. Наоборот. Важно не то, а это, – Андрей обнажает зубы. Когда-то Инга любила его улыбки. До тех пор, пока не научилась их различать. От этой вот ничего хорошего не жди. Зубы блестят, а глаза сосредоточены, и нос заострился.
– Да, это Илья. Рассказал о вашем дурацком споре про софизм. Ты вызовешь мне такси? – девушка вытаскивает мобильник из сумочки и снимает блокировку, нарисовав пальцем букву Z. Что-то читает.
– Погоди-ка, а зачем он тебе про это пишет?
Инга минуту молчит, одевается. Андрей уходит на кухню и думает, что взять: кружку с чаем или нож.
– Говорит, что спорил против вас двоих и хочет узнать моё мнение.
– Врёт, – парень возвращается с кружкой.
– Мне самой вызвать такси? Ну, он немного не так написал.
– А как? – Андрей берёт свой телефон со стола, открывает Яндекс-Такси.
– Что обычно Рома тебя поддерживает, и нет смысла... и что ты вообще слишком много о себе возомнил. И что у меня не писанина, а произведения...
– Как-то по-бабски звучит, – снова обнажаются зубы.
– Я не покажу переписку.
– А какой рассказ ты хочешь разобрать, кстати? Надеюсь не тот, про поцелуи в Макдональдсе?
– Сама решу.
– Удачи тогда, – писатель включает погромче Placebo в компьютере и уходит на балкон курить. Там, опёршись на перила, он попивает чуть тёплый чай, втягивает никотин и сквозь музыку ловит каждый шорох из квартиры.
Проходит вечность секунд. Хлопает дверь. Внизу из подъезда выходит стройная девушка с распущенными русыми волосами. Гул её каблуков ещё долго стучит в висках.
Четверть времени просыпается в никуда. Им всем давно за 20. Уже поздно жить, как прежде. Небо забито грязной ватой, заволакивает головы.
– В общем, разбирайтесь сами. Он меня не слушает... – это приходит Илье от Инги спустя два часа. Он так и не поехал домой. Решил сходить в кино. Один. Купил два пива и чипсов. И теперь в полупустом зале с хрустом смакует своё одиночество. Что ответить этой стукачке? Ведь он просил не передавать их разговор писателю.
Впрочем, теперь, сидя в гробовом уюте кино-кресла, Илья не может понять, на что он надеялся. Эта девочка наверняка любит своего доморощенного писаку и, конечно же, во всём ему доверяет.
– Молодой человек! У вас следующий сеанс тоже оплачен?
– Нет, – полная фигура вздрагивает посреди пустой тишины, сминает шуршащий пакет и уходит, – всего доброго.
– Приходите ещё!
Рома выходит из тренажерного зала уже после 11 вечера. Уши заткнуты риффами In Flames. Сыплет первый снег. Широкоплечая фигура движется неспешным шагом по ноющей слякоти. Взгляд устремлён вперёд и лишь изредка отвлекается на собственные отражения, мелькающие в стёклах припаркованных машин. Этому одному тоже ехать на электричке. До неё полчаса широкоплечим шагом.
Именно поэтому он застаёт трёх остальных в разгар спора у небольшого пруда. Худой взбешён и едва не душит полного. Трясёт его за грудки. Инга с кем-то смеётся по телефону. Курит. После убойной тренировки соображать не получается и трудно выбрать, кого слушать.
Усталый взгляд опускается в ноги:
– Ребят, вы чё тут?
Рома размышляет, что двигайся он чуть быстрее и не встретил бы никого. Чуть медленнее и, может, успел бы различить красные пятна драки в сереющей жиже. А сейчас двое тупых самцов борются за самку, которая сожрёт победителя.
Одна из фигур приближается к тренеру:
– Ром, пригляди за Ингой, пожалуйста.
– За ней, что ли?
Трое парней смотрят в одну сторону. Там девушка ходит по окаёмке пруда, выпускает колечки в небо, щебечет по телефону.
– Ага, – Андрей кивает, – с подружкой треплется, утонет ещё. Ей приснилось, что утонет. Теперь нарочно так ходит.
– Она не тупая! – полный наваливается на худого.
– Да какого чёрта, жиробас! – они катаются в грязи. Нелепо суют кулаки друг другу в лица. Наконец, писателю удаётся ударить курьера затылком о сырой асфальт. Тот крякает и расслабляется, – Илюх, ты живой?
– Иди на хрен! – курьер резко сгибает колено и бьёт писателя в живот. Стоны. Взаимные упрёки.
Сидят грязные, ловят воздух.
– Я, кстати, Википедию почитал, – Андрей поднимается, ищет сигареты, – там у софизма вообще несколько значений. Так что, чёрт разберёт, что это такое. Зато я придумал пример без Бога. Когда просишь девушку доказать что она тебе не изменяла...
– А зачем ты приехал, Андрей?
– В смысле?
– Ну… то есть, как ты узнал, что мы здесь?
– А где все? – удивляется Андрей. Они остались вдвоём у грязного пруда.
Первый снег перешёл в дождь. Тоска двух одиночеств:
– Может, пошли бухнём?
Четверо пересыпаются из ладони в ладонь. Камешки. Найди теперь пару.
– Она мне написала... – Андрей отвечает уже сидя в баре.
– Что?
– Чтобы приехал за ней к пруду.
Илья проглатывает полкружки пива:
– Дрянь.
– Она не тупая! – писатель вскидывает руки по-медвежьи, изображает рёв. Лыбится своей депрессивной улыбкой.
