ПРОЗА Выпуск 89


Михаил ОКУНЬ
/ Аален /

Деревня Малы



ДЕРЕВНЯ МАЛЫ


Деревня Малы (ударение на последнем слоге) в Псковской области – удивительное место. В интернете о ней можно найти довольно много. Но я буду писать без поправок на эти сведения, а так, как мне это запомнилось с 80-х годов, когда я там побывал.

В тот год я жил в гостинице города Печоры Псковской области. Вся жизнь этого городка так или иначе крутится вокруг знаменитого Печорского монастыря.

В Печоры я приехал уже не впервые. Сначала, во второй половине семидесятых, по наводке каких-то знакомых там на лето сняла комнату мама – не в самом городе, а в деревне Малая Пачковка неподалеку от монастыря. Ходу от нее до центра Печор было примерно полчаса.

К ней, когда начался отпуск, поехал и я. Потом поездки продолжались лет десять, хотя и не ежегодно, до конца восьмидесятых. Из Ленинграда ходил прямой автобус.

А в год, который я вспоминаю, в той же гостинице проживала часть съемочной группы Свердловской киностудии, которая снимала некий исторический фильм в деревне Малы. Так я узнал о ее существовании.

В Печорах жила техническая часть киногруппы. А «творческая» – актеры, режиссеры и пр. – жили во Пскове. Я сдружился с руководителем конной группы – прапорщиком, мелким кривоногим конником с усиками. Служили эти ребята в специальном конном полку из Москвы, который держали специально для киносъемок. Сейчас он, вроде, распущен.

Юмор прапорщика был весьма своеобразен. Однажды, когда мы выпивали в моем номере, а под открытым окном по площади проходила для возложения венка свадьба во главе с брачующимися, он высунулся, оглядел группу гостей и громким голосом определил: «А невеста у вас старая!» Люди оторопели...

Или как-то раз он уговаривал меня поехать с ним на лошадях из Печор до места съемок, до деревни Малы. Это примерно двадцать километров. Я, никогда не сидевший на лошади, благоразумно отвертелся. Позже он сознался мне, что хотел посмотреть, как я потом суток двое-трое буду ползать по гостинице враскоряку.

Наконец, и я увидел деревню Малы, доехав на автобусе. От остановки надо было идти по равнине. Свежая короткая травка стояла в лужах, блестевших на солнце. А впереди виднелся только крест. Он потихоньку вырастал, и вот уже появилась часть купола церкви, а еще позже и вся она вместе с деревней. Всё это располагалось в лощине, даже как бы в огромном котловане. Церковь посередине, вокруг небольшое сельское кладбище. На памятниках встречались финские фамилии на латинице. Меня удивило, что такая большая, с несколькими куполами церковь была построена в сравнительно небольшой деревне. Позже я узнал, что когда-то здесь был монастырь.

Из других достопримечательностей неподалеку была башня из грубого камня в несколько этажей. Руина относилась к развалинам монастыря.

Жители деревни Малы показались мне одетыми весьма странно. Мужики – в широких портах, длинных рубахах, подпоясанных вервием, у некоторых топор за поясом. Под стать им и бабы – сарафаны, платки. Как оказалось, все жители деревни охотно снимались в массовке этого самого фильма, трёшка в день. Конная же группа моего прапорщика месила жидкую грязь на подходах к местному озеру, берега которого были заболочены и поросли камышом.

Прапор представил меня режиссеру: «Писатель из Ленинграда. Изучает быт...» И внезапно предложил мою кандидатуру для участия в каком-нибудь эпизоде в качестве белого офицера. Соврав при этом, что в седле я держусь. Режиссер оглядел меня и отделался туманно: «Внешним видом подходит, но видно, что не актер».

Позже я случайно посмотрел этот фильм по телевизору, забыл название. Был он, как помнится, о двух сериях. Вероятно, признали его неудачным и широким экраном не запустили.

Честно говоря, более идиотского сюжета я не встречал даже в голливудских фильмах. Деревню захватывает некая банда – то ли белых, то ли зелёных с вкраплением приблудных белогвардейцев. Им противодействует, скрываясь там-сям, один партизан, местным уроженцем не являющийся и взявшийся невесть откуда. Он агитирует за советскую власть, пытаясь поднять против банды местное население, – в общем, вредит всячески.

В конце концов его излавливают и решают жестоко наказать, считая при этом типовые виды казни – расстрел или повешение – слишком в данном случае гуманными. Его приводят в какой-то сарай на лесопилке и привязывают к верстаку с циркулярной пилой и движущейся станиной. Включают пилу, чтобы распилить его заживо пополам снизу доверху. Пила вращается и движется к партизану.

В этот момент в сарай влетает... шаровая молния. Полетав по сараю, она взрывается и убивает на хрен всю эту бело-зеленую сволочь. А хороший человек остается цел и невредим, так как в пиле что-то коротит и заедает, и она останавливается в нескольких сантиметрах от его мошонки. Конец фильма. Сценаристу – привет!

Прошло 35 лет. Деревня Малы, находящаяся по направлению в глубину России, отошла после великого распада к ней. В отличие, скажем, от деревни Мачурино, которая под названием Matsuri отошла к Эстонии. Туда мы ездили за земляникой, крупнее которой не видал нигде, малиной, черникой, подосиновиками, осенью – за клюквой. Теперь мачуринской земляники не соберешь и не попробуешь без риска оказаться в российском или эстонском застенке – за переход государственной границы лесом.

Да и город Печоры, до 1940 года входивший в состав Эстонии под названием Petseri, как выяснилось после одного недавнего скандальчика, смотрит в ту сторону. Обнаружилось, что многие жители города, в том числе и всё городское начальство поголовно, имеют двойное гражданство и эстонские паспорта.



РОДСТВЕННИКИ


И услышим: далёко, высоко
На земле где-то дождик идет.
А. Блок

– Вот, мамочка, он пришел!

– Да, больше уже никто не ходит. Это я его приучила, всегда с собой на твою могилку брала. Он с детства полюбил со мной ездить. Бутылочку лимонада «Буратино» ему покупала, бутербродики с сыром или колбасой брала, яички вкрутую.

– Сейчас-то не лимонад пьет…

– Но зато яичко вкрутую. Да, постарел он… Тридцать шесть лет прошло, как я его в последний раз наверху видела.

– Тебя, мамочка, как раз в ту осень подхоронили.

– Да. Ему тридцать лет в тот год стукнуло. Мы с Ниной красивые стенные часы ему подарили. А какой в детстве мальчик был – хороший, послушный! Жаль, ты его там не знала, он через пять лет после твоей смерти родился.

– Да, я бы его любила – племянник, Ниночкин сын…

Тем временем человек с помятым лицом, сидевший на ветхой лавочке, сунул в пакет опустошенную маленькую, доел, посолив, яйцо и хлеб, вытер слезящиеся глаза и сфокусировался.

Верхняя часть бетонного креста с вдавленными квадратными камушками возвышалась над бурно разросшимися папоротниками. На металлической никелированной дощечке он прочел:



Травкина Вера Ивановна
13.ХII.1925 – 9.ХII.1946
Травкина Мария Ильинична
25.VII.1900 – 3.IХ.1981

Встал, замотал проволокой калитку оградки, пошел к выходу с кладбища.




Назад
Содержание
Дальше