В ГОСТЯХ У «КРЕЩАТИКА» ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПОРТАЛ РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ / ПОЭЗИЯ | Выпуск 90 |
* * * Учились правде и добру, – И были слепы. Учились быть не ко двору, Жить для потребы. В глуши забитых деревень Тянулись к свету. И принимали новый день За чистую монету. И медленно копили их, Живя мечтою Отдать их за единный миг И стать собою. 1999 * * * Всё наше с нами – как есть – в чемодане. Всё перевешено – до кило. Сталинский лик с трудармейской медали. Было бы свято – подставим чело. Но за какие такие идеи И за какой же великий подлог Не пощадил нас бог, иудеев, Бог ортодоксов не уберёг? 2003 * * * Сквозь ночь – ты услышишь: Любимая, спи! Ты есть, я – оправдан. Я сорван с цепи – Такая в душе заварушка. И рад искушению вычислить пи По раковине твоего ушка! Любимая, спи. На тетрадном листке Твой профиль рисую. Я б умер в тоске, Но там, в галерее бездонной, И звёздам так тесно у неба в лотке, Что хочется верить Ньютону. А значит звезда упадёт на карниз. И, может быть, всё же он здесь – парадиз, На этой планете любезной, Где, вдруг, ощущаешь, что падаешь вниз, А сам – воспаряешь над бездной. О чем я, к чёму? Просто ты далека, И так продолжительны были века У времени на циферблате, И то, что случается наверняка, Так часто подобно расплате. Любимая спи. Разделённые сном, Как тысячью милей, – сейчас и потом Мы рядом. И, будто от солнца, Закрывшись ладонью, как птица крылом, В неё перешёптывай сон свой. 2010 * * * Две родственные души – бомж и я. Латерны муть. Перрон – что богадельня. Ноябрь. Дождь. И благодать сия На нас двоих. И каждому раздельно. Он сразу своего во мне признал. (Не бомжа, нет – но в этом и наука!) И «марльборо» предложенную взял, В рюкзак нырнул:»Давай-ка, брат, по шлюку!» Я с фонами, бывало, пил и выше – Из мне судьбой отпущенных мессий. Когда вам предлагает выпить нищий, Не откажите, боже упаси! Здесь вам не нужно быть за панибрата, Или стоять, как воин на посту. Мы пили с ним – две жертвы майората: У каждого – лишь бремя на счету. Он захмелел. И слёзы – как свинец. Но по акценту понял:»Bist du Russe?» А я смеюсь – я признан наконец, И в этом повторяю Иисуса. Он поезд ждал. Вагон – его притон. В нём свет, тепло и даже пахнет бытом. В нём спрячется под нишу, как питон, Ненужный, искалеченный, забытый. Он жадно пил – в два-три глотка до дна И спрашивал, как господа матрона: «Слыхал я, что Россия холодна. А что, скажи, там холодно в вагонах?» Вдруг поезд вполз – в свету – как труп разъятый, Всей внутренностью розовой дразня. Он влез в вагон. И не было объятий. Лишь шаг ступнул – и позабыл меня. 2004 * * * Худа крыша, да поката, Кривы пальцы труб. Билетёрша тётя Катя Открывает клуб. С виду трезв киномеханик – Он принял чуток. Ну, а больше пить не станет – Дал зарок. Бодро ленту заправляет, Чтобы гнать начать: Умный Фурманов Чапая Будет поучать. Будем мы страдать да ахать, Обо всём забыв. Вот уже в крови рубаха – Выживай, комдив! Дотяни до мелководья, Только знай о том: Если выплывешь сегодня, То хлебнёшь потом. ...Нет, герои не судимы, – Помни, сын и внук. Где ты, Фурманов, родимый, Славный политрук? А покуда на экране Убивают плоть, Всё презрев, киномеханик В аппаратной пьёт. Он ругается не грубо, Называет жизнь дерьмом И, хлебнув портвейна, губы Вытирает рукавом. 2006 * * * Сосед мой, Корней Иоганныч, С утра на прогулку выходит. Он делает это же на ночь, В чём смысл, вероятно, находит. Потом он берёт отключает Приборы, в которых нет смысла. И долго сидит да сличает События, годы и числа. А станет дышать несподручно – Вдруг сердце забьётся акутно – С женой говорит он беззвучно. И та его слышит как будто. Она ведь далёко-далёко, А кажется рядом – как прежде. Коль в этом бы не было прока, То не было б в жизни надежды. Потом облачает пижаму, – Прозрачный, как в осень осинник. И думает: лягу, пожалуй. И ставит на восемь будильник. 2012 ТЁТУШКА ФРИДА Тётушка моя, тётя Фрида, родилась на Украине. Оттуда её, восьмилетнюю, отправили туда, где Макар коров не пас. Ну, не одну, конечно – много их было в эшелоне. Правда, доехало мало. Но ей повезло – выжила. И дальше не жила – выживала. Голод познала и холод. Учиться не пришлось – рабочие руки были в цене, а жизнь мерилась трудоднями. Но ничего, всё пересилила! А пора пришла, замуж вышла, детей родила – дай бог таких каждому! И дожила до старости. Уйму болезней нажила. Да ведь жива! А сегодня тётушка моя, тётя Фрида, страшно подумать – живёт в Берлине! Пенсийку назначили, квартирку дали. Благодать! Звоню ей: Как поживаешь, тётушка? – Да ничего. Вот приболела только. – Ну, а врачи, что говорят врачи? – Врачи ничего, врачи хороши. Лечат больше, но меньше души. Вот таблеток прописали, а как принимать – не сказали. Валере звонила (Это мой брат – он врач), как, говорю, пить? Жирного, говорит, не ешь. Так ведь и так не ем, говорю. Вот и не ешь, говорит. Алкоголя не пей. Бог с тобой, говорю, сроду ж не пью – ты ведь знаешь. Знаю, говорит, вот и не пей. Теперь принимаю – как он сказал. А там у неё ещё дочка осталась. Переживает она о ней. Муж её не хочет сюда. Там у него, говорит мне тётушка, работа и водка. И, помолчав, добавляет вздыхая: И Родина. И Родина тоже. Вот и помогает она им как может. Пенсийка у неё маленькая, а сердце большое. А сегодня звоню ей: Тётушка, как дела? – Да ничего, правда опять слегла. – Ну а врачи, говорю, что врачи? – Врачи – ничего не скажу – хороши. Но мне бы нашего. Мне б для души. Да где ж его взять-то, тётушка, для души? 2006 |
|
|
|