– Пошёл ты! Писун... Я про пиво.
– Это да... А Рому я не понял.
– Почему? Инга красивая.
– Ты про что? – Андрей смотрит сквозь собеседника, – погоди... Она же не спортивная.
– Так... а ты про что? Может, мы оба что-то не поняли... давай позвоним ему.
– Полночь...
– Плевать... – курьерские пальцы уже набрали контакт в телефоне. – Алло, Ром, а Инга с тобой?
Андрей слышит усталый тренерский вздох в трубке: «Нет».
– Блин, – Илья чешет лоб, молчит несколько секунд. – Серьёзно?
Тренер не отвечает. Андрей забирает трубку:
– Ром, здарова! Я же тебя попросил присмотреть за ней. А ты свинтил?
– Слушай, да как ты заколебал с этой курицей. Присмотрел я! Она на такси уехала счастливая. Я за ней должен был? Счастье делить? Всё, мне есть пора и спать.
Гудки.
– Да он гонит, – бормочет Андрей, – она же с подружкой трепалась. По ходу, она с ним.
– Ты же говорил, что она не спорти...
– Говорил! А теперь он гонит.
– Ну... вообще, я тоже подумал, что она с ним.
– Ты сказал... а думать теперь мне. Ладно, разберусь. Всё, мне пора.
– Мне давно пора. Электрички уже не ходят.
– Серьёзно? – писатель постукивает костяшками по столу, – ну, поехали к нам. То есть, ко мне. Я же теперь один.
– Может, зря мы на них?
– Может...
Четверо вязнут в шумном нигде. Тени будущего. Отныне и никогда.
Светлая Сталинка. Просторная квартира с видом на реку:
– Зачем с моим другом? Саму не тошнит от себя? – Инга читает это, лёжа в чужой постели. «С другом?» – Размышляет, кривя поблекшие губы. Пишет:
– Глупыш, я вовсе не...
– Талантливая моя, всё корпите над своими гениальными виршами?
Тонкие пальцы стирают написанное. Выйти из ВК и вслух:
– Проснулось вдохновение после ваших похвал, – она прикрывает грудь одеялом.
– Право, какие похвалы? Только вдумчивый анализ. Стоит задуматься об издании... – голый Вампилов крадётся поверх одеяла. Седые волосы топорщатся внизу живота, сетка капилляров покрыла шею. Что ж, зато какие жилистые руки. Все в могучих венах.
Преподавательские пальцы ползут по молодой коже. Сжимают нежную плоть. Щетинистый рот шепчет сквозь поцелуи:
– Богиня! Мне не устоять.
– Тише-тише, сударь... да!
В окно долбит дождь. Андрей курит прямо в комнате.
– А почему ты при Роме никогда не куришь? – Илья валяется на ковре, разглядывает комнату.
– Всё ты подмечаешь. Ну... ему же неприятно.
– А мне разве приятно?
– Тебе на всё наплевать. Поэтому ты курьер в 24 года.
Илья опирается на локоть:
– Может, я тупой просто?
– Тогда бы ты не читал в электричке. Но, в целом, может ты и прав... смотри, статус поставила: «Иногда и суровый учитель умеет быть нежным!»
– Инга?
– Бинго! Ты реально тупой...
– Ну а чего ты ожидал от жирного курьера? Кстати, тренер – это же типа учителя. Так?
Парни смотрят друг на друга через прокуренный воздух, где всё ещё витает запах духов той, ради которой они готовы биться на тупых кухонных ножах.
– Вот поэтому я и не завожу отношений, – курьер потягивается на полу, оголяя пузо.
– Потому что не хочешь секса?
– Нет. Потому что все отношения заканчиваются разбитыми сердцами. Мой батя начал пить из-за матери. Узнал про её курортный роман. Потом опомнился, но было поздно. Мама умерла, когда мне было пять.
– У Ингиных родаков похожая история: отец спился, мать ушла к другому. Общаются раз в месяц. Мать жива, но, по-моему ей совсем не до дочери. Я своего батю никогда не видел... – Андрей приоткрывает дверь на балкон, впускает ночной воздух. – Но не у всех так. Да и что за... разбитое сердце. Оно же не хрустальное. Учи анатомию. И вот ещё... – он закуривает новую, – если б ты, к примеру, знал, что электричка, на которой едешь на работу – в конце пути собьёт тебя и перережет ноги? Ты бы поехал?
– С чего бы ей...
– С того бы, – перебивает писатель и тушит едва начатый бычок в пепельнице, – люди сходят с электричек, бегут к новым, забыв обо всём. И... – Андрей хлопает в ладоши, – так бывает, но не со всеми. Ладно, спим. Завтра пятница – на работу.
Жилистая рука на выпуклости груди:
– Доброй ночи, сладкая моя.
Под упругим прессом благодарный желудок. С экрана бормочет сериал. Пора спать, тренер.
Четверо засыпают. Или не четверо...
Один встаёт, когда все уснули. У этого одного бессонница и твёрдые намерения, но мало подходящих слов. Он и сам не понимает, что за дрянь с ним творится. Ему хочется выговориться, и не получается начать. Нужно хотя бы встретиться. Он берёт мобильник и пишет: «Инга. Надо поговорить. Напиши, когда можем встретиться».
Телефон загорается далеко на тумбочке. А выбраться из-под седой венозной руки практически невозможно. И Инга засыпает, размышляя о том, что произошло сегодня в её жизни. Ей снится, что она утонула и, лёжа на дне, читает эсэмэску от незнакомца: «Вы талантливы, будьте моей! Водяной».
