Керн

КЕРН

Трава ползет из трещинок в асфальте,
С подъятой саблей замер хан Гирей.
А я гортань мою дымком шлифую
И вдаль взираю битвы посреди.

Быть может, тяготят или возносят,
Слащавы может быть или горчат
Трамвайное депо и птичий рынок,
Ряды сараев, голубятня, клен.

И золотая осень Левитана,
И сводки с фронта от Информбюро,
Пусть все вернется, Пиковая Дама
Когда поправит чепчик кружевной.

Когда тебя окликну, Анна, здравствуй! –
Под капюшоном спрячь свое лицо.
Таких смешных и искренних – Сиамство,
Храни своих несчастных близнецов.

ТРОПА

Ответит ливень тьме подъезда
Своим раскатистым «ура».
Начнешь читать с любого места,
Не оторвешься до утра.

Рассказ о хрустале и кварце,
О том, как проступает ртуть. –
Так чисто, что не оторваться,
Страницу не перелистнуть.

Вот-вот блеснут на сопке дальней
Сквозь хвою редкую лучи.
А там лишенец топчет стланник,
Киркой о камушек стучит.

Бежит по склону россыпь звуков,
Игла винил скребет, как мышь.
Поет Фарид Сейфуль-Мулюков,
Как крошит лед река Иртыш.

Обиду детскую не скроешь,
Но с песней станешь веселей.
Отставший от туриста кореш
Не отзывается на «Эй!»

ЛЮБОВНИК

Полыхало в инее окно,
Но не надевал пальто никто,
И не торопился на работу.
Ниоткуда шел, из пустоты
Снег пушистый, голубиный. Ты
Умер поздней осенью в субботу.

Медленно, враскачку, сверху вниз
Плыл заворожено снег, как из-
Под ножовки дедовской опилки.
Растворялся горький порошок,
И блестел оранжевый стежок
На дивана вытертой обивке.

Капал кран, буксир гудел речной,
Доиграв, винил шипел еще,
Голос твой еще звучал в парадной,
Кашлял хмурый дворник-осетин.
Встали стрелки на без десяти,
Чтоб того гляди пойти обратно.

Чтобы успокоиться не смел,
Чтоб я добежать к тебе успел,
На скамью присевшему у школы.
Чтобы слушал пульс и гул секунд,
Пуговку сорочки расстегнув,
И держал в объятьях до укола.

Говорил тебе: Держись, дружок.
Видишь, начинается снежок,
Медленно выходит на прогулку,
И бредет куда глядят глаза –
За забор, где чахнет старый сад,
К речке по пустому переулку.

СТАСУ К.

Сидели в беседке, ходили в кино
И ламповым радио жили.
До сумерек синих глазели в окно
На рыжий сарай на отшибе.

И кажется, знали, как тени двора
Бескрайним становятся морем,
Как делит гроза электричество на
Янтарное и шерстяное.

Пока свет срывался с насиженных мест,
Пока новый мир разрастался,
Пытались уснуть под дождя дружный треск,
Под грохот височного вальса.

Не тронулось море с тех пор, и года
Не вышли – на ветке расселись,
Ни сны о герое, ни сад никуда
Из рамы оконной не делись.

Сарай покосился, родник, как шуршал,
Шуршать продолжает, и только
Кассетную пленку Союз зажевал,
И голос не слышно ребенка.

ПЛОД

Запустение можно, разруху
Разглядеть в октябре на пруду,
Различить голос ангела, к уху
Приложив слуховую трубу.

Но ни детской мечты, ни надежды,
В этом месте уже не найти,
Если лист пролетает все реже
И все медленней птица летит.

Ведь октябрь удивительный праздник,
Словно нету скорбей впереди.
В одиночестве Кински Настасья
На крыльце с папироской сидит.

Дым пойдет, пустоту не допустит,
Снег повалит, деревья качнув.
Ни к чему разговоры о грусти,
И счастливый конец ни к чему.

* * *

А в сентябре садишься на паром.
В начале умираешь, а потом
Боишься в речке мелкой раствориться,
Созвездьем Овна стать или грибницей.

Уходит этот берег, а на том
Окуклился среди деревьев дом.
Внимательней вглядись – он не разрушен.
Шуршит над грудой щебня змей воздушный.

ИЗМОРОЗЬ

А в комнате, в которой мало музыки,
Как монастырь, ушел под воду свет.
Две Лидочки Истомины, две вузовки
С решебником сверяют свой ответ.

Закрашена панель проема суриком,
Фабричных труб клубится дым в окне.
Застыл на берегу школяр с этюдником
Среди стволов и скрюченных корней.

Поблекли тополя, дубы состарились,
Провисла между голых веток нить.
С пейзажем полотно созрело в замысле,
Осталось взять картон и воплотить.

Из тюбика густую краску выдавить,
Подкрасить одноклассницу сурьмой,
Очаровать ее речными видами
И облаком, застывшим над рекой.

НОМЕР 2

Выправи алый, как ягоды горечь,
Бурый, как слово товарищ.
Выкрась край плоскости, Маркус Роткович,
Синим поруганных кладбищ.

Выдай разваренный овощ с полотнищ,
Двор наш монетный, осенний,
Света секрет, пейзажийст-заговорщик, –
Разворошённое сено.

Грунта прослойки и хлеба оплатки,
Соли разбитую пачку,
Пролежни парализованной бабки,
Отчима книгу с заначкой.

Глядя на жёлтый, не думай о горе,
Синий жалей, а не красный.
Перед холстом твоим слово какое
Я подбираю напрасно? –

Боль настоящая в опытах трагика,
Звука открытая рана.
Остров для праздника клетка подрамника,
Миска для капель из крана.

Памяти ради напрасные траты,
Слово любое – описка.
Ярче рябины в квадрате ограды
Рыжая тень обелиска.

АВРЕЛИЙ

То в хвое пруд, то полон лес обиды,
То победил крапиву идиот,
То на плотине горлышко разбитой
Бутылки среди камушков сверкнет.

А час еще и не вечерний даже,
И зряч поэт на заводи речной,
Чтоб начал вспоминать о Двинске младший,
О вывесках – Аптека, Овощной.

Но тьма зеленки с йодной сеткой бродят
Уже в помятой голове врача,
И первый сборник в мягком переплете
Уже свои словечки раскачал.

То прячет осень в чаще анонима,
То мальчик с палкой вышел на откос...
А что пацан – ты сам легко ранимый,
Тебя не сложно довести до слез.

ЛЕГАТ

Вернулся из удачного похода.
Достроил балюстраду у крыльца.
Пройдясь, как царь, по грядкам огорода,
Набрал себе петрушки для венца.

Пора чудить, реветь под сливой зверем,
То колесом, то бобылем ходить,
Годами и трофеями измерив,
Пора о долгой жизни говорить.

Поведает затрепанный учебник
Ученику о самом дорогом,
О самом важном – о пустых качелях
На пустыре, заросшем лопухом.

О ласточкиных семьях под карнизом
И шумном безотцовщине-птенце.
О том, как солнцем лес насквозь пронизан
Для мальчика в петрушкином венце.

В диковину ему цветные платья
Подросших лип и старых кленов свет
Рассеянный – все то, на что ни хватит
Ни времени, ни золота побед.

Содержание

Дальше