Утро.
Андрей просыпается от будильника. Он один в съёмной квартире, пропахшей затхлым табаком. Вспоминает, что вёл машину после двух пива. Дебил. Тупее жирного курьера. А ещё мнит себя писателем. Обычный менеджер по продажам. Он выпивает два стакана воды, чистит зубы и уходит, не переодеваясь. Край мятой засаленной рубашки торчит из-под куртки.
– Дрюня! А что-то сегодня Ингушу не видать? Не заболела? Обычно ранняя пташка, – у подъезда сидит вечнокурящий дед в пиджаке, знающий всех жильцов поимённо.
– Вроде того, – бросает Андрей и тоже закуривает. От сигареты его подташнивает. – Доброе утро, дед...
– И тебе не хворать, малой.
– Простите, а как вас зовут?
– Пусто-о-ое... – дед выпускает дым через нос, – скоро Никак буду. Поминай, дедушку, не забывай.
Андрея эта фраза вводит в ступор. Он движется вдоль дома, опустив глаза в асфальт. Как же можно поминать без имени? Сидят люди за столом. Разговор не клеится. Вдруг один встаёт со стопкой и говорит: «Хороший был человек, всегда умел слова нужные подобрать. Ну, за деда с подъездной лавки!» И все понимают о ком речь, пьют, не чокаясь.
Четверо движутся по кругу. Пора всё по новой. Шелест асфальта в суете толпы. День без дождя.
– А друг ваш не дома ли? – жилистые руки уверенно держат руль, но голос вздрагивает.
– Теперь без разницы, – шепчет Инга и слышит, что тоже волнуется, – заберём вещи, и всё будет кончено.
– Ну, знаете, милая, не хотелось бы этих сумбурных сцен. Всё-таки этот ваш… Андрей. Он ведь тоже писатель. А мы народ горячий!
– Никакой он не писатель. Только болтать и чужое критиковать умеет. И он сейчас на работу должен ехать. Офисный планктон...
– Критики ещё более непредсказуемый народ, ангел мой. Впрочем, решено так решено. Где тут поворот? – на ходу преподаватель вытягивает из бардачка чёрный портсигар, предлагает закурить девушке, но та отказывается. Мужчина тоже не курит из солидарности. Убирает портсигар обратно, звякая обо что-то.
– У вас там пистолет? – замечает девушка. Рыцарь хранит молчание.
Золотистый Субару останавливается на перекрёстке напротив Андрея, курящего в окошко старой Шкоды. Парень погружён в себя и не смотрит по сторонам. Думает о безответных сообщениях и не видит ответа перед самым носом.
Загорается зелёный.
– Вот и он. Уезжает. Так что обойдёмся без сумбурных сцен, Юрий Петрович.
– А жаль! – ободряется преподаватель, – я уже мысленно приготовился к поединку!
– Несомненно, вы рыцарь! – говоря вскользь эту пошлость, Инга просматривает ленту ВК. Отвечает на поток сообщений Андрея многозначительной незаконченностью: «Теперь без разницы...»
За окном Субару виднеется знакомая пятиэтажка. Двое выходят из машины и направляются к подъезду с курящим дедом.
У Ромы не идут силовые в этот день. Он давно абстрагировался от любовных проблем и выглядит неуязвимым, но всё же переживает за друзей. Ещё клиент позвонил, который так и записан: «Седой айтишник». Объяснял, что после вчерашнего никак не может настроиться на следующую тренировку. Сильно его задело слово «унтерменш», значение которого он загуглил тем же вечером. В общем, вскрыл мозг, а потом пообещал, что придёт тренироваться во вторник. Нытик. Битцепсы наливаются кровью. Нужно поднажать до соревнований, а тут вся эта хрень.
У Ильи отличный день. Он выспался, потому что ехать до офиса оказалось в разы ближе. Уже до обеда сгонял в два места по работе и успел навестить отца-алкаша, живущего в коммуналке на окраине. Теперь гуляет по центру, лелея своё одиночество. Подумывает взять пива, но боится, что запах не выветрится до вечера.
– Алло!
– Сынок, привет! Так и не позвонил вчера. Я волнуюсь.
– Всё нормально, мам, – Андрей отвечает на бегу, – с работой закрутился. Извини. Сама знаешь.
– Это хорошо, что много работы. Значит тебя ценят.
– Да, наверно. Давай вечером перезвоню? Алло, Вась. Да, вижу-вижу, сейчас отвечу...
– Хорошо, не забудь, сынок.
Четверо поменялись, но просыпаются сквозь то же решето. Конец будней. Вечер.
– Так, и что тут у нас, – в квартиру входит Вера Марковна, – Господи, ну только не с этой бездарщиной. Юра!
– А? Что собственно... – Вампилов вскакивает с дивана, резко выпростав руку из-за спины Инги. Они смотрели «Титаник». Любимый фильм девушки.
– Что?! Он ещё имеет наглость спрашивать! С тебя штрафной отпуск. Вот что! Опять застукан, голубчик!
– Опять?! – Инга тоже встаёт с дивана.
– Представь себе, родная! И так каждый форум. Даже не стесняется, негодяй!
Вампилов уходит в дальний угол, смотрит в окно:
– Ты опять меня обманула, Верочка! Ведь форум должен был завтра закончиться...
– Давай оставим, Юрочка... мы друг друга поняли.
– Юрий Петрович, что это?! Ведь вы...
Преподаватель поворачивается к студентке. Она вся красная запустила руки в волосы:
– Что мне теперь с вещами делать? Три сумки, ещё и кресло компьютерное прихватила! Вы обещали, что...
– Он всем обещает, родная...
– Заткнись! – Инга покрывается красными пятнами и напирает на соперницу, – я тебе не...
Ей в лицо прилетает пощёчина. Жилистая рука крепко оглушает на несколько секунд:
– Как ты смеешь, сопливая потаскуха?! Это моя жена!
Гул разрушенных надежд в сталинских стенах.
– Ну и что скажешь? Тоже будешь эту овцу в небо возносить? – Рома даже не здоровается. Весь дёргается и не смотрит в глаза. Переминается на месте. Таким Илья ещё не видел тренера, и сейчас после недавней встречи с отцом, которого периодически навещает белка, он замечает сходство:
– Хреново выглядишь, братан. Кто-то спать не давал?
– Я тебя не про то спросил! – огрызается тренер, – у меня-то всё нормально! А вы вот по ходу оба с катушек слетели из-за какой-то...
– Погоди! Ты её почти не знаешь. А всё вчерашнее – это ошибка. Это не она.
– Ты тупой реально! Они уже третий год вместе трутся! Хрен ли мне её не знать? Тем более после вчерашнего.
– За это время ты с ней раза три разговаривал. А вчера тебе, наверно, и некогда было, – Илья косится на друга, – ты о другом думал.
– Я вообще не хотел думать. Только не получилось. В башке всё это засело. Как бы не слить форму перед соревами...
– Совесть замучила?
Стоят-молчат минуту. Каждый со своим виденьем мира. Всматриваются в грязный пруд. Тренер пинает ледышку:
– Она ему рога наставила. Ты хоть это понял?
– Конечно, понял! Я тупой, но не настолько. Меня другое беспокоит! О чём думал ты? Ведь мы друзья! Андрей твой лучший друг! А ты...
– А что я? Должен был за ней бежать?
Курьер щурится на собеседника. Следит за его дёрганной мимикой, спрятанными глазами. И заявляет:
– Слушай, хорош! Хоть мне не втирай. Это не ты, а она за тобой побежала. Мы всё поняли с Андрюхой. И даже видели... почти.
– Вы?! – Рома, наконец, смотрит в глаза другу. Бледнеет. Суёт потные руки в карманы куртки, а через секунду резко выкидывает одну, бьёт торцом ладони по курьерскому уху. – Вы оба... унтерменши! Она всех развела! – и торопливо шагает в сторону электрички, забыв напрочь о своей широкоплечей походке.
Илья удерживается на ногах, но ничего не понимает. Мир вокруг звенит пустотой и бездушностью. Мир вокруг нас такой же, как и внутри. Иногда об этом задумываешься, только получив в ухо.
– Погоди, Ром! – он догоняет друга, – объясни всё. Называешь тупым, а ждёшь, что я должен быть понятливым.
– Да не... просто рожа твоя взбесила. Ничего ты не должен. Сейчас надо с Андреем увидеться.
– Зачем тогда к платформе идёшь?
– В натуре! – Рома резко разворачивается, задев Илью плечом. – У меня уже крыша с вами съехала...
У четверых нервы на пределе. Кто-то сломается первым.
– Меня тошнит от тебя, Андрей!
– Зачем ты тогда мне позвонила? Ещё хотела, чтоб с работы раньше ушёл.
Они стоят у проезжей части. Курят. Инга заторможено шатается в цветках пролетающих фонарей. Писатель испытывает жалость к бывшей и в то же время сдерживается, чтобы её не ударить. У него звонит мобильник:
– Да? – там тренер предлагает встретиться, – да, Ром. Я как раз с Ингой обсуждаю всё. Подходи. Рядом с метро.
– Ты рехнулся?! Зачем этого качка тупого позвал? – её слова растянуты, окончание одного сливается с началом другого. Минуту назад Инга призналась, что приняла Фенозепам перед встречей, «чтобы хоть немного успокоиться». Такая новость удивила писателя. Раньше его девушка принимала что-нибудь вроде Нурофена и посмеивалась над однокурсницами, сидящими на более серьёзных препаратах. Такой взгляд на вещи казался Андрею адекватным и близким ему.
Сейчас у дороги стоит совсем другой человек, отчуждённый взгляд таращится по сторонам, бездумная рука то и дело суёт сигарету в рот. Девушка выглядит потерянной, и ещё… побитой.
– Это что, синяк? – писатель по привычке подносит руку к её лицу.
Инга мотает головой, щерит зубы, силясь что-то сказать. Видимо, Фенозепам набирает силу.
– Твоя мать в курсе, что ты на новый препарат перешла?
Снова мотание головой, взгляд куда-то в гортань собеседника, губы липнут к сигаретному фильтру.
– Андрюх, здарова! Инга, привет! – тренер хлопает старого друга по плечу, сжимает ладонь крепкой хваткой. Выглядит бодрым. Совсем не похоже на мрачного нелюдимого Рому последних дней. Илья стоит позади с распухшим ухом, кивает. Тоже не похож на себя, поглядывает на Ингу.
– Ром, ну давай расскажи, – начинает писатель, – я, может, правда что-то не понимаю. У Инги вон синяк на скуле. Предложила встретиться, а сама вообще не в форме. Что случилось-то?
Рома улыбается двумя рядами зубов. Как будто хищник ощеривает клыки:
– У неё бы и узнал! – он ещё открывает рот, но выходит только морозный пар. Вскидывает брови. Видно, что активно думает.
– Странные вы все какие-то, – Андрей вытаскивает сигарету, машинально суёт в рот. Ищет зажигалку и вспоминает, что не курит при тренере, хочет убрать.
– Кури-кури! – смеётся тренер так, будто готов вогнать этот табачный стручок глубоко в писательскую глотку.
– Ребят… – тянет курьер как-то излишне осторожно, – Инге плохо!
Все трое оборачиваются. Девушка согнулась, её тошнит.
– Её от меня тошнит, – шутит писатель и кладёт руку ей на плечо. Вдруг Инга выгибается и делает два стремительных шага вперёд. На ходу оборачивается, обнажая всю свою богатую ироничную мимику. Алые губы распахиваются:
– Иди на… – не успевает договорить. Её сбивает серая Газель. Задевает боковым зеркалом по голове. Волосы взметаются вверх, шея по-лебяжьи сгибается. Тело проворачивается винтом и шлёпается.
Вой шин по сырому асфальту. Оцепенение троих. Стоят и тупо смотрят на распроставшуюся четвёртую. У писателя звонит мобильник. Он сбрасывает вызов от мамы.
– Народ, чё тупим?! Скорую вызывайте! Дышит! – водитель Газели согнулся над пострадавшей и смотрит на троих парней исподлобья. Андрей сбрасывает ещё один вызов от мамы и набирает 112.
Четверо разделили жизнь на «до» и «после». Или жизнь разделила четверых.
– Сынок, я только хотела сказать, что лежу в больнице. Всё в порядке, не беспокойся!
– Что?! – Андрей в больничном коридоре. – Я тоже! Ингу машина сбила, всё обошлось. Сейчас в травматологии! А что у тебя случилось?!
– Инфаркт случился. Но не сильный. Скоро буду бегать. А как Инга?
– Нормально. Мама… я приеду сейчас.
– Да куда ты поедешь! Побудь со своей любимой. Я в кардиологии, другой конец города. Пока доедешь – приём посетителей закончится.
Андрей, кивая маме в трубке, возвращается в палату. Там спят две пациентки под обезболивающими. Первая: тётушка с задранной к потолку ногой в гипсе. Вторая: Инга с перебинтованной головой. Рядом с ней на тумбочке загорается мобильник.
– Я поужинала уже: пюре давали, котлетку, хлеба два куска… – перечисляет мама. Парень подходит к тумбочке, там сыплются сообщения в чат ВК от Вампилова: «Простите, милейшая моя!» «Погорячился старый гусар!» «Умоляю, не молчите!» «Болит ли рана?» «Моя ужасно ноет, там в груди!» «С Верочкой я всё уладил!»
«Ему же 51, – почему-то вспыхивает у Андрея в башке, – тебе 51! Куда-а-а?!»
Он берёт телефон и пробует разблокировать, проведя пальцем: Z. Получается. Не поменяла. Заходит в чат и просматривает переписку за последний месяц. Ноги сами выносят из палаты, в ухе по-прежнему воркует мама.
– Как думаешь, выживет она?
– Да её даже толком не задело.
Курьер с тренером сидят на лавке в больничном дворе. Пьют колу. Курьер уточняет:
– Думаешь?
Тренер кивает. После происшествия он снова замкнулся, почти перестал говорить.
– Да, мам. Ты умница. Завтра тебя навещу после работы. Целую! – писатель подсаживается к друзьям, – извини, Ром...
– Что?! – тренер вытягивает шею вперёд, между ними сидит Илья. – За что? Она в коме?
Андрей смотрит на него, молчит, двигает скулами. Потом достаёт другой мобильник:
– Хуже...
– Умерла?! – это выкрикивают двое, нелепо, по-детски, переглядываются, смутившись.
– Э-э-э... нет, простите, ребят. В плане здоровья с ней всё в порядке. Она даже позвонила своей матери. Та обещала приехать послезавтра или...
– Хрен с ней! – перебивает тренер, – говори, что хотел.
– Вот! – писатель проводит Z и протягивает мобильник друзьям. – Читайте...
Двое склоняются над экраном. Их лица высвечены в темноте больничных сумерек. Глаза бегают туда-сюда, ударяясь о кромки экрана. Андрей начинает нервничать:
– Чёрт... наверно, зря я. Дайте. Вам ни к чему в этом дерьме копаться.
– Вампилов... он кто? Однокурсник? – Илья закрывает глаза, говорит, как в трансе.
– Да он же почти дед. На фотке видно. Это препод. Ему 51.
– Овца... – цедит тренер и тут же начинает вбивать текст в мобильник Инги.
– Погоди! Зачем ты?! – писатель хочет выхватить, но его руку останавливает курьер с закрытыми глазами:
– О, прикольно получилось! Угадал твоё движение вслепую...
– Так... он что-то отвечает! Ты знаешь, где он живёт, Андрюх?
Писатель, помолчав, достаёт сигарету. Он чувствует, что проще было бы закрыть глаза на подлую измену. Отпустить эту «змею». Пусть ползёт, куда хочется. И всё же где-то внутри разгорается уголёк. Учи анатомию, курьер. Сердце вовсе не хрустальное. Оно из огня.
Четверо сбросили шкуру. На деле оказалось, что их трое.
Андрей не знает, где живёт Вампилов, поэтому договариваются на встречу в ресторане через час. Вызовы сбрасывают. До старой писательской Шкоды друзья проезжают на автобусе четыре остановки. И выдвигаются в центр города.
– Верочка, у меня встреча со студентом. Будем разбирать его текст про... отношения отцов и детей. В общем, как всегда банальщина... вернусь поздно, – седой преподаватель говорит это, стоя в прихожей.
– Опять к своей потаскухе намылился! – доносится из комнаты, – Юра, Господи, если б не...
Юрий Петрович поспешно захлопывает дверь, чтобы не слышать опротивевший голос жены. Если б не... его ангельские терпение – вот на чём всё зиждется! Он закуривает на лестничной площадке пятого этажа и спускается пешком, любуясь цветками бегающих машин за окнами.
Ему 51. Что он хочет от этой жизни? Всё, что мог он уже написал и опубликовал. Великим ему не стать – это ясно. Слишком поздно, душа уже стянулась морщинистой кожей, измельчала. Да, есть писатели, которые возвеличились и позже, но это единицы. Не стоит тешить себя глупыми надеждами. Нужно цепляться за новую жизнь. Становиться учителем великого. Овладевать великим! Жилистые пальцы набирают: «Выезжаю, великая моя! С трепетом жду нашей встречи!»
Андрей читает этот престарелый вскрик нежности, сидя за рулём. Рука вздрагивает, роняет мобильник.
– Чё там? – тренер сидит спереди на пассажирском, тянется поднять.
– Не поднимай, Ром. Едет он.
За окнами маленькой машины снуёт ночной город. Никому нет дела до старой Шкоды и тем более до тех, кто в ней.
– Как дела, Андрюх? Что-то видимся только в зале. Как работа?
– Работается, – отмахивается писатель, – сейчас ещё пока сезон, так что всякой дребедени до потолка. Даже по вечерам, когда уже дома, клиенты часто звонят. Последний месяц почти не пишу тексты. Времени нет.
Тренер кивает:
– Хорошо, когда работы много. Значит, ты нужен кому-то.
– Ого... Ты прям, как моя мама говоришь. Ну, наверное, вы оба правы, раз думаете одинаково, не сговариваясь.
– Ну... ты же знаешь, я пока тренером не устроился – целый год дома проторчал. И мама тогда совсем разболелась. Всё к концу шло. Так что я сравниваю со своим прошлым, а ты со своим.
Минуту молчат. Следят за мельканием жизни в лобовом стекле. Сзади доносится храп курьера. Смеются вполголоса.
– Тебе нужно книжки писать, Ром. С такими-то философскими взглядами. Без шуток!
– Это всё от частого общения с умными людьми, – тренер улыбается впервые за целую вечность. – А как там твоя мама?
– В больницу сегодня легла. Говорит, что ничего страшного. Небольшой инфаркт.
– Ты навестил уже?
– Полчаса назад узнал. Договорились, что завтра заеду.
– Обязательно заедь! Ты ей нужен.
– Надо ещё к другой мадам заехать успеть. Мобильник вернуть.
– Препод вернёт...
– Ребят, мы где сейчас? – просыпается Илья, – долго ещё?
– В смысле долго? – оборачивается тренер, – мы уже домой едем. Ты что, опять всё проспал?!
– Блин... а почему опять?
– Сам мне ещё летом говорил, что будто полжизни проспал, а проснулся курьером.
– Вот вы философы, ребят! Почему только я один за всех пишу?!
– Впитывай-впитывай, – снова улыбается тренер и показывает на навигатор, – смотри, километр всего остался.
Трое останавливаются на светофоре. Самый центр города. По пешеходному переходу движутся высокие девушки в пятничных вечерних платьях. Рядом ждут зелёного света дорогие машины. И по соседству встал золотой Субару. Внутри курит седой мужчина. Его замечает курьер:
– Ребят, на девять часов!
– Чего? Ты же курьер, а не моряк, – шутит Рома, – налево, что ли?
– Ага, в Субару не наш клиент, случайно. По аватарке узнал.
– Чёрт! Это он! – Андрей даже открывает окно, – вот это курьерская память!
– Закрой быстро! Всё дело испортишь, – шипит тренер.
– Согласен... но он, вроде, весь в своих мыслях. Предвкушает. Может, просто обломаем его? Напишем через час, что планы поменялись.
– И что? – Рома весь выпрямляется. – Ты считаешь, что этого будет достаточно? Он и дальше продолжит окучивать студенток. Наверняка твоя овца далеко не первая в стаде. И ты не первый, кому этот старикан наставил рога. Не хочешь реального возмездия?
– Реального? Например, трахнуть его самого втроём?
Курьер хмыкает позади. Загорается зелёный, пропуская автомобили. Субару уходит вперёд.
– Вам бы только ржать! Психология неудачников – отшучиваться и глотать...
– Ну ладно-ладно! – перебивает Андрей. – А что ты-то предлагаешь? Как можно проучить его по справедливости и не сесть в тюрьму?
– Я кое-что придумал. Только тебе надо будет отвлечь препода.
– Классно. А ты ему тачку раздолбаешь?
– Всё увидишь. Доверься!
– И сколько мне его отвлекать?
– Полчаса.
– Чего-о?!
– Ну хоть 15 минут. Ты же писатель. И он тоже. Поговорите на своём языке.
– Да уж... так, сюда вроде. – Шкода останавливается на первом свободном месте. Платная парковка. Из радио ревёт Nirvana на низкой громкости. Через две машины виднеется золотой Субару. Писатель выуживает телефон из кармана, заходит в приложение, рассматривает меню. Он будто тянет время перед финальным прыжком. Двое других не торопят, наблюдают.
Наконец Андрей молча выходит из машины. Захлопывает дверь. Через секунду возвращается:
– Её мобильник забыл, – подбирает с пола.
Шумливая улица озарена электричеством. У входа в нужный ресторан дымит группа курильщиков. Андрею тоже хочется курить, но он решает отложить это на потом. Движется в свете фонарей к входу. Позади дважды хлопают машинные двери. Не оборачиваясь, писатель берётся за кованую ручку двери. Ладонь обжигает холодный металл.
– Здравствуй, Андрей, – густой бас Юрия Петровича перекрывает шум улицы. Парень убирает руку с дверной ручки, суёт в карман. Преподавателя видно вдалеке, его руки тоже в карманах. Он стоит в драповом пальто, огибаемый пешеходами, посреди широкого тротуара. Статная фигура, аккуратно подстриженная борода. Если не знать о некоторых фактах его жизни, то можно решить, что это порядочный человек. Он приближается, достаёт чёрный портсигар и предлагает:
– Покурим?
Андрей кивает, берёт сигарету, пахнущую мёдом. Кривит рот:
– Вижу, вы не сильно удивились тому, что я здесь.
– Заметил твою машину на светофоре, – преподаватель зажигает спичку, прикуривает, прикрывает огонёк ладонью. Андрей прикуривает от той же спички, затягивается:
– Знаете мою машину?
– Знаю… твоя подруга мне много о тебе поведала.
– Теперь она, похоже, ваша…
– Ну-ну… давай без выспренних заявлений. Пройдёмся, чтобы не смущать твоих друзей?
Парень смотрит по сторонам:
– С чего вы взяли…
– Всё нормально! – Вампилов оборачивается, пройдя пару шагов. – Идём. Уверен, они не станут спускать мне шины или царапать краску. Ведь это твои друзья, а значит люди достойные.
– Ого! Я, наверное, не совсем понимаю значение слова «выспренный».
– Плохо! Ты, видимо, пытаешься пошутить, мальчик. И видимо ты обо мне знаешь значительно меньше, чем я о тебе. Не видишь всей картины!
– Я понял. Можно говорить пафосно, но не выспренно…
– Глупо-глупо, Андрей. Будь серьёзным! Будь выше своих приземлённых дружков!
– Не нужно, Юрий Петрович. Я сюда приехал не друзей обсуждать…
– Ты приехал показать свою осведомлённость. Что ж, поздравляю. Как видишь, я тоже времени зря не терял.
Минуту шагают молча, пускают медово-дымные кольца.
– Скажу больше! Я и с твоими писательскими навыками тоже знаком. Всё благодаря Инге. У неё, в отличии от тебя, писательского будущего нет. Бедная девочка…
– Что?! Так вы ей врали просто, чтобы затащить в постель?! – парень отбрасывает бычок. – Знаете, я тоже кое-что из вашего прочёл. В вас остались ещё хоть какие-то принципы, которыми живут герои ваших историй?
– Ты про веру в правду и любовь? Безусловно, я по-прежнему встречаю высокие морали в своей жизни. В таких ребятах, как ты. Должны же вы с кем-то бороться. В каком-то смысле моя помощь обществу сейчас больше, чем, если б я стал великим писателем. Я закаляю таких, как ты. Чтобы стать великим – нужно что-то преодолеть. А какие проблемы у тебя? Назови самую страшную!
– Я не должен…
– Разумеется! Не должен! – Вампилов вскидывает руки, выкатывает глаза. – Вот главная проблема молодого поколения! Выше всего вы ставите своё право на свободу. Особенно от родителей. Мне, слава Богу, повезло. Я вырос в детдоме и родителей никогда не видел.
– Я не то хотел сказать. Просто я…
– Просто говори уважительней! Ещё раз напомню: ты не видишь всей картины!
– У вас что-то припрятано в вашем великолепном пальто? Я, кстати, тоже кое-что принёс, – Андрей вытаскивает мобильник Инги.
Преподаватель не обращает внимания на телефон. Смотрит парню в глаза, сбавляя шаг, улыбается. Сухие губы мусолят фильтр сигареты:
– Пальто… я кое-что припрятал для тебя в этом мире! Впрочем, да, – он вытаскивает из пальто тот самый пистолет, что видела Инга в бардачке Субару, – ты ведь слышал, что поистине великими люди становятся только после смерти? А у почившего молодым шансов ещё больше!
Дуло направлено Андрею в лицо. Несколько раз моргнув, он втягивает носом воздух и опускает взгляд в асфальт: «Не смотри в глаза бешеному псу». Мимо шаркают ноги прохожих. Никто не останавливается. Должно быть, думают, что это розыгрыш. Слишком уж эпично выглядит Вампилов в развевающемся пальто и с пушкой. Перед выстрелом парню хочется сказать что-то проникновенное. Но ничего умного в голову не приходит, и он решает повторить о том, как же всё это пафосно выглядит. Поднимает глаза и видит, что рядом останавливается золотой Субару. В голове Андрея вместо предсмертных картинок из памяти проносится мысль, что вся жизнь Вампилова пропитана той самой «выспренностью», от которой он сам предостерегает.
Преподаватель усмехается:
– Это что такое? А ну, сорванцы! Вылезайте, – он тычет стволом сквозь стекло в Рому, сидящего за рулём. На пассажирском – Илья. Оба смотрят в дуло, когда открывается задняя дверь автомобиля, из-за неё появляется седой мужчина в очках с большими диоптриями. Вампилов оборачивается на звук, и тогда тренерское безучастное лицо покрывается гримасой ярости. Передняя дверь резко распахивается, выбивая пистолет.
Оружие выскакивает, блестит в электрическом свете. Андрей роняет телефон и прыгает, хватает на лету ещё тёплый от рук металл. Тяжело ухает плечом о твёрдую поверхность, несколько секунд пытается правильно схватить рукоять. Прицеливается. И видит, что направил пистолет на друга. Вампилов лежит, уткнувшись лицом в асфальт.
– Давай поднимайся, Андрюх! Надо это брюхо в машину бросить. А то скоро очухается, – тренер отряхивает руки.
– Куда? – непонимающе спрашивает писатель, сидя задницей в пыли.
– Вставай! – с пассажирского места выходит курьер. Они вместе затаскивают Вампилова на заднее сиденье. Кто-то из прохожих окликает:
– Что, физрук накачался?
– В нулину! – отзывается Рома и захлопывает Субару. Блокирует. Ключи бросает в водосток. Снимает перчатки. Поднимает оторопевшего писателя, – всё, погнали! Ствол спрячь.
Четверо садятся в старую Шкоду. Начинается дождь, как предвестник финала в плохом фильме. Дорога дёргается в крапинах капель. Хищные цветки фар блекнут в непогоде.
– Что это было, ребят?! – Андрей едет вперёд, неизвестно куда, с округлившимися глазами.
– Спокойнее, братан! – тренер кладёт руку ему на плечо. – Всё позади. Это был угон. А это IT-гений и по совместительству мой клиент. Имя его никому знать не обязательно.
– Да, ребят… я что-то на эмоциях сел к вам. Тормозни где-нибудь. Я не при делах… – седой айтишник уже нахлобучил капюшон на глаза, обнял свою сумку, не разберёшь лица.
Андрей всё так же непонимающе слушается, останавливает. Айтишник покидает машину неведомо где. Писатель смотрит, как тёмную фигуру уволакивает дождливая улица и, вдруг, понимает:
– Я её мобильник там посеял! – эта мысль полностью отрезвляет его сознание. – По нему же менты могут вычислить! Вернёмся?
– Ты, конечно, умный, Андрюх… но как-то не в ту сторону. Владелец при машине! Точнее, маринуется в ней. У нас только его травматический пистолет, который мы выкинем в реку. Кого вычислять-то? Преступления нет.
Писатель смотрит в зеркало: курьер угрюмо кивает.
Четверо остались в непроглядной темноте. Будущее настанет только утром.
Раз.
Гнетущая больничная палата. Голова раскалывается. Кто-то украл телефон. Последние два дня – это чья-то чужая жизнь. Запоздавшее осознание безвозвратности вдавливает в подушку. Звонить маме с больничного телефона, ждать её. И курить поминутно. Никого нет, кроме «ждать». Также, как когда-то ждала сама мать.
Два.
Прощался ночью с друзьями со словом: «Увидимся!» Говорил это с чётким пониманием обратного. Сжимая левой рукой её мобильник в кармане серой куртки. Не мог уснуть. Думал, как утром озарится её лицо, завидев неожиданного спасителя.
Встаёт с горячностью. Едет в электричке, боясь, что в конце ему перережет ноги. Знает, что едет к той, которая точно перережет. И всё же едет. Потому что иначе не может. Потому что, как отец.
Три.
Отстраняться от близких день за днём. Потеряв любовь и понимание, хотел отрезать и дружбу. Долго телепалась эта последняя ниточка. Иступившееся лезвие никак не справлялось. Вихлялась надежда. Жила вера в то, что здесь нужнее.
И всё же пробил стену. Победа на соревнованиях. Приглашение на работу туда, где яснее. Где нет запачканного неба и смрадных улиц. Где не нужно быть хмурым, чтобы быть своим. Уехать туда и написать на прощание последнему другу: «Теперь ты один. Останься так на время. Не ищи вторую. Откажись. И пиши. Не мне».
И удалить из сети ниточку, которая никак не резалась. Без надежды найти через четверть века одутловатое тело без прошлого. Ты сильнее. Прощай. И ты прости, мать, больше не навещу.
Четыре.
Всегда был уверен, что делает не то, что должен. И всё-таки делал. Упорно. Чтобы жить. Потому что в борьбе видел смысл. И ещё хотел дарить опору тем, кто рядом. Кому вечно должен. Не потому, что просят, а потому что должен. Так всегда жила мать.
К матери с цветами в больницу. Боясь худшего, обрёл её снова. Излечившуюся слезами. Вернул домой и сам вернулся. Жить с ней. Как жил раньше. Ещё до той, что режет душу и горло в конце пути. Стал снова жить с мамой.
Через неделю возвращается на съёмную квартиру, чтобы отдать хозяевам ключи. Видит, что у подъезда лежат еловые ветки, а лавка пуста. Садится на неё, вспомнив деда и закуривает. «Надо же, – замечает вышедшая из подъезда до боли желанная девушка. – Вы, прям, как мой дедушка сидите. Вы знали его? Дед Егор. Можно я с вами немного посижу?». Отвечает: «Знал. Спасибо за имя». И уходит.
Потому что понимает, что нужно идти. И писать. Не потому что должен. А потому что не может иначе. Чувствует, что пора жить. Так случится с каждым. Нужно только побыть одному.
Четверо просыпаются. Каждый – один.
|
|